что-то, а затем простонал:
— Шляпа! Стаббинс, ты не видел, где мой цилиндр?
— Неужели вы снова забыли его во дворце Уизлобли? — вскричал я.
Глава 35. Мы арестованы
— Может быть, вы вышли из дому с непокрытой головой? — предположил Бед-Окур. — Я сам часто хожу без шляпы.
Все ухватились за его мысль как утопающий хватается за соломинку и стали вспоминать, был ли на голове доктора цилиндр, когда мы отправились в путь ко дворцу Уизлобли.
Увы, был! Полли точно помнила, что доктор вышел из дому в цилиндре.
— Может быть, вы потеряли его по дороге? — с надеждой спросил Мэтьюз Магг.
Его надежда была напрасной — доктор точно помнил, что он снял цилиндр на чердаке, потому что он мешал ему добраться до тайника.
— Господи! — вздохнул доктор. — Ну какой из меня взломщик, если я забываю на месте преступления собственную шляпу! Нет бы забыть носовой платок или что-то такое же пустяковое! Меня угораздило забыть цилиндр, по которому меня в минуту найдет даже начинающий сыщик. Весь Паддлеби знает мой цилиндр. Я бы сам хохотал до упаду, не будь все так серьезно. Ну что же, теперь все зависит от белой мыши и от ее расторопности. Никакие коты по дороге ей не страшны, потому что с ней О’Скалли. Дай Бог, чтобы она успела положить на место запонку до того, как граф Уизлобли забьет тревогу.
В ту же минуту в кабинет вошла Крякки.
— Завтрак уже готов? — удивился доктор Дулиттл. — Что-то ты сегодня решила накормить нас раньше, чем обычно.
— Нет, — ответила утка. Она прошла к доктору и шепнула ему: — В калитку вошли трое мужчин. У них в руках ваш цилиндр.
— Цилиндр! — ахнул доктор.
— Да, господин доктор, цилиндр. Один из этих мужчин одет в полицейскую форму. По-моему, это тот сержант, что живет на соседней улице.
Как только я перевел Мэтьюзу Маггу, что сказала Крякки, он вскочил и бросился к окну, но вдруг остановился и сел на прежнее место
— Нет, господни доктор, — произнес он решительно, — я не допущу, чтобы вы один расхлебывали кашу, которую я заварил. Я скажу, что один во всем виноват. А в тюрьме мне сидеть не впервой, я и там не пропаду.
Он умолк и сгорбился.
Доктор посмотрел на него строго и сказал:
— Я требую, чтобы ты до поры до времени держал язык за зубами. Будешь говорить только если тебя будет спрашивать полиция. Стаббинс, открой дверь этим людям.
Я открыл дверь. На пороге стояли граф Генри Уизлобли, сторож его имения, с которым мы уже встречались в ту ночь, когда тушили пожар, и сержант полиции.
На лице полицейского было написано смущение. По-видимому, ему было неловко перед Джоном Дулиттлом за то, что он врывается в его дом. Он давно знал доктора, и все происходящее было ему неприятно. Он развел руками, будто хотел сказать: «Вы уж простите, господин доктор, но у меня служба такая».
Граф Уизлобли чувствовал себя как дома. Не успел я сказать им: «Войдите», как он отстранил меня, подошел к доктору Дулиттлу, встал перед ним и воскликнул:
— Вот они! Вся шайка в сборе! Я вас запомнил еще тогда, когда вы ворвались в мой дом и что-то кричали про пожар. Не было никакого пожара! Вы хотели разнюхать, что где лежит в доме, чтобы потом ночью ограбить меня. Сержант, арестуйте их!
Что оставалось делать сержанту? Во-первых, граф Уизлобли был очень влиятельный человек, а во- вторых, арестовывать преступников было его долгом. Поэтому сержант повернулся к Джону Дулиттлу и сказал:
— Господин доктор, граф Генри Уизлобли утверждает, что сегодня ночью вы проникли в его дом и похитили драгоценную бриллиантовую запонку. Как доказательство он представил ваш цилиндр, найденный на чердаке. Я вынужден вас просить отправиться вместе с нами в дом графа Уизлобли для установления истины на месте преступления.
Мы повиновались и пошли. Солнце только недавно встало, и мы порадовались, что на улицах еще мало прохожих, иначе уже к обеду весь Паддлеби знал бы, что доктора Дулиттла и всех его друзей арестовали и увели. А вот за что арестовали и куда увели — и стало бы предметом пересудов и самых невероятных домыслов.
А каково было бы моим родителям? Конечно, они ни за что не поверили бы, что доктор Дулиттл — преступник, но все соседи полезли бы к матери с соболезнованиями — ведь ее сын попал в дурную компанию!
По пути мы молчали. Только граф Уизлобли позабыл о своей благородной крови и время от времени восклицал:
— Разбойники! Теперь вам не отвертеться! Я ведь предупреждал, что упеку вас за решетку!
Но никто из нас не отвечал на его неблагородную брань.
Старый слуга открыл нам ворота в имение, и я заметил, что лаз, прорытый О’Скалли ночью, еще не засыпали. Но гадать, успела белая мышь или нет, было уже некогда. Нас провели в дом. Под презрительными взглядами толпы слуг мы поднялись по лестнице на второй этаж в спальню графа.
Генри Уизлобли встал посреди спальни. Он был хорошим актером. Вы бы слышали, с какой горечью и негодованием он рассказывал:
— Как обычно, я проснулся в шесть часов утра. И тут же заметил, что сафьяновая коробочка с запонками лежит не на том месте, где я оставил ее накануне. Еще не веря в несчастье, я открыл ее и увидел, что одной запонки не хватает — вечером их было четыре, а теперь — только три! Неслыханно! Кража в моем доме! Сначала я заподозрил слуг, созвал их и расспросил каждого по отдельности. Мне стыдно, что я заподозрил невиновных, потому что полчаса спустя на чердаке обнаружили цилиндр этого разбойника, который смеет называть себя доктором медицины! Он доктор разбойных дел! Увидев цилиндр, я сразу понял, что кража — дело его рук.
— Погодите, — остановил его Джон Дулиттл. — А сейчас сафьяновая коробочка лежит на том же месте, где вы обнаружили ее сегодня утром?
— На том же, — подтвердил граф. — Но что это меняет? Ведь запонок в ней всего три!
— Если уж вы обвиняете меня в краже, — продолжал доктор, — то не могли бы вы показать мне, как вы открыли коробочку? Может быть, запонка выкатилась из нее и лежит на полу?
— Ваши увертки не помогут, — самонадеянно сказал Генри Уизлобли, но выполнил просьбу. — Сначала я раздвинул шторы, затем подошел к комоду, вот так, взял в руки коробочку и открыл ее…
Граф на мгновение умолк, а потом вдруг взвизгнул:
— Этого не может быть!
Услышав его крик, мы все вздохнули с облегчением — белая мышь справилась с задачей.
Я никогда не забуду выражение лица Генри Уизлобли. Он стоял белый, как стена, и таращил глаза на сафьяновую коробочку. Там, внутри, лежали не три, а все четыре запонки.
Сержант заглянул через плечо графа, и его лицо стало наливаться кровью.
— Так что же у вас украли этой ночью, господин граф? — процедил он сквозь зубы. — Кого и в чем вы обвиняете?
Чем больше краснел полицейский, тем больше бледнел Генри Уизлобли.
Планы графа сорвались. Он охотно отдал бы все четыре запонки, лишь бы засадить за решетку вставшего у него на дороге доктора. Но граф не привык оставаться в дураках. Он повернулся к доктору Дулиттлу и в ярости заорал:
