идет. За стойкой — открытая касса, деньги на прилавке лежат. Такая же картина примерно везде — в ателье, ресторанах, казино, магазинах, салонах, барах. Я, уже отчаявшись кого-либо найти, последний раз захожу внутрь какого-то здания… по-моему, универмага. Здоровое такое здание, просторное, с бутиками, элеваторами, кондиционерами. Тишина. Только реклама неоновая жужжит. Смотрю налево — никого, направо — и, надо же, вижу человека!
— Ну? Дальше?
— Смотрю: уборщик. Полы моет. Ведро стоит, в руках швабра, одет в униформу. Синюю. С белыми полосками на спине. Я еще пригляделся — он медленно так палкой по полу возит, будто никуда не торопится или ему тяжело. Время о времени губку в ведро опускает — и снова на пол. На голове фуражка, тоже синяя.
Игорь замолчал, сглатывая. Потер раскрасневшиеся глаза. Принялся ломать суставы пальцев.
— Успокойся, Игорек. Если не хочешь, можешь не продолжать.
— Нет, — голос его дрогнул, — Ты должен услышать все до конца.
Какая-то парочка остановилась возле перил, недалеко от них. С той стороны парка доносились гудки машин. Игорь покосился в их сторону, перевел дух и продолжил громким шепотом:
— Я окликнул его — никакой реакции. Попробовал еще раз. Все впустую. Видя, что реагировать на мои слова этот тип не собирается, я начал медленно так к нему подходить. Между нами было шагов сто, которые я преодолел так медленно, насколько это вообще возможно. Знаешь, самое странное — то, что я помню все в мельчайших подробностях. Звуки, запахи, цвета. Сильно несло хлоркой. Я подходил к нему все ближе и ближе, обострив зрение до максимума. А он продолжал работать, возя этой идиотской шваброй по полу. Готов поспорить, он отчетливо слышал, как скрипели мои ботинки. Такое не услышит разве что глухой. Когда расстояние между нами было, как от тебя до меня, я остановился и попробовал позвать его еще раз. Он даже работу не прекратил. Я понял, это фарс, он издевается надо мной. Я тронул его за плечо. Говорю, мол, с вами все в порядке? Вы не скажете, почему, но договорить я не успел. Он швыряет палку на пол и поворачивается.
Я даже стук от удара швабры не услышал. Понимаешь, то что я увидел, мне кажется, никто никогда вообще не видел. Я хотел убежать, но он схватил меня за рукав своими когтями… Я стоял и смотрел в это лицо. Это было нечеловеческое лицо. Ничего подобного с человеческим лицом у этого лица не было. Морда какая-то. Бледная, синюшная кожа. Похожая на оплавленный воск. Клыкастая челюсть, вместо носа уродливый обрубок, раскосые зеленые буркала. Волосы отсутствовали. Когда он вцепился в меня, фуражка слетела и обнажила лысый череп. По форме напоминающий яйцо, продолговатый такой, только свернут назад. Я совершенно потерял чувство времени. За тот промежуток могло пройти и несколько часов, и несколько секунд, я не различил бы. Потом, он хищно вздохнул, ухватил меня за грудки и прорычал: это, говорит, твое истинное лицо. После этого я обычно просыпаюсь.
Макс отвернулся, прищурено рассматривая проплывающую баржу. Негромко бросил:
— Каждую ночь?
— Да. Отвращение к еде кажется на фоне этого таким пустяком. Как бы тебе объяснить….
Игорь умолк, подбирая слова. Макс терпеливо достал из кармана пачку сигарет, закурил. Большая перемена подходила к концу. Парочки и след простыл.
— В общем, я путаюсь во времени, не всегда соображаю, где нахожусь, — решился Игорь, — Думаешь, я псих, верно? Думаешь, мне крышу окончательно снесло?
Макс флегматично затянулся:
— Это все, что ты хотел сказать?
— Нет, дружище, у меня еще есть, что тебе поведать. У меня нет уверенности в происходящем здесь и сейчас. Не исключено, что я сплю. Мне, честно говоря, плевать что ты там про меня думаешь, поэтому буду откровенен. Я бы с такой уверенностью не говорил обо всем этом, если бы не одна деталь. Меня и днем преследуют образы из моего кошмара. Вот вхожу я в ванну, включаю свет, смотрю в зеркало и вижу там старого знакомого!
Игорь зашелся истерическим смехом. Макс выкинул окурок и обеспокоено воззрился на друга. Игорь, еще хихикая, продолжал:
— Представляешь? Я сначала открещивался, мол, это я сам довел себя до такого состояния. Раньше со мной иногда такое случалось. В детстве. Я уже устал пугаться каждого шороха. Или вот. Иду по улице, мельком заглядываю в пиццерию. Конечно, за витриной никого нет, ни за стойкой, ни у кассы, ни за столами. Ну да ладно. Я начинаю чувствовать, что мои эмоции выходят из под контроля, и ничего не могу с этим поделать. Два дня назад подавал какую-то бумажку в страховое агентство. Полис надо было поменять. Само собой, эта тетка отказалась менять документ из-за отсутствия у меня какой-то вшивой справки. Меня так понесло. Минут пять я орал на нее, чуть контору их не разнес. Подумали, психопат. Охранник под локоток на крыльцо выволок. Понимаю, что по всем признаком меня пора сливать в дурдом, но я совершенно не сумасшедший. У меня нет мании, шизофрении, истерии.
Игорь выдохнул, теперь он немного успокоился. Стало легче.
— Это все?
— Да. Не знаю, что со мной приключится завтра, поэтому не уверен.
— Ладно.
Становилось жарко. Лето победно наступало своей огненной армадой по всем фронтам. Весне же оставалось беспомощно отбиваться майскими дождями. Макс медленно, как кот, лег на траву.
— Знаешь, в принципе мы с тобой уже прогуляли это занятие. Так что не дергайся. Лошадей гнать не будем. У нас где-то с час в запасе.
Игорь знал, что Макс рационалист до мозга костей. Не верит в мистику, НЛО, привидений. Реального мира ему с удобствами хватало выше крыши.
— Я не могу точно сказать, что с тобой происходит, — разродился он, — У меня имеется несколько догадок относительно твоей, так сказать, проблемы, хм. И чтобы их проверить, нужно действовать методом исключения. Пошли, разомнемся.
— Вот первое, что нам надо выяснить. Ты атеист? — спросил он, когда оба поплелись назад.
— Не знаю. Я не отягощаю этим свой разум.
— Ну, тогда тебе следует сходить туда, куда атеисты обычно не ходят. В церковь для профилактики. Тебе же от этого ничего не сделается, глядишь, и поможет. Второе. Ты обязательно должен посетить врача. Я просто уверен, у тебя что-нибудь найдут.
— Найти, может, найдут. Только мне кажется, это бесполезно.
— Ты даже не пробовал! Послушай. Третий мой тебе совет такой. Расслабься. Выключи мозг, — Макс понизил голос. — В пятницу вечером ты будешь на концерте. Отговорки не принимаются. Билеты куплены. Четыре билета, один мне, другой тебе, и еще два, — Макс подмигнул, — паре симпатичных девчонок. Усек? И не стоит меня благодарить. Ну, бывай.
И Макс быстро зашагал прочь.
Игорь стоял и пытался понять, перевалил солнечный диск половину своего пути или еще нет. Листья на деревьях не шевелились. Птицы смолкли.
Следующие три дня в нем словно что-то созревало. Тело отказывалось подчиняться, проявляя самодеятельность — располагало его сидячим или лежачим, у зеркала или за столом, в автобусе или у прилавка. Все проносилось перед глазами с калейдоскопической быстротой. Огни сменялись темнотой. Утро могло обернуться вечером через пару секунд. Весь день над городом синело чистое небо, потом синеву молниеносно, как шторы окно, заволакивали фиолетовые тучи, готовые обрушиться проливным дождем на асфальт. Аппетит, который пропал, казалось, на долгое время, возобновился, и Игорь с утробным урчанием опустошал холодильник, особо налегая на фрукты. Организм сжигал любую пищу. Что-то автономное, чуждое ворочалось внутри. По вечерам мучили головные боли; преследовало ощущение, словно мозг варился на медленном огне, грозя протечь через уши. Органы чувств в любой момент могли просто выключиться. Например, пропадали цвета. Игорь мог оставаться совершенно глухим к крику и одновременно слышал настырный шепот в женское ушко на том конце улицы: ну пойдем ко мне, чайку попьем, ну пойдем… Сахар он стал путать с солью. Тело подчинялось с каждым днем все труднее. Чтобы осознанно поднять руку, необходимо было сделать усилие. Но стоило ему расслабиться и тело само собой
