стационара, когда это произошло. Погода стояла ясная, кристально чистое небо купалось в солнечных лучах.
Девяносто пятый рассказал, как по молодости лет работал младшим научным сотрудником. Изучал социологию и политологию при кафедре в университете. Затем, опубликовав пару статей, решил взяться за монографию. Устроился в исследовательский центр, где изучали общественные процессы и статистику. Пять лет он собирал факты, постепенно приходя к выводу, что в обществе появился некий новый закон взаимодействия. Закон, которого раньше просто не существовало.
— Я чувствовал, что происходит какой-то скрытый процесс, — говорил Девяносто пятый, — который связан с движениями человеческих масс. Постепенно, шаг за шагом я понимал, что наше общество становится все более упорядоченным. Некоторые случайные события перестали происходить. Митинги, массовые демонстрации, погромы бесследно исчезли. Я стал присматриваться к людям, и замечал в глазах у некоторых из них пустоту. Все более обращал я внимание на различные мелкие детали, незначительные подробности, про которые нормальный человек забудет через пять минут. Особенно много таких странностей я видел в государственных учреждениях. Чиновники и раньше, по правде сказать, не вызывали у меня особой симпатии, но те, с которыми я имел сомнительное удовольствие общаться, потеряли всякий человеческий облик. Они даже взятки брать перестали. У них окончательно атрофировалось чувство юмора. А в новостях передавали, что нагрузка на наш госаппарат растет. И при этом я не видел ни в судах, ни в мэрии, ни в иных органах никаких признаков очередей, суматохи, криков и так далее. Поначалу это вызывало у меня удивление. Затем те же странности я стал замечать за рядовыми гражданами. Обычные мелкие грешки, которые совершает каждый, вроде бесплатного катания на общественном транспорте или мелкого хулиганства стали жестко пресекаться. Не представителями правопорядка, а гражданами. Я сам видел, как одна дамочка тащила старого алкоголика, здорового мужика, за шиворот в участок. Видели бы вы лицо этой…
— Это же нормально, — возразил Хоф. — Каждый сознательный гражданин обязан содействовать укреплению порядка. Я бы на ее месте поступил так же.
Шизофреник скорбно посмотрел на Андрея. Тот, осознав промах, спросил:
— Возможно, с этой женщиной было не все в порядке? Может быть, это была его жена, которой окончательно надоело терпеть в доме дебошира?
— Сомневаюсь, — ухмыльнулся Девяносто пятый. — Потому что я видел, как она его обезвредила. Хрупкая женщина останавливает свирепого мужчину одним движением кисти! Это невозможно.
Они помолчали, слушая трели певчих птиц.
— Такое поведение характерно для государств с тоталитарными режимами, но в нашей стране царит благословенная демократия. Стойте… — Девяносто пятый увидел троицу пациентов, бредущих по парковой дорожке мимо них.
Когда процессия миновала, он прошептал:
— Они следят за мной. Везде. Хотят меня перепрограммировать. Думают, я не понимаю, что все больные здесь липовые…. Ну так вот. Демократия. При терроре народ боялся и боготворил правителя. В нашей стране подобного нет. Однажды я просматривал по визору выступление нашего любимого премьер- министра и пришел к страшному открытию. Премьер — не человек, а его искусно выполненная копия.
— Но, позвольте… — хотел было возразить Хоф, но Девяносто пятый в исступлении замахал руками:
— Молчать! Это был робот. Механоид. Ни один человек не может говорить так складно и четко, так прямо стоять, так ровно держаться. Я с изумлением наблюдал, насколько искусно выполненной оказалась эта копия. Я прекрасно помню нашего премьера еще со студенческой скамьи, когда он еще возглавлял ведомство по экологии. Этот человек был харизматичным, резким, одиозным политиканом. Но то, что я увидел, развеяло всякие сомнения — из него словно вытянули душу. Оставили какое-то жалкое подобие человека.
Девяносто пятый перевел дух.
— Сначала я думал, что это произошло с управленцами. Кто-то из них вел себя совершенно естественно. Кто-то с самого рожденья был серостью, неприметным, неприглядным винтиком в бюрократической машине и ничем нельзя было отличить его от механоида.
Один раз мне пришлось стать свидетелем несчастного случая. На строителя упала стрела крана. Она перебила ему ноги, но парень остался жив. В таких случаях обычно кричат или теряют сознание. Я подбежал к бедняге, чтобы узнать, насколько все серьезно. Стрела ударила точно под колени. Видимо, строитель что-то монтировал и согнулся, иначе арматура размозжила бы ему голову. Так вот, я видел ноги того парня, обломки костей. Бедолага потерял много крови, но держался молодцом и даже не жаловался, только все время просил вызвать карету медицинской помощи, которая уже давно была в пути. В этот момент я обратил внимание на то, что из раны у него торчали какие-то полупрозрачные волокна, а мышцы были неестественно бледными. Самое страшное я обнаружил, разглядывая кость. Андрей, вы знаете, что такое кость млекопитающего?
— Да. — Удивленный, Хоф слушал. Он совсем позабыл, где находится.
— Белое твердое образование, придающее форму всякому живому существу, не так ли?
— Все верно, — согласился Хоф.
— Кость пострадавшего была выполнена из металла. Я клянусь вам, кость была металлической, я видел ее своими глазами. Вместо того, чтобы сломаться, она изогнулась, а коленная чашечка вылетела из углубления, как какой-нибудь… подшипник из паза.
Девяносто пятый закусил губу, отдавшись волне воспоминаний. На глаза ему навернулись слезы.
— Я просто опешил, — продолжал он. — И самое страшное, приехавшие врачи смотрели на рану так, словно это нормально. Сработал внутренний тормоз, что-то подсказывало мне, что криком делу не поможешь, это ухудшит мое положение. В конце концов я решил, что стал невольным участником розыгрыша или съемок фильма. Или у парня были протезы. Я предпочел забыть про это. Но металлические скелеты приходили ко мне по ночам, и клацали зубами, а в глазницах у них горели лампочки.
— Осмелюсь возразить, но достаточно простого знания биологии, чтобы определить, кто перед вами — человек или машина, — сказал Хоф.
Девяносто пятый покивал.
— Да, это железный аргумент. Однако здесь не так все просто, как кажется. Вы знаете, что такое пластик?
— Да, это полимер, который широко используется повсюду в производстве.
— Этот полимер лет тридцать-сорок назад стали применять в медицине, в качестве заменителей органов. Феноменальная пластичность полученного материала давала широкие возможности для его применения в протезировании. Можно было делать искусственные мышцы, сухожилия, сердце, хрящи. Слабые электрические импульсы заставляли материал сокращаться, совсем как живой. Наука пошла дальше. Клонированные органы пересаживали реципиентам, если те были генетически здоровыми. Но вы знаете, что некоторые болезни передаются по наследству, а подходящий орган подыскать чрезвычайно хлопотно из-за отторжения его организмом, и к тому же затратно. Для таких людей стали разрабатывать адекватную замену. Разумеется, ставились опыты на простейших человеческих органах, типа сердца. Сердце, по сути насос, создать было легче всего. Но разделение органов по функциям влечет колоссальное усложнение их внутренней структуры. Задачей физиологов стало внедрение искусственного органа в живой организм таким образом, чтобы он органично в нем разместился и работал.
— О, я слышал про серию операций на сердце. Многие люди на грани инфаркта получили второй шанс! — подсказал Хоф.
— Совершенно верно, — Девяносто пятый, казалось, был доволен догадливостью собеседника. — И, как известно, успех опьяняет. Физиологи решили продолжить эксперименты. Велись работы по созданию искусственных почек, печени, желудочно-кишечного тракта, легких. Чем они закончились, общественности неизвестно. План этой группы мелькал в заголовках газет как «Янус». Шли годы, о проекте подзабыли.
И вот, во время Токийского землетрясения, когда около трех тысяч человек погибло, а пять с половиной тысяч получили тяжелые ранения, хирург Шлейк заявил, что может спасти их. Но для этого необходимо законодательное внедрение «кибермедицины», так он выразился. Правительство во
