— Да будет так.
Глава 17
Письмо не отослано.
Неделю спустя Майкл поднимался по ступеням в Долби-Хаус по приглашению своего тестя, явившегося в «Адский дом» утром, когда Майкл в своем кабинете боролся с желанием промчаться сквозь дом, схватить жену и доказать раз и навсегда, что они женаты и она принадлежит ему.
До чего дошло... постыдная правда заключалась в том, что теперь он большую часть времени проводил дома, прислушиваясь к ее шагам за дверью, надеясь, что она придет к нему и скажет, что передумала и умоляет прикоснуться к ней.
В точности как он мечтает, чтобы она прикоснулась к нему.
Шесть ночей подряд он провел дома, избегая встреч с женой, но при этом стоял возле этой проклятой двери, соединяющей их спальни, и слушал, как слуги наполняют ее ванну, болтая с Пенелопой, потом она опускается в воду, а он терзается искушением.
Желанием доказать ей, что достоин ее.
Переживания были пыткой. Но он это заслужил, это стаю наказанием за то, что он отказывается войти в ее комнату, вытащить ее из ванны, уложить на кровать, роскошную и мягкую, и овладеть ею. И когда он отворачивался от двери, дразнившей его скрытыми за ней тайнами, испытывал только сожаление. Пенелопа была всем тем, чего он хотел, и всегда большим, чем он заслуживал.
Прошлая ночь оказалась самой ужасной — она смеялась над чем-то со своей камеристкой, а он стоял, положив руку на дверную ручку, и ее мелодичный смех казался ему пением сирен. Он, как дурак, прижался лбом к двери и долго слушал, дожидаясь, когда что-нибудь изменится. В конце концов отвернулся, мучительно желая пойти к ней, и увидел Уорт в дальнем конце комнаты, у закрытой двери.
Борн сконфузился и одновременно рассердился.
— Что, стучаться больше не принято?
Уорт подняла рыжую бровь.
— Я не думала, что это необходимо, в этот час вы редко бываете дома.
— А сегодня дома.
— Кроме того, вы идиот. — Экономка никогда не выбирала выражений.
— Мне следует уволить тебя за такую наглость.
— Но вы этого не сделаете. Потому что я права. Да что с вами такое? Видно же, что вы любите эту леди, а она, что тоже очевидно, любит вас.
— Нет в этом ничего очевидного.
— Тут вы правы, — сказала экономка, положив стопку полотенец рядом с умывальником. — Все совершенно непостижимо — непонятно только, почему вы оба проводите столько времени у противоположных сторон этой двери и прислушиваетесь друг к другу.
Он отвернулся.
— Оставь меня одного.
Этим вечером он слушал особенно напряженно, дожидаясь, когда Пенелопа выйдет из ванны и подойдет к двери. Он поклялся себе, что если уловит хотя бы намек на то, что она стоит с той стороны и ждет, то откроет дверь, и они все выяснят. Вместо этого он лишь увидел, как погас свет под дверью, услышал, как она забирается в кровать и шуршит одеялом, и сбежал в «Ангел», где провел всю ночь в игровом зале, наблюдая, как десятки тысяч фунтов ставятся на кон и проигрываются. Это напомнило ему о могуществе вожделения, о слабости. Напомнило, чего он сумел добиться.
И что утратил.
Не снимая пальто и шляпу, Борн шел следом за лакеем по лабиринтам Долби-Хауса — одного из не многих поместий в черте Лондона — и вышел на большой балкон, ведущий на заснеженные владения. Дорожка человеческих следов тянулась прочь от дома, окруженная отпечатками собачьих лап. В тишине раздался ружейный выстрел. Майкл повернулся к лакею, ждущему разрешения пойти на звук. Свежевыпавший снег заглушал шаги. Майкл по следам направился в ту сторону, где находился его тесть. Дул резкий ветер, он замедлил шаги и даже оскалился от сильного холода. Ружейный выстрел раздался из- за невысокого холма. Майкл слегка занервничал — ему вовсе не хотелось, чтобы маркиз Нидэм и Долби застрелил его, во всяком случае, по ошибке.
Подумав немножко, он остановился, сложил руки рупором и прокричал:
— Нидэм! Эгей!
Из-за холма послышался ответный крик, сопровождаемый гавканьем не менее полудюжины псов. Борн решил, что теперь можно и подойти.
Он остановился на вершине холма, глядя на простирающуюся перед ним землю, тянущуюся до самой Темзы. Глубоко вздохнул, наслаждаясь холодным воздухом, и перевел взгляд на Нидэма, прикрывавшего глаза от утреннего солнца.
Поднявшись до половины холма, Нидэм сказал:
— Я сомневался, что ты придешь.
— Мне кажется, подобает откликнуться на призыв собственного тестя.
Нидэм расхохотался.
— В особенности если у этого самого тестя имеется то единственное, что тебе нужно.
Майкл пожал протянутую Нидэмом крепкую руку.
— Сегодня чертовски холодно, Нидэм. Почему мы на улице?
Не ответив на вопрос, маркиз повернулся, громко крикнул:
— Ха! — И собаки помчались к кустам, расположенным ярдах в двадцати. В воздух вспорхнул одинокий фазан. Нидэм поднял ружье и выстрелил. — Проклятие! Промахнулся!
Безусловно, это трагедия.
Они направились к кустам. Борн ждал, когда тесть заговорит о главном.
— Ты превосходно потрудился, чтобы не запачкать своей грязью моих девочек. — Майкл ничего не ответил, и Нидэм продолжил: — Каслтон сделал Пиппе предложение.
— Я слышал. Признаюсь, я удивлен, что вы согласились.
Налетел порыв ветра, Нидэм поморщился. Рядом залаял пес. Нидэм повернулся в ту сторону.
— Вперед, Брут! Мы еще не закончили! — Он пошел дальше. — Этот пес ни черта не умеет охотиться. — Борн с трудом удержался от соответствующей реплики. — Каслтон, конечно, простофиля, но он граф, и моя жена просто счастлива. — Собаки подняли еще одного фазана, Нидэм выстрелил и промахнулся. — Пиппа, на свое несчастье, слишком умна.
— Пиппа слишком умна для жизни с Каслтоном. — Борн знал, что не должен этого говорить. Знал, что его вообще не касается, за кого девушка выйдет замуж, если помолвка закончится тем, что в его руках окажется средство для мести Лэнгфорду.
Но он не мог перестать думать о Пенелопе и о том, что неудачный брак Пиппы ее расстроит. Борн не
