извиваться в его объятиях, сильнее прижимаясь грудью к этим волшебным рукам.
— Ты его ненавидел, — возразила она.
— Ты меня переубедила. — Он нежно пососал мягкую кожу ее шеи. — Расскажи мне еще про эту женщину.
Пенелопа снова повернулась к окну, изо всех, сил пытаясь сосредоточиться. Она увидела, как женщина наклонилась вперед, предоставив партнеру прекрасный вид на то, что у нее под лифом. Тот ухмыльнулся, нагнулся и запечатлел поцелуй на ее ключице, а рука его в это время скользнула по ее голени, по бедру и исчезла под подолом платья. Пенелопа изогнулась и прижалась спиной к Майклу.
— О, он трогает ее...
При этих словах его пальцы сделались совсем легкими, ласка едва ощутимой, и Пенелопе страстно захотелось, чтобы они оба разделись донага в этой темной комнате.
— Трогает ее где?
— Под... — Она замолчала, потому что рука Майкла поползла вниз, туда, где она особенно мучительно хотела ее ощутить. Его пальцы нашли ее женское средоточие и начали нежно поглаживать. Пенелопа с трудом выдохнула: — ...юбками.
— Вот так? — Несмотря на мешавшую ткань платья, колено Майкла отыскало путь между ее бедрами, широко развело их, а его ладонь скользнула в пылавший там жар, поглаживая и потирая.
Она уронила голову ему на плечо.
— Не знаю.
— А как ты думаешь?
— Ради ее блага надеюсь, что да, — прошептала Пенелопа.
Он засмеялся низким, рокочущим смехом.
— А я — ради его.
Пенелопа закрыла глаза. Его руки двигались слаженно — одна на груди, искушая, дразня, а другая искусно ласкала ее между бедер. Это продолжалось несколько долгих минут. Пенелопа вздохнула, наслаждаясь тем, как он прижимается к ней, и прижалась сама, стараясь слиться с его телом. Майкл качнулся ей навстречу и прошептал ей на ухо:
— Если ты не прекратишь, милая, то просто не сможешь и дальше за ними наблюдать.
— Я больше не хочу за ними наблюдать, Майкл.
— Нет? — с любопытством переспросил он, прикусив кожу у нее на плече.
Пенелопа покачала головой и наклонила ее набок, чтобы ему было удобнее.
— Нет, — повторила она. — Я хочу смотреть на тебя. — Его пальцы между ее бедер совершили что-то невообразимо прекрасное, и Пенелопа вздохнула. — Пожалуйста.
— Ну, — произнес он, и она услышала ласковую насмешку в его голосе, — раз уж ты так мило просишь...
Он развернул Пенелопу лицом к себе. Его взгляд метнулся туда, где она все еще прижимала к груди свое платье.
— Отпусти платье, Пенелопа, — распорядился Майкл вкрадчивым голосом. Она стиснула ткань еще крепче.
— А что, если...
— Никто тебя не увидит.
— Но...
Он помотал головой:
— Неужели ты думаешь, что я позволю кому-нибудь увидеть тебя, моя блистательная девочка? Позволю такое и не убью этого человека?
Это прозвучало так властно, по-хозяйски, что Пенелопу снова окатило волной удовольствия. Никто никогда не называл ее блистательной. И никто никогда не проявлял ни малейшего желания обладать ею.
А сейчас Майкл ее хочет.
Она долго, внимательно смотрела на него, наслаждаясь тем, как он взглядом умоляет ее раздеться перед ним, а затем отпустила платье, и оно упало на пол, оставив ее нагой, в одних чулках, в этой темной комнате... перед мужем.
Он застыл, обшаривая глазами ее тело, затем перевел взгляд на лицо Пенелопы и благоговейно произнес:
— Ты самое прекрасное создание, на свете!
Он мгновенно опустился к ее ногам и снял с нее сапожки и панталоны. Пенелопа осталась в одних чулках.
Он погладил ее ноги, задержавшись там, где шелк встречается с кожей. Пенелопа ахнула, а Майкл лизнул кожу.
— У меня слабость к чулкам, любовь моя. Гладкий шелк, в точности как твои самые нежные местечки.
Пенелопа покраснела, не желая признаваться, что после их первой брачной ночи она гладила себя атласной тканью по ногам, притворяясь, что это прикосновения Майкла.
— Смотрю, тебе они тоже нравятся, — поддразнил он и прижался губами к ее бедру.
— Мне нравишься ты, — шепнула она, положив руку ему на затылок и поглаживая мягкие кудри.
Майкл поднялся, оставив чулки на ней, и поцеловал Пенелопу грубо и чудесно.
— Ты вся состоишь из безупречных изгибов и нежной кожи, — одна рука поползла вверх и обхватила снизу грудь, — такая прелестная и пышная...
Эти слова окончательно помутили ее рассудок. Они оказались более разрушительными, чем даже его прикосновения. Пенелопа выгнулась к нему, к его поцелую. Он лишил ее дыхания, слов и мыслей, остались только его губы и язык, сулившие наслаждение более сильное, чем можно вообразить. И когда поцелуй окончился, она лишь вздохнула, забыв про свои возражения и глядя, как он раздевается быстро, аккуратно и поворачивается к ней лицом. Свет, падающий из окна казино, окрасил его разноцветной мозаикой, и он стоял перед ней длинноногий, мускулистый, узкобедрый и широкоплечий, и...
Нет. На это смотреть нельзя.
И не имеет значения, что ей хочется. Что ей невероятно любопытно.
Только один короткий взгляд.
Ой, мамочки.
Пенелопа внезапно оробела и попыталась прикрыть руками свою наготу.
— Мы не можем... я не... это не то, чего я ожидала...
Майкл усмехнулся редкой волчьей усмешкой.
— Ты нервничаешь?
Пенелопа понимала, что должна притвориться, — наверняка он проделывал это с дюжиной других женщин, которые ничуть не волновались. Ну а она нервничала.
— Немножко.
Он подхватил ее на руки, отнес на низкую кушетку у стены комнаты, усадил к себе на колени и поцеловал долгим страстным поцелуем, от которого у Пенелопы перехватило дыхание. Сдерживавшие ее оковы спали. Она лизнула его нижнюю губу, нежно ее пососала, и Майкл, резко втянув в себя воздух, отпрянул.
Ее глаза расширились.
— Извини... губа. Темпл умеет бить больно.
Она снова притянула его к себе, пригладила ему волосы и всмотрелась в лицо Майкла, выискивая остальные повреждения.
— Зачем же ты позволил ему избить себя? — прошептала Пенелопа и поцеловала мужа, не прикасаясь к ране.
— Это был единственный способ перестать думать о том, что я не могу отправиться прямо домой и затащить тебя в постель. — Он чувственно провел ладонью по ее руке. — Ты меня запугала.
Он криво усмехнулся, а пальцы его продолжали, дразня, поглаживать нежную кожу ее запястья, локтя, плеча.
