деятельности и конспирации господа большевики, как говорится, съели собаку и заслуженно могут гордиться своим богатым опытом. Можете мне поверить: я заработал язву желудка и потрепал себе немало нервов на раскрытии типографий и явок социал-демократов!
«А он самокритичен, — отметил Эрлих. — Не стесняется признаться, что некогда, до нынешних смутных времен, работал в царской охранке, где безуспешно боролся с большевистским подпольем. Впрочем, ему нечего скрывать. О карьере господина полковника хорошо информированы все. Да и манера держаться и говорить выдает в нем с головой бывшего жандарма».
Первым не выдержал разноса стоявший рядом с Эрлихом поручик Грум-Гримайло:
— Смею заметить, что именно сегодня вечером намечено провести повальный обыск квартир, в которых проживали коммунисты и советские работники…
— И вы рассчитываете, что вас там ждут с распростертыми объятиями, как манну небесную? — гневно загудел Секринский. — Ждут, чтобы добровольно сдаться и на первом же допросе выдать все явки и планы местного подполья? Вы дилетант в сыске, поручик, вам служить коновязом, а не сотрудником контрразведки!
— Я попросил бы… — побледнел Грум-Гримайло, и левая щека у него дернулась в нервном тике.
— Нет, это я попрошу вас перестать быть по-детски наивным! Самое страшное, когда недооценивают противника, к тому же довольно опытного. Не знаю, как вам, а мне льстит, что я имею дело с таким врагом, как Совдепы, и его разветвленной сетью подполья! Чем труднее борьба, тем дороже победа!
«Он может говорить до утра, — решил Эрлих. — Таких, как полковник, хлебом не корми, а дай высказаться. Не везет мне на начальство, фатально не везет…»
Когда разнос подчиненных закончился и два сотрудника контрразведки вышли из кабинета, Эрлих с удовольствием закурил и спросил поручика:
— Кстати, как вам удалось раздобыть адреса коммунистов?
— Все было довольно просто и элементарно: случайно задержали некоего Никифорова, бывшего сотрудника транспортной ЧК. Тип, скажу вам, довольно скользкий — лично у меня антипатия ко всяким предателям. На первом же допросе этот Никифоров выложил нам все.
— Можно на него посмотреть?
— Конечно!
Поручик и штабс-капитан спустились этажом ниже, миновали двух замерших на посту казаков в наползающих на глаза нелепых в жару меховых шапках и уже свернули в узкий коридор, когда навстречу попался щеголеватый ротмистр, скрипящий при каждом шаге хромом портупеи и новенькими, до блеска начищенными сапогами. Лениво кивнув в знак приветствия, ротмистр похлопал стеком по шевровому голенищу и прошел (точнее проплыл) мимо.
— Кто это? — проводил ротмистра взглядом Эрлих.
— Синицын. Офицер для особых поручений при английской миссии. Правая рука полковника Холмэна. Сумел выслужиться и теперь от фронтовиков нос воротит. За картами случай свел.
— И как?
Грум-Гримайло хмыкнул:
— Проигрался этот Синицын изрядно. Я бы на его месте пулю себе в лоб пустил, а ему все трын- трава. Болтают, что получил богатое наследство.
— С кем еще метали банк?
— Миллионщик Парамонов из Ростова да наш Джурин.
— Я бы с такими шулерами не сел за один стол, — брезгливо заметил Эрлих.
— Так ведь грех аристократишку как липку не ободрать, — засмеялся поручик. Он пропустил Эрлиха вперед и отворил перед штабс-капитаном дверь комнаты, где у окна сидел человек в мятом кителе.
В отсутствие хозяина кабинета Никифоров занимался едой.
Разложив на подоконнике чистый платок с хлебом и куском сала, он аккуратно отрезал широкие ломти и отправлял их в рот, следя, чтобы крошки не скатывались на пол.
При виде поручика и штабс-капитана Никифоров вскочил, вытянул руки по швам галифе и торопливо проглотил кусок хлеба.
— Сидите, — разрешил Эрлих.
Штабс-капитан прошел к столу, но не занял чужое место, а встал у стены под портретом Деникина, где главнокомандующий южной группировкой войск «добровольческой армии» был изображен при всех своих регалиях и выглядел излишне напыщенным.
Никифоров стоял не шелохнувшись.
— Можете сесть, — повторил Эрлих. — Что вы знаете о местонахождении Азина и командующего Южным фронтом Шорина? Только не пускайтесь в рассуждения и отвечайте коротко. Нам нужны факты, и только факты! И еще: где председатель губревкома Литвиненко?
Свои вопросы Эрлих словно выстреливал, решив, что будет вернее, если у перебежчика не останется времени на раздумье.
— Они… они эвакуировались! — выдохнул Никифоров.
— Это точно?
— Есть постановление Совета обороны республики об эвакуации Царицына…
— Что вам известно о подполье? Кто оставлен в городе, кто назначен руководителем? Фамилии, адреса!
Никифоров замялся. Град вопросов ошарашил его. И не желая, чтобы штабс-капитан подумал, будто перед ним мямля и неосведомленный человек, заторопился:
— Подполье есть! Руководит товарищ Шалагин Пал Палыч! Из рабочих сам. С «ДЮМО». Только где его искать — это, простите, не знаю…
— Что же вы тогда знаете? — брезгливо спросил Эрлих.
— Явку знаю! У меня на квартире она! Приказано ждать курьера, а потом помочь ему с жильем, документами и организовать переход линии фронта.
— Зачем курьеру пробираться в город и сразу же возвращаться назад? — не поверил Грум-Гримайло и посмотрел на штабс-капитана.
— Он придет за сведениями, которые необходимы красным. Рано или поздно они предпримут попытку вернуть Царицын, а для этого желают знать уязвимые места нашей обороны, дислокацию войск, — не предполагая, а утверждая, притом без тени сомнения в голосе, сказал Эрлих. — И мы будем ждать этого курьера.
— Вы хотите, чтобы Никифоров передал ложные сведения, которые дезориентируют противника?
— Нет, — отрезал штабс-капитан. — Краскомы Юго-Восточного фронта, в частности 10-й и 11-й армий, могут перепроверить полученную информацию и поймут, что им подсунули липу. Будем действовать хитрее: через курьера выйдем на того, кто имеет доступ к нашей штабной стратегической документации.
— Но кто знает, когда появится курьер? — напомнил Грум-Гримайло. — Может пройти неделя, даже целый месяц, а господин полковник требует…
— Забудьте о полковнике. У него устаревшие методы работы и не менее устаревшие взгляды на разведку, — перебил Эрлих. — Полковник нетерпелив, как скаковая лошадь, а спешка и торопливость в нашем деле никогда не приводили к успеху. Надо уметь выжидать и, как в игре в шахматы, предугадывать ходы противника.
Он мог бы добавить, что в планируемой операции Никифоров будет простой перевалочной базой. В обязанности провокатора войдет встреча на своей конспиративной квартире курьера, и только. Арест курьера, а с ним и главаря большевистского подполья возьмет на себя контрразведка. Реввоенсовет Красной Армии не должен преждевременно узнать об услуге, которую оказывает Кавказской армии Никифоров. Пусть это откроется позже, когда в расставленные сети попадет как можно больше «дичи» и прекратится какая-либо утечка секретных штабных сведений.
Но ничего этого Эрлих не сказал, решив, что знать все это Никифорову ни к чему. Пусть вчерашний сотрудник ЧК остается в неведении о своей роли в операции контрразведки и ее целях. Прав поручик: предатели любого пошиба никогда не внушают доверия.
