— Сказал ли вам что-нибудь подсудимый, мистер Браун, при вашей первой встрече?
— Да. Он говорил о том, как я могу к ней прикоснуться, если мне хочется, и о том, что он сохранит для меня прядь ее волос, если я захочу.
По рядам публики прокатился возмущенный ропот.
— Наверное, я была очень расстроена и не думала тогда об этом, — продолжала Мак. — Иногда семьи погибших просят о подобных вещах. Я, возможно, была самым близким для нее человеком. Но позднее его речи показались мне странными.
Он испытывал от этого огромное удовольствие, хотелось ей сказать. Стоя рядом и предлагая мне прядь ее волос, Эд наслаждался тем, что я вижу мертвое тело, его работу.
Когда Бартел начал задавать Макейди вопросы о том, как она попала в руки к Эду Брауну, давно перевалило за полдень. Допрос происходил на виду у целой толпы незнакомых людей и репортеров, на глазах у Эда, и она знала, что это станет для нее серьезным испытанием. Она даже не дерзала думать заранее о перекрестном допросе с Филипом Грэйнджером, который должен был начаться очень скоро, может быть уже завтра. Воспоминания о происшедших событиях потребовали от нее нелегкого путешествия в те уголки памяти, которые ей не хотелось затрагивать. Эд задумал убить ее — совершить нечто худшее, чем просто убийство, — он творил бы все что угодно, не вмешайся Энди, спасший ее. Именно благодаря ему Мак не стала десятой жертвой Эда. После случившегося, раненная и замотанная в бинты, она даже не могла заботиться о себе. Это правда. Для человека абсолютно независимого, каковой была Мак, очень трудно смириться с новым для нее чувством беззащитности и беспомощности.
— Вы можете рассказать, что случилось потом? — настойчиво продолжал Бартел.
Мак видела, как пальцы стенографистки бегают по клавишам, фиксируя каждое слово. Адвокат и его помощник что-то кропали в блокнотах, перешептываясь друг с другом и своими подчиненными. Художник перевернул страницу альбома, собираясь делать новую зарисовку. Одна из присяжных, пожилая женщина в круглых очках, рассматривала снимок места преступления, достав его из папки с материалами. Мак подумала, что она, наверное, изучает вид фургона, в котором тот ее похитил, или фото инструментов для патологоанатомических исследований, украденных им для того, чтобы испробовать на ней, и от мыслей об этом ее затошнило.
— Мисс Вандеруолл?.. — поторопил свидетельницу Бартел.
Господи, еще надо отвечать?!
— Я… — пробормотала она дрожащим голосом, — не помню всех подробностей. Внутри машины были занавески… поэтому я ничего не видела, не могла видеть, куда он меня вез. Я сделала все, чтобы освободиться. Стала разговаривать с ним, пытаясь убедить его отпустить меня, обещала, что ничего дурного ему не сделаю. Просила высадить на обочине дороги — и я никому ничего не расскажу. Предлагала ему все свои деньги, но этот тип только все больше возбуждался. Приказывал мне помалкивать. Думаю, машина шла на большой скорости, похититель не глядел толком на дорогу, а потому фургон потерял управление и рухнул в речку. Удар был ужасным. Эд приковал меня наручниками к цепи. Когда фургон перевернулся, меня подкинуло в воздух, и я сильно ударилась о стену. Позднее я узнала, что у меня сломаны ребра. Наверное, цепь разорвалась от удара, потому что я смогла наконец освободиться. В фургон натекла вода. Мне удалось вылезти через переднее окно, и я пошла через речку вброд. Меня трясло от холода, и я не могла понять, где нахожусь, но потом выбралась на берег и получила сильный удар по голове. Придя в себя, я увидела, что Эд стоит надо мной.
В этот момент слезы, то и дело наворачивавшиеся на глаза, неудержимо потекли по ее щекам.
— Я почувствовала, что меня связали. — Макейди, несмотря на героические усилия, начала всхлипывать. — Я сообразила, что, с тех пор как я шла по воде, прошло довольно много времени. Думаю, я потеряла сознание. Боль была ужасная. Голова отчаянно болела. Я не могла двигаться. Меня жутко знобило, вдобавок я оказалась голой. Тут я увидела инструменты. — Пытаясь успокоиться, Мак глубоко вздохнула. — Он сказал, что сделает мне вскрытие по всем правилам анатомии и обещал нанести смертельные раны в самый последний момент.
Голос у Макейди сорвался, и она прикрыла рот рукой.
— Не хотите немного отдохнуть, мисс Вандеруолл? — спросила судья.
Макейди, не в силах сдержаться, глянула на скамью подсудимых и встретилась глазами с Эдом.
Не смотри на него! Не смотри!
Его бледно-голубые глаза совершенно ничего не выражали. Она не замечала в них ни малейшего намека на чувства, ни тени сострадания.
А затем она увидела, что губы Брауна шевелятся.
— Я виновен, — послышался его тихий голос.
Часть присутствующих, услыхав эти слова, повернулись к нему. Мак едва дышала.
— Я виновен, — чуть слышно повторил Эд и поднялся на ноги. Мак не могла поверить своим ушам. — Я виновен, — в третий раз сказал он, уже громче.
Адвокат Эда, Филип Грэйнджер, вскочил так резко, что его парик сбился набок.
— Я убил их, и других тоже убивал, — объявил Эд оцепеневшей публике. — Я признаю себя виновным во всех совершенных мной убийствах.
О господи! Что происходит?
— Ваша честь, мне необходимо получить некоторые дополнительные сведения. Могу ли я попросить присяжных ненадолго удалиться? — торопливо, но решительно произнес Грэйнджер.
— Присяжные могут покинуть зал, пока их не вызовут.
Что и произошло.
— Ваша честь, могу ли я просить разрешения подойти к скамье подсудимых?
— Разрешение дано.
Обычно спокойный Королевский адвокат поспешил к клиенту. Сначала Макейди не вполне осознала, о чем идет речь, но потом адвокат и подсудимый заговорили на повышенных тонах, и Эд вновь явственно произнес:
— Нет, я хочу признать себя виновным.
Ни один из присутствующих в зале не мог не услышать его слов.
Да. Признайся в этом, подонок. Признайся в своих преступлениях.
В зале царил хаос. Шепотки превратились в громкие возгласы потрясения.
— Прошу сохранять порядок! — крикнула судья, стукнув молотком. После ее слов восстановилась тишина, словно все лишь на мгновение забыли, где они находятся, и достаточно было одного напоминания, чтобы люди взяли себя в руки.
Грэйнджер обратился к судье:
— Ваша честь, я хотел бы просить о перерыве для переговоров с моим клиентом.
Он виновен. Он виновен, и все об этом знают.
— Я виновен в убийстве и хочу признаться в этом, — бесстрастно заявил Эд со скамьи подсудимых.
— Мы вас слышали, мистер Браун, — ответила ему судья. — Мистер Грэйнджер, я объявляю перерыв. Следующее заседание суда начнется в четыре часа. Мисс Вандеруолл, вы свободны.
— О господи! — вырвалось у Макейди.
— Прошу всех встать.
С этими словами судья покинула зал суда. На Эда надели наручники и увели. Дрожащая Мак сошла с помоста для свидетелей. Она не знала, куда идти, что делать. Уильям Бартел и Джерри Хартвелл подхватили ее и потащили к выходу, изо всех сил стараясь защитить от лавины вопросов, обрушившихся на нее со всех сторон:
— Мисс Вандеруолл, что вы думаете о его признании?
— Как по-вашему, что чувствуют сейчас семьи потерпевших?
— Вы были так расстроены, когда давали показания; как вы чувствуете себя теперь?
Краем глаза Мак заметила Энди, пробивавшегося к ней через бурлящую толпу репортеров, и открыла рот, чтобы позвать его, но представители прокуратуры втолкнули ее в маленькую комнату ожидания. Крики за дверью стихли, и Мак, опустошенная и растерянная, благодарно кивнув, опустилась в кресло. Слезы все
