Любовь. Писатель… Тетя Женя, дядя Поль… Старушка Николадзе… Мешаев… Ревшин… Мы четверо… кажется, все. На всякий случай, еще один бокал поставим.
Вера. Для кого это? Или?..
Антонина Павловна. Мешаев говорил, что, может быть, будет его брат. А знаешь, Любуша…
Любовь. Что?
Антонина Павловна. Нет, ничего, я думала, что это из старых вилочек.
Трощейкин. Ну вот, слава богу. Люди начинают просыпаться. Люба, сейчас звонил Куприков и умолял нас не выходить на улицу. Он сейчас у меня будет. Очевидно, есть что-то новое. Не хотел по телефону.
Любовь. Очень жаль, что придет. Я совершенно не выношу твоих коллег. Видишь, Вера, бокал пригодится. Ставь-ка еще лишний.
Трощейкин. Да, кажется, люди начинают понимать, в каком мы находимся положении. Ну, я, знаешь, подкреплюсь.
Любовь. Оставь торт, не будь хамом. Подожди, пока соберутся гости, тогда будешь под шумок нажираться.
Трощейкин. Когда придут гости, то я буду у себя. Это уж извините. Хорошо, я возьму просто конфету.
Вера. Алеша, не порти. Я так чудно устроила. Слушай, я тебя сейчас шлепну по пальцам.
Антонина Павловна. Вот тебе кусочек кекса.
Трощейкин. А, это старуха Вагабундова. Попробую сегодня дописать. У меня руки трясутся, не могу держать кисть, — а все-таки допишу ее, черт бы ее взял! Церемониться особенно не буду.
Вера. Это у тебя от жадности — руки трясутся.
Ревшин. Господа, там пришла какая-то особа: судя по некоторым признакам, она не входит в сегодняшнюю программу. Какая-то Элеонора Шнап. Принимать?
Трощейкин. Что это такое, Антонина Павловна? Кого вы зазываете? В шею!
Антонина Павловна. Я ее не приглашала. Шнап? Шнап? Ах, Любушка… Это ведь, кажется, твоя бывшая акушерка?
Любовь. Да.
Антонина Павловна. Раз она пришла меня поздравить, то нельзя гнать. Не мило.
Любовь. Как хочешь.
Вера. Мы ее последний раз видели на похоронах…
Любовь. Не помню, ничего не помню…
Трощейкин
Вера. Напрасно, Алеша. Племянница ее первого мужа была за двоюродным братом Барбашина.
Трощейкин. А! Это другое дело…
Антонина Павловна. Как любезно, что вы зашли. Я, собственно, просила не разглашать, но, по-видимому, скрыть невозможно.
Эленора Шнап. К сожаленью, об этом уже говорит вес, вес город.
Антонина Павловна. Именно, к
Эленора Шнап. Божмой! Неужели безнадежно?
Антонина Павловна. Да, ужасно безнадежная семья.
Эленора Шнап. Т-ак?
Любовь. Тут происходит недоразумение. Мамочка!
Антонина Павловна. Присаживайтесь, пожалуйста. Сейчас будем чай пить.
Эленора Шнап. Когда я сегодня узнала, то приам всплеснула руками. Думаю себе: нужно чичас проведать пойти.
Любовь. И посмотреть, как они это переживают?
Антонина Павловна. Да она-то откуда знает? Алеша, ты разболтал?
Любовь. Мамочка, я тебе говорю, тут происходит идиотская путаница.
Эленора Шнап. Несчастная мать! О, я все пан-маю…
Трощейкин. Скажите, вы, может быть, этого человека — —
Любовь. Перестань, пожалуйста. Что это за разговоры?
Эленора Шнап. Друг спознается во время большого несчастья, а недруг во время маленьких. Так мой профессор Эссер{215} всегда говорил. Я не могла не прийти…
Вера. Никакого несчастья нет. Что вы! Все совершенно спокойны и даже в праздничном настроении.
Эленора Шнап. Да, это хорошо. Никогда не нужно поддаваться. Нужно держаться — так!
Любовь. Скажите, Элеонора Карловна… а у вас много работы? Много рожают?
Эленора Шнап. О, я знаю: моя репутация — репутация холодного женского врача… Но, право же, кроме щипцов я имею еще большое грустное сердце.
Антонина Павловна. Во всяком случае, мы очень тронуты вашим участием.
Любовь. Мамочка! Это невыносимо…
Трощейкин. Так, между нами: вы, может быть, этого человека сегодня видели?
Эленора Шнап. Чичас заходила, но его не было у себя. А что, желайте передать ему что-либо?
Ревшин. К вам, Алексей Максимович, госпожа Вагабундова.
Трощейкин. Сию минуту. Слушай, Люба, когда придет Куприков, вызови меня немедленно.
Вагабундова.