говорят, а наша порода обманом жить не умеет, — задорно ответил Андрей, принимаясь за другое ведро.
В толпе раздался смех, веселые возгласы: «Ай да солдат! Ловко отбрил!»
Дубняк нахмурился. Он понял, что нелестно отозвался Андрей о купцах, но быстро сообразить, как следует ответить, не мог.
— Чай, Демьян Мурашев тоже крестьянством займается. Зря ты говоришь, — прохрипел он после минутного раздумья.
— Да так и я мог бы пахать, как Демьян, — подхватил с усмешкой Андрей. — Десять батраков спину не разгибают, а Демьян Петрович на них только покрикивает. Кричать-то мне деревяшка не помешала бы, да вот на батраков капиталу нет. Богатство горбом не наживешь. Тебя, Никита Онуфрич, тоже, поди, страда не больно утруждает: батраков, правда, всего пять имеешь, так ведь и сеешь поменьше…
— Чужими руками жар загребать — руки не спалишь, — вмешался мужик, пригласивший Антоныча в Ольгинку.
Стоявший рядом молодой парень, заложив два пальца в рот, неожиданно засвистел пронзительным свистом. Бабы с криком: «Ой, чтоб тебя!» отшатнулись от него, Дубняк, багрово-красный, пошел прочь, ничего не ответив Андрею.
— И откуда что берется у таких-то? Как пузыри дуются, — разводя руками, удивлялся седой старик.
— Откуда? А ты, дед, не знаешь, что всю волость грабят на своей мельнице, крупорушке да маслобойке? — спросил старика лихой свистун.
Начали вспоминать, как весной было по полтора фунта стали драть с пуда за помол. Хорошо, что умные люди посоветовали не везти зерно. Постояли две недели без помола и опять цену сбавили…
Антоныч работал молча, не вмешиваясь в разговоры. На второй день вечером он сходил с Кириллом к Палычу. За Железновым, по приказу мужа, сбегала Татьяна. Федулов на квартиру вернулся под утро. Федор рассказал про слежку за ним богачей, предупредил и о Борисе. А днем к слесарям прибежала Аксюта с ведром и показала Антонычу батрака Коробченко, у которого тоже нашлось дело — ключ к замочку сделать.
Мурашев сразу же прослышал о приезде в Родионовку городского слесаря. Ему и сам этот приезд показался подозрительным, а тут еще узнал, что мастеровой у зятя Карпова остановился, вместе с ним работает. С помощью друзей Петр Андреевич организовал беспрерывную слежку за приезжим — Дубняк, по его приказу, стоял возле слесарей. А Борис выехал с возом муки и такую цену просил, что до самого вечера не мог продать.
— Что больно дорого просишь, Боря? — спросил его Кирилл, ходивший меж возами.
— А ну его, старого черта! Таку цену назначил, что целый день проторчишь! — раздраженно ответил Борис, помянув забористым матерком всю родню Коробченко. — Во всей семье один человек как человек — твоя сестра Прасковья Николаевна. Вот ее и грызет старая грымза, — доверительно сказал он Кириллу.
Тот тяжело вздохнул. Загубили Параськин век! Был бы он, Кирилл, тогда таким, как сейчас, не попала бы Параська за Емельяна… Выждав еще немного возле Бориса, поставившего свой воз невдалеке от слесарей, Кирилл подошел к слесарям. Антонычу поклонился, как незнакомый. Дубняк, нарушив приказание Петра Андреевича, уже ушел: он должен был поддерживать разговор с Полагутиным и наблюдать за приезжим. Но едва Кирилл перекинулся несколькими словами с Андреем, как к ним подошел староста.
— Бог в помощь! — приветствовал он слесарей.
— К нам на помочь, — откликнулся Антоныч, — а то мы уж устали! Андрей Денисыч, кого бы за полбутылкой послать? Душа просит живительной влаги, а деньжат заработали.
— Нешто ты, Кирюш, сходишь? — обернулся Андрей к свояку.
Кирилл с готовностью согласился, и Антоныч протянул ему целковый. Толпа рассеялась. Филимон Прокопьевич не спеша расспрашивал приезжего о делах. Борис издали наблюдал за группой. Пока он не подметил ничего интересного. Над Мурашевыми и Дубняком насмехался один Андрей. Городской слесарь, не глядя на него, торопливо работал. И сейчас послал за водкой Кирюшку Полагутин. Черт его знает, может, и впрямь случайный мастеровой. Карпов не показывается…
Кирюша быстро вернулся с бутылкой горькой. Антоныч из кармана вынул узелок, в нем были завернуты большая луковица и стопка. Налив первую, он поднес старосте. Филимон Прокопьевич, покобенившись для приличия, одним махом опорожнил стаканчик и потянулся к нарезанному луку. Вторую слесарь протянул Андрею, но тот отстранился.
— Пей ты, Семен Гурьич, а я потом, — сказал он.
И под наблюдающим взглядом Бориса Антоныч также опрокинул стаканчик и закусил луком. Потом выпили Андрей с Кириллом. Когда бутылка опустела, староста ушел, а слесари продолжали работать.
…Всю неделю, до следующего базара, Антоныч по вечерам встречался с Федором. В пятницу они решили собрать всех кружковцев. Собрались в овине напарников — Родиона, Матвея и Анисима, — туда нельзя было подойти незаметно.
Родион с Матвеем пришли вместе еще засветло, остальные пробирались по одному задами села. Все знали, что с ними сегодня будет разговаривать политический, но кто он и откуда прибыл в Родионовку, — знали только трое — Федор и Аксюта с мужем.
Антоныч пришел с Андреем, когда уже заря потухала. В овине было совсем темно.
— Здравствуйте, товарищи! — негромко поздоровался он.
Ответило несколько приглушенных голосов.
— Вот, мужики, теперь про все можете спросить. Это один из товарищей большевиков, про которых я вам рассказывал, — тихо сказал Федор, сидевший у входа в овин.
Он пристально всматривался в улицу, ведущую от села. Никто не знает про их собрание, а все же смотреть надо в оба!
— А скажи нам, товарищ, зачем это в царскую думу большевика от нас выбирали? — первым спросил Матвей.
Началась дружеская беседа. Вопросы сыпались беспрерывно и самые разнообразные. Отвечая, Антоныч думал, что Федор не только сам вырос за эти годы, но и большой актив сколотил и что здесь, в Родионовке, затерявшейся в огромном степном краю, по существу имеется подпольная организация.
— А все же не пойму: почему говоришь, что скоро придет революция, когда эва сколько рабочих погибло, всех разогнали? — сказал Родион.
— Вместо одного погибшего или арестованного вступают в ряды борцов десятки, сотни, — ответил Антоныч. — Посмотрите на себя! Вы ведь уже боретесь за революцию, живете по-новому и за собой полсела ведете. Рабочий класс победит только вместе с крестьянами — говорит Ильич…
— А расскажи нам об нем, — попросил Егор Лаптев.
— Про землю-то, про землю что он сказывает? — настойчиво требовал Анисим.
Близко к полночи Карпов предложил расходиться.
— Своим примером показывайте беднякам, как можно жить, не кланяясь мироедам, раскрывайте глаза на правду, да не забывайте про киргизскую бедноту, — говорил мужикам Антоныч на прощание. — Готовьтесь к борьбе. Наша победа придет…
— Мы сумеем винтовки куда следует повернуть, — вставил Андрей Полагутин, вспомнив слова поручика, слышанные им еще в Порт-Артуре.
Расходились поодиночке, пошли парой только Железновы да Андрей с Антонычем. Коль кто ненароком встретит, слесари уговорились притвориться пьяными. Каждый день Татьяна бегала в лавку Мурашевых за шкаликом; говорила, что квартирант пьет много, как бы еще Андрея не втянул. Федор решил задержаться. Он не раз замечал, что Борька шляется возле его дома. Потому с Антонычем встречались все дни у Полагутиных или у Кирилла. К Карповым слесарь не заходил после первого посещения.
Подходя к дому, Железновы столкнулись с батраком Коробченко.
— Долгонько гулял, Борис! — со смехом кинул ему Кирилл, чтобы скрыть беспокойство, охватившее его при неожиданной встрече.
— Холостым до зари гулять положено, а вот вы где парочкой загулялись? — ответил тот.
— У Татьяны засиделись, Андрей про Дальний Восток интересно рассказывал, — отозвалась Аксюта.
