— Об этом кто-нибудь знает?
— Кроме вас, никто.
— Страшно с такими знаниями жить?
— Уже нет, товарищ Сталин. Уже всё идёт по-другому. Той истории больше не будет.
— Уверен?
— Вы не допустите, Иосиф Виссарионович.
— Сколько мне осталось?
— 6 марта 1953 года.
— Семь лет. Не много. Как же ты столько лет это в себе нёс?
— Я работал. Для меня, в общем, уже старика, это – вторая жизнь. И она более удачна, чем та, которую я покинул. Творю историю, — улыбнулся я.
— Ступай, мне надо подумать. Будь дома. Я – позвоню.
Сталин позвонил через день, задал вопрос об Академии Генштаба:
— Вы в Академии Генерального Штаба учились?
— Да.
— Кто у вас тактику вёл?
— Маршал Захаров.
— Совпадает… Зайдите ко мне, я – в Кремле, — сказал Сталин, и повесил трубку.
В кабинете он показал мне 7 доносов на меня: два от 'физиков', два от авиаконструкторов и три от военных, в том числе и от маршала Захарова, в каждом из них говорилось о том, что я слишком много знаю, но эти знания не подтверждены соответствующим образованием, опытом, встречами и знакомствами. О том, что всё это очень странно выглядит.
— Это, косвенно, конечно, подтверждает ваши слова. То, что человек вы необычный, было всегда заметно. До сих пор это приносило определённые плоды. Итак, Павел Петрович, я буду называть вас именно так, расскажите о себе, подробно.
Я начал с самого детства. Подробно описывал всё, что помнил о том времени. Он не перебивал меня, лишь изредка задавал вопросы, уточняющие некоторые моменты или термины. Время от времени что-то записывал у себя в блокноте. Прошлись и по службе в армии, и по боевому опыту, и по образованию. А так же и по боевому опыту отца.
— Так много конфликтов? И все с участием США.
— Да, товарищ Сталин. Мировой жандарм.
— Поэтому вы их так 'любите'.
— Их и китайцев.
— А эти здесь причём?
Рассказал об отношениях с Китаем. Сталин фиксировал имена политиков, узловые моменты в политической ситуации.
— В прошлый раз вы упомянули, что у нас много нефти и газа. А у меня совершенно другие сведения.
Я рассказал и о нефти, и об алмазах, и о золоте в Узбекистане. Он попросил отметить всё на карте, которую он достал из стола.
— Это, конечно, очень весомый вклад, товарищ Титов. Катастрофически не хватает ресурсов и золота. Ведь полстраны разрушено. Если всё это подтвердится, это будет просто бесценно. Так вы говорите, что мы постоянно отставали в развитии электроники и вычислительной техники? И что, в конечном итоге, именно это обстоятельство всё и решило не в нашу пользу? Что можно предпринять?
Я рассказал об уже созданных проектах.
— То есть, Павел Петрович, вы, втихомолку, уже приступили к ликвидации этого отставания?
— В той истории, именно вы объявили 'кибернетику' лженаукой.
— Я, вообще-то, не учёный, и не могу объявить что-то наукой или лженаукой. Видимо, кто-то из наших учёных дал мне такую характеристику этой науки. А уж потом к ней приклеили моё высказывание о ней.
— Не спорю, товарищ Сталин. Скорее всего, именно так и было.
— Не ошибается только тот, кто ничего не делает. Возьмите на контроль и это направление.
— Требуется вводить это в образовательный процесс.
— У вас достаточно полномочий, чтобы сделать это, товарищ Титов. Пишите обоснование, я подпишу.
В тот день Сталин старательно обходил вопрос о партии. Было видно, что этот вопрос его очень мучил, но он решил извлечь вначале экономическую прибыль из случившегося, а уж потом, глядя на результаты, предпринимать кардинальные решения в политической области.
Мы проработали с ним больше семи часов. Так долго у него редко кто задерживался. Поэтому, когда я вышел из его кабинета, на меня с очень большим интересом посмотрел Поскрёбышев. Вышедший со мной Сталин увидел этот интерес, поэтому перезвонил мне домой, когда я вернулся, и сказал, что все последующие наши встречи будут происходить у него на даче. Фактически я получил разрешение заниматься обычными делами, а не просто сидеть в ожидании телефонного звонка. Даже Людмила, которая одной рукой держала присосавшегося малыша, а второй рукой писала диплом по квантовому генератору когерентного света, который она собрала в лаборатории физического факультета МГУ, обратила внимание на то, что я сутки не выходил из квартиры. На самом деле, такие дни были невероятной редкостью.
Я уехал на Беговую, там гоняли макеевский движок на монотопливе. Рев двигателя мешал москвичам, и несколько звонков в НКВД уже было. Надо было что-то придумывать и переезжать с испытаниями куда-то подальше. Мы комбинировали с добавками, чтобы снизить температуру струи. Я, в своё время, не шибко внимательно относился к твёрдотопливным ракетам: всё-таки, совсем другое ведомство, поэтому, мало чем мог помочь. Только в плане термостойкости материалов. Это была моя диссертация в Можайке. Поэтому оттуда рванул в Институт Стали и Сплавов ругаться с Матвеевым: какого чёрта он тянет со своим открытием! Без него ракета не полетит. Пришлось ему подсказать магическое слово: 'керамика'. Тут до него дошло, что сопло может быть составным, он 'отключился' и начал что-то писать в своём блокноте.
На пятые сутки ночью раздался звонок 'вертушки', я ещё не спал, пересчитывал собственную частоту макеевского движка.
— Товарищ Бахметьев! Приезжайте ко мне, срочно.
— Сейчас буду.
На улице уже довольно жарко, начало мая, но это – днём, поэтому накинул лётную кожаную куртку, сел в 'Хорьх', мне его Жуков подарил, поехал на дачу в Кунцево. Почти 4 утра, всё в цвету, красиво! Во дворе только машина Сталина.
— На, читай! — Сталин протянул мне правительственную телеграмму с пометкой: срочно, ОГВ. 'верховьях реки зеравшан указанном вами месте правее излучины реки указанной глубине обнаружено промышленное месторождение рассыпного золота тчк район месторождения взят под охрану войсками нквд тчк замначальника унквд района нурмеддинов'.
— Всё правильно, товарищ Сталин. Это – крупнейшее в мире месторождение рассыпного золота. И добыча может вестись простым просеиванием песка. Долго не могли открыть, так как сверху песка много намело. Почти 8 метров. Когда-то там текла река Зеравшан. Потом она ушла в другую сторону. А золото осталось там.
— Где ж ты раньше был, Титов! Почему раньше не сказал!
— На фронте!… Товарищ Сталин! Вы же мне не поверили: маршалу авиации, трижды Герою Советского Союза, все за 42 год, кавалеру ордена 'Победы'. Время жизни лейтенанта Титова, после сообщения этой информации, было бы равно времени прочтения приговора военного трибунала. У ближайшей стенки. Я не прав?
— Прав! — после не очень долгого молчания. — По алмазам: две трубки под Архангельском, и 18 и более трубок в Якутии? Мы столько денег отдали де Бирс!
