цветными лентами и подвешен колокол — вот и все. Рядом примастился скальный ашрам всего из двух-трех пещерных комнат, где маячат молчаливые тени садху, возможно, вообще никогда не спускающиеся вниз, хотя и странствующие с места на место. Все они курят чарас (гашиш), а без «дымления» переносить здешний климат было бы нереально. Возле главного храма в самом Кедарнатхе вдоль стены тоже постоянно сидят курильщики-бабы, передавая друг другу источник тепла и трансцендентности. Среди них отчетливо выделяются нага-бабы, натирающие обнаженное тело белым пеплом, а когда приходит новый садху, он молча садится в ряд и затягивается. Общение не выражается в словах, сводясь к привычным телодвижениям. До прихода в страну английских колонизаторов нага-бабы совершали традиционные паломничества по всем святым местам, подобно всем остальным санньясинам и даже мирянам.
Хитросплетения древних традиций кажутся изрядно запутанными. Здесь уместно вспомнить меткий ответ одного индийца на вопрос иностранки, как будет проще всего познать индийскую культуру: «Мадам, вам следует умереть и вновь переродиться в Индии!». Смена традиционной культуры и впрямь сродни перерождению, ибо полностью меняет способ обращения с «телом». Но совсем иное дело — духовные практики в культурном контексте, которые неизменно начинаются со снятия любого традиционного «тела».
Фото 6. Нага-бабы в ашраме Маханирвани-акхары (Варанаси) 
Фото 7. Рампури Баба в ашраме Джуна-акхары (Харидвар) Агхора — предпочтение шмашана
Несмотря на все усилия выжить, люди склонны умирать. В силу ускоренного изменения стиля жизни ценность человеческого тела утрачивается. В индийской традиции тела принято жечь не только на дровах, но и почти как дрова, ибо благодаря исконному культу предков граница между мертвыми и живыми здесь весьма условна. Каждому, кто бывал в Варанаси, знакома картина: вокруг дома собирается небольшая толпа, запруживая улицу и останавливая движение рикш, вскоре на носилках выносят тело, завернутое в позолоченную парчу, и с криками проносят к гхату сожжения. Там усопшего окунают в священные воды Ганги, оставляют ненадолго обтечь, затем без промедления водружают на высокую поленницу дров и поджигают. Никто никогда не плачет, а лишь деловито следят за точностью исполнения ритуальных действий. Стоит лишь костру, из которого выпрастываются руки и ноги покойного, догореть, как площадку разравнивают и уже несут следующего. Гхат сожжения нисколько не отгорожен от остальной набережной, и через него непрерывно проходят туда-сюда живые, направляясь по своим делам, неподалеку стирают белье, кипятят чай, чистят зубы, плещутся дети, пьют коровы и собаки… Неудивительно, что подобное место пересечения интересов живых и мертвых стало сферой необыкновенной телесно-духовной практики.
Как выяснилось в личной беседе с агхори Райсахибом из ашрама в Варанаси, под шмашаном вовсе не обязательно понимается гхат сожжения, да и пересуды о том, что агхори питаются мертвечиной, относятся к суевериям. Все дело снова лишь в снятии культурного «тела» и обеспечении себе пространства для практики. В качестве шмашана — уединенного места, где тебя никто не потревожит и ты чувствуешь себя свободно, — могут выступать ложе распутницы или общественные туалеты. Одно из основных значений шмашана — это просто тихое и безлюдное место, и в первую очередь там, где разрушаются мирские привязанности. Всего в священном писании агхоры выделяется шесть видов шмашана, и выбор одного из них — дело личное. Первым названо просто-напросто отшельническое пребывание под деревом пиппал за околицей деревни. Основной акцент делается на «естественной жизни», и, как ни покажется странным, агхора, пугающая экстремальностью даже индийцев, понимается ее адептами как самый «легкий путь». Легкость здесь состоит именно в снятии всех социальных обусловленностей, то есть культурно-«бесплотном» существовании, не обременненном заботой о «теле». Надо отметить, что во время ранней утренней пуджи, проводившейся с пяти до шести часов, в ашраме агхори было совсем немноголюдно, а точнее, всего несколько человек за исключением самих ашрамитов. Иными словами, последователей столь «легкого» пути всегда находится не так уж много, ибо тело составляет необыкновенно цепкую сущность.
Агхора как особая система образовалась всего несколько столетий назад, а ее основатель был изначально вишнуитом, и портрет Кенарама с гирляндой из черепов занимает центральное место в ашраме агхори. Здесь снова имеет смысл отметить, что границы культурного «тела» воспринимаются гораздо более жестко, нежели принадлежность к иной духовной традиции. Так, будь мы просто западными людьми, настоящий агхори вообще не стал бы с нами разговаривать, но, опознав натховское посвящение, стал охотно отвечать на любые вопросы. Беседа стала оживляться, ибо агхори неплохо разбирался в редких священных текстах и к тому же знал английский. Выяснилось, что натхам вполне позволено принимать агхоровское посвящение без всякого ущерба для принадлежности к натховской традиции, равно как и любой другой. И наоборот, рассматривая стадии натховского посвящения, мы увидим аугхара (вторая передача), которые являются агхори. Неудивительно, ибо агхори и натхи — обе традиции относятся, по большому счету, к шиваизму. Они имеют общие корни, связанные с Даттатреей, от которого, по преданию, и получил в откровении знания агхоры основатель традиции Кинарам-Баба в городе Гирнар (Гуджарат). Переход Кинарам-Бабы из вишнуизма в шиваизм представляется более радикальной сменой традиции, которая все же произошла и была признана. Что касается практики, то в нее входят обычные составляющие всякого духовного делания в индийской культуре: мантра, пуджа, отречение и т. п.
Однако существует отчасти модернизированная агхора, известная по книгам Роберта Свободы о своем учителе Вималананде, где основной сюжет разворачивается на бомбейском ипподроме. Здесь «легкий путь» превращается в тщательное распутывание сложных кармических ситуаций, наслаивающихся одна на другую в суете и напряжении индийского мегаполиса, где заведомо смешиваются восточная и западная культуры в целом. С позиций построения «алхимического тела», необходимо отметить владение мудрами, в частности ваджроли- мудрой, умение применять которую восходит к тантре и натха-сампрадае, поскольку позволяет преобразовывать сексуальную энергию, и в переводе исследователя Д. Г. Уайта имеет значение «запечатление пениса в матке». Безусловно, это исконная хатха-йогическая техника, которую излагает западному ученику Агхори Вималананда. Более того, даже посвящение через «проникновение» в шиваистской агхоре происходит посредством помещения капли спермы гуру на язык ученика. Самый принцип подобной инициации описывается в «Тантралоке» Абхинавагупты (классике кашмирского шиваизма) и в шактийской «Горакша-самхите» (тексте основателя натховской традиции). В предельной ситуации, владение ваджроли-мудрой превращается в вампиризм, особенно опасный со стороны женщины, способной вытянуть из мужчины сперму и жизненную силу. Суть обозначенных связей станет яснее при рассмотрении с обратной стороны — как тантризм, кашмирский шиваизм и традиция натхов связаны с образованием хатха-йоги в качестве отдельной духовной практики.
В итоге, хотя агхора прекрасно сочетается с истоками хатха-йоги, она кажется несовместимой с новейшей асана-йогой, которую никакой агхори не счел бы за «легкий путь». И здесь уместно привести высказывание некоего индийского пандита по поводу крайне распространенных ныне занятий сложнейшими асанами в динамическом стиле: «Да, в писаниях упоминаются такие
