Она замолчала, и в щемящей тишине Китти услышала стук собственного сердца.
— Я и теперь не понимаю, как это могло случиться, — продолжала после тяжелой паузы Виктория. — Когда Рэмси опрокинулся и стал падать вниз — медленно, но неотвратимо, — мне показалось, что земной шар прекратил свое вращение, настал конец времен… Следующее, что я помню, — я мчусь вниз по бесконечной лестнице, пролет за пролетом, этаж за этажом, и как безумная твержу молитвы. Это я во всем виновата, Китти, я его убила…
— Нет, нет, не говори так! Я ведь все видела, ты ни при чем, произошел нелепый несчастный случай, — пыталась утешить ее Китти.
По щеке ее подруги скользнула слезинка.
— Ты не понимаешь, — сказала Виктория, и ее голос дрогнул. Она глубоко вздохнула, подавляя рыдание, и продолжала: — Я виновата, потому что причинила ему слишком много страданий. Рэмси хотел отказаться ради меня от всего, чем дорожил, а что я могла ему дать? Любовь урывками, тайком… Господи, какой же я была дурой! Ах если бы можно было повернуть время вспять!
— Тебе не в чем себя винить, ты должна жить — ради памяти Рэмси, ради своих детей.
— Разве теперь я смогу быть им хорошей матерью? — спросила Виктория, поднимая на Китти полные боли глаза. — Мне кажется, той ночью вместе с Рэмси умерла и часть меня. Прежней Виктории больше нет — она осталась у окна в «Палм-Корт» ждать того, кто уже никогда не вернется. А то, что ты видишь перед собой, лишь ее бренные останки. В них нет жизни.
К глазам Китти подступили слезы.
— Я чувствую себя виноватой в том, что случилось, — пробормотала она. — Если бы я не уговорила тебя вернуться в Удайпур пораньше…
— Нет, дорогая, дело не в этом, ведь я даже не успела ему ничего сказать. Гибель Рэмси целиком на моей совести.
— Бедная, сколько страданий принесла тебе эта любовь… Ты не жалеешь, что полюбила Рэмси?
Внезапно в дверь постучали, Китти и Виктория вздрогнули, как школьницы, застигнутые строгим воспитателем за какой-нибудь шалостью. Обе одновременно повернулись к двери — на пороге стоял недовольный Хингэм, глаза его метали молнии.
— Ты забыла, что у нас гости, Виктория? — грозно спросил он.
— Нет, Мортимер, разумеется, не забыла, — потупившись, ответила она.
— Его величество махарана оказал нам честь своим визитом, так что сейчас же спускайся и поздоровайся с ним!
— Конечно, Мортимер. Мы с Китти уже идем.
Когда Хингэм вышел, бросив на жену еще один испепеляющий взгляд, Виктория вдруг повернулась к подруге, схватила ее за обе руки и сильно сжала.
— Милая, — торопливо, словно боясь не успеть, проговорила она, — если ты нашла свою любовь, не позволяй возлюбленному уйти, всегда будь с ним рядом! Посмотри на меня, и ты поймешь: какую бы боль он тебе ни причинил, каким бы кратким ни было ваше счастье, это лучше, чем влачить жалкое, никчемное существование, как я сейчас. Я совершила ужасную ошибку, принеся любовь в жертву гордыне и общественному мнению, и обречена расплачиваться за нее до конца своих дней. Заклинаю тебя, что бы ни случилось, сколько бы тебе ни пришлось выстрадать, какое бы непонимание ни разделяло вас, не повторяй моей ошибки!
13
При виде жены и почетной гостьи мрачный Мортимер, маячивший в коридоре, словно часовой, оживился и повел их вниз. У подножия лестницы нетерпеливо прохаживался в окружении своих телохранителей сам высокий гость — махарана Удайпура. Он с откровенным пренебрежением посматривал на собравшихся англичан, дожидаясь знаменитой летчицы, ради которой, собственно говоря, и приехал.
Это был высокий мужчина лет сорока с красивым властным лицом, пышными усами и царственной осанкой, облаченный в костюм из красной парчи. Тюрбан был подобран в тон. Когда подруги появились на лестнице, он тотчас впился сверкающими темными глазами в Китти и уже не сводил с нее взгляда, разве что только на несколько секунд, когда отвечал на приветствие Виктории.
Китти, в голове которой еще звучали слова подруги, по-новому взглянула на Макса. Любит ли он ее? Если да, то почему он с ней так жесток? Ради чего готов погубить ее отца? «Надо во что бы то ни стало узнать правду!» — решила она. Каким бы ни стал Кэмерон, она не может поверить, что безразлична ему. Нет, он просто лжет. Он изо всех сил скрывает, что любит ее. Она просто обязана начать все сначала, и как можно скорее!
— Ваше величество, — с подобострастной улыбкой начал Мортимер, — позвольте вам представить нашего дорогого друга Кэтрин Фонтэйн, графиню Авели.
— Я восхищен! — махарана взял руку Китти и слегка коснулся ее губами.
Китти поняла, что настал ее час: нужно как можно лучше сыграть свою роль. Под пристальным взглядом Макса она почтительно поклонилась и, не выпуская руки удайпурского властелина, поздоровалась с ним на хинди.
— Какое несчастье произошло с вашим отцом, — посетовал махарана тоже на хинди. — Я знал его, правда, весьма отдаленно.
— Уверяю вас, мой отец невиновен в тех преступлениях, за которые его осудили.
— Конечно, конечно, — кивнул князь и, повернувшись к Авели, перешел на английский: — Вы итальянец, не так ли? О, я наслышан о стране Юлия Цезаря, Марко Поло и Гарибальди, ведь я читаю английские газеты, даже подписался на «Таймс». Там много пишут о воздушных полетах вашей жены, — тут махарана снова повернулся к Китти.
— Я польщена вашим вниманием, ваше величество, — поклонилась та.
— Возможно, ваши достижения в столь опасной области, как воздухоплавание, миледи, удивляют многих мужчин, но только не меня!
— Почему же, ваше величество?
— Потому что, насколько я знаю, в ваших жилах течет раджпутская кровь, — подмигнул махарана, — а наши женщины всегда отличались силой характера и независимостью. Они частенько тащат нас, мужчин, за собой, как ослов, — для наглядности он потянул себя за ухо. — Мы, раджпуты, самые могучие и отважные воины в мире. Сильнее нас только наши женщины!
Довольный своим остроумием, он расхохотался.
— Позвольте с вами не согласиться, — кокетливо заметила Китти. — Я уверена, что ни одной женщине даже в голову не придет тащить вас за уши.
— Знаете, что еще роднит нас с вами, миледи, кроме раджпутской крови? — продолжал с улыбкой махарана. — Меня тоже влечет небо! Я — счастливый обладатель летательного аппарата «Антуанетта-4», построенного самим великим Леоном Левассером в Париже.
Он замолчал, ожидая от гостьи выражения удивления и восторга, и Китти не обманула его ожиданий.
— Неужели у вас есть эта великолепная машина? — всплеснула она руками. — Я даже представить себе не могла, что встречу здесь, в Азии, это чудо техники!
— У меня есть все современные удобства, — заметил махарана, наслаждаясь произведенным впечатлением. — Пять «Роллс-Ройсов», фотоаппарат и машинка Люмьеров для показа движущихся картинок. Я стараюсь идти в ногу со временем!
— Уверена, полеты на вашем прекрасном аэроплане доставляют вам массу удовольствия.
— Увы, — погрустнел князь, — сам я не умею им управлять. Вы меня очень обяжете, если возьмете с собой в полет.
— Боюсь, моя жена не сможет вам помочь, — вдруг заявил Макс брюзгливым тоном, без сомнения, позаимствованным у Мортимера, но махарана не обратил на неожиданное затруднение ни малейшего
