Матрена утюг, подумает — сюрприз готовила родственница, смущать не хотела, а то бы обязательно от подарка отказываться начала…
Надежда Прохоровна пристально поглядела на золовку… Навряд ли. Навряд ли удастся провести Матрену, но делать нечего, утюг хоть каким-то объяснением будет. Пробормотала: «Я быстро, Мотя, туда и обратно». Получила рекомендацию: «Задерживаться будешь, позвони». И ходко поковыляла к калитке: колени содранные гудели — просто жуть! На каждое прикосновение подола зудом отзывались!
Но валяться на диване и лелеять свои болячки Надежда Прохоровна не умела. Натура не та. Отродясь Надежда Губкина перед трудностями в виде двух километров по жаре не пасовала — в сумочке лежали бинт и скляночка с перекисью водорода, а это все, что слегка раненой старушке надо. Воодушевленная собственной стойкостью, Надежда Прохоровна без проблем проскочила пятисотметровый отрезок дороги через парамоновские поля, добралась до леска, по которому Синявка протекала, и там уселась на пенечке — отдышаться. На парамоновские прелести с опушки глянуть.
Красота! Не такая, как в сосновом бору, тут больше перепутанные кусты вдоль дороги встали, но тоже есть на что поглядеть: по полю бабочки порхают, деревня вся как на ладошке, пичужки по кустам шуршат…
Красота!
Еще бы не было так жарко. И мысли бы злокозненные душу не смущали.
Совсем не так мечталась бабе Наде в Москве эта поездка. В мечтах она представляла себя крутой помощницей на огороде, как несгибаемо будет окучивать картошку и сорняки полоть…
В реальности же сидит на пне в шляпке и готовит вступительную речь для поселковой милиции. Жаловаться на участкового Андрюху, разумеется, не станет — пусть селяне сами между собой разбираются. А вот попросить милиционеров проверить документы у парней в лесу и заодно узнать, что новенького в расследовании убийства Мухина появилось — это дело. Андрюша-олух даже на простейший вопрос «Почему Федька в рабочее время дома отирался?» ответить не пожелал.
Надежда Прохоровна встала с пня, отряхнула сзади платье и ходко отправилась дальше по почти заросшим автомобильным колеям до неширокого моста через Синявку.
Лес обступал дорогу прогретой душной стеной, колеи бугрились в местах подсохших луж, босоножки на влажных ступнях то и дело подворачивались на подлых бугорках — совсем неприветливой стала короткая дорога на Парамоново.
Шляпка еще эта — футы-нуты! — на глаза сползает. Вырядилась, дурища городская! Еще бы очки от солнца на нос нацепила! Ползи теперь, ремешками босоножек за сухостой цепляйся…
Когда через Синявку по полуразрушенному мосту пробиралась, чуть сумочку в реку не уронила. Щели в том мосту — Андрюха-участковый пролетит, пуговицей не зацепится!
Совсем разучилась баба Надя жару переносить. От каждого шага по разбитой дороге настроение начинало портиться, философский настрой неумолимо исчезал. Зато во множестве появлялись мухи и слепни.
Зачем пошла пешком?! Неужто не могла Фельдмаршала дождаться и с удобством на «запорожце» к отделению подкатить?!
…Метров через восемьсот лесистый участок закончился, колеи пошли по полю, за которым виднелся поселок. С открытого участка дул жаркий, но ощутимый ветерок, Надежда Прохоровна сказала себе — полкилометра, Надя, осталось, и добавила ходу.
На главной площади поселка шла вялая торговля сельхозпродуктами. Три бабушки разложили на прилавке возле продмага пупырчатые огурчики, баночки с медом и сметаной, пучки зелени и кабачки. Надежда Прохоровна устало проплелась мимо торговок, перешла площадь и поднялась на крыльцо отделения милиции.
Закрыто.
Точнее сказать — заперто. На двери с облупившейся голубой краской висел внушительный амбарный замок. Надежда Прохоровна зачем-то подергала дверную ручку — всякие чудеса случаются, бывает, висит замок, а на самом деле без толку болтается…
Но не в этом случае. Дверь отделения поселковой милиции была закрыта на совесть.
Надежда Прохоровна посновала по крыльцу, заслонив глаза ладошкой, поглядела в окно… За ним стоял обычный письменный стол, на лавке в узенькой клетке «обезьяннике» во всю длину растянулся патлатый мужик в коротких оборванных портках и одном тапке. Мужик крепко спал без всякого надзора власти.
Надежда Прохоровна спустилась с крыльца, подошла к бабушкам, расцветшим всеми красками любопытства и, поздоровавшись, спросила:
— Надолго там закрыто?
— А кто ж его знает, — словоохотливо поддержала разговор ее ровесница в пестром платочке. — Коляня минуты три назад пробёг… Небось домой обедать поскакал. Михалыч, поди, тоже дома. Щи гоняет.
— А Коля и Михалыч — это кто?
— Коляня — сержант, Дмитрий Михалыч — старший. Капитан. Еще Володька есть — без лычек на погонах, но его с самого утра не видать было. Санька-лейтенант вроде бы в отпуску…
— И долго ваши милиционеры обычно обедают?
Селянки переглянулись, дружно пожали плечами. И Надежда Прохоровна порадовалась за спокойную жизнь местных милиционеров — в столице Алешке, случается, некогда и чаю попить. А тут… Патриархальная тишина и благость. Посадили единственного нарушителя покоя под замок и — щи хлебать всем отделением милиции.
— А вам зачем в милицию-то? — прищурилась бабушка в широкополой панамке.
— Да кое-что спросить, — вильнула Надежда Прохоровна и в свою очередь поинтересовалась: — А где тут у вас утюг можно купить?
Бабульки слаженно мотнули головами за спины в сторону главного поселкового супермаркета в два застекленных этажа, одна из них тихонько добавила:
— Но лучше на тот конец сходите, к автостраде. Там Золотниковы новый магазин открыли, у них и товару больше, и цены лучше. А тут… по старинке все, возят новое от случая к случаю. Сходите наискосок, через «марксистов» недалёко будет.
Надежда Прохоровна припомнила поселковую географию — дорога от въезда в Знамя до площади полукругом идет, огибает несколько трехэтажных блочных домов, построенных для работников птицефабрики имени Карла Маркса и Фридриха Энгельса, — и, поблагодарив селянок, отправилась к домам так называемых «марксистов». Именно в новом магазине Золотниковых и работал, кстати сказать, убиенный Федор Мухин. По рассказам Суворова, был Федька каким-то дальним родственником хозяину магазина и как-то даже спас малолетнего Золотникова на рыбалке, из воды за шкирку вытащив.
Потому и имел вороватый Мухин работу и некоторые на ней послабления…
Надежда Прохоровна свернула за угол универмага — на замусоренном пятачке у хозяйственных пристроек магазина шумно гомонила компания подростков. Несколько парней на мотоциклах пили газировку из баночек — один сопливый мотоциклист шустро сунул за спину бутылку с пивом! — грызли семечки, плевались шелухой.
Надежда Прохоровна неодобрительно покачала головой — какой свинарник развели, неужели самим не противно! Понятливые, но незрелые нигилисты окатили бабушку презрительными взглядами и дружно плюнулись очистками от семечек.
— Метлы хорошей на вас нет, — довольно громко пробурчала пенсионерка и пошла дальше, не собираясь слишком задерживаться рядом с подростками, пьющими пиво в жаркую погоду.
А дома, в Москве, наверняка бы сделала паршивцам замечание — ведь в своем доме, считай, мусорите! Неужели трудно обертку от конфеты или мороженого до урны донести или в карман до поры припрятать?! Не большой же труд! Неужто самим не гадко по грязным улицам ходить?! Ведь приезжают люди из других стран, смеются, презирают за грязищу! Стыдобушка!
Подростки загоготали за спиной, но Надежда Прохоровна и тут сдержалась, не стала оборачиваться — нет никого непредсказуемей разнузданного, выпившего молодняка! Но при случае надо обязательно
