как малолетний Стечкин повадился к деревенскому алкоголику от скуки бегать? А ну как застукала Серафима Яковлевна сбежавшего ночью внучка у разнузданного пьяницы и сгоряча…
А что «сгоряча»? Шилом два раза в спину ткнула, так что ли? А потом уже с улицы «приняла» Павлика из дыры в окошке…
Не-е-ет, старуха Стечкина скорей клюкой огреет, чем шило схватит…
Но что, если гуляет она с клюкой по деревне не из-за хромоты, а чтобы ловчее с резвым внуком управляться? Протянуть вдоль хребта в случае непослушания… Павлик-то, издали видать, от скукотищи подыхает — нет ровесников в деревне, а так и до любого безобразия недалеко.
Федька тоже без компании тут сидел, от безделья днем маялся — мог он с городским мальцом по дурости связаться?..
Мог. Федька мужик насквозь дурной, ему что пацану одиннадцать лет, что восемнадцать, не большая разница — все компания да слушатель… Так что и старуха Стечкина вполне на эту дружбу осерчать могла…
Но вот убить?.. И по словам Карпыча, возле Федькиного дома никаких отпечатков клюки не было…
Надежда Прохоровна встала с лавочки, решительно одернула платье и, выйдя на улицу, потопала к дому дачников Стечкиных. Пора проверить, что за бабушка такая Серафима, нужна ли ей трость для ходьбы или исключительно в воспитательных целях?
В тени у прогретой за день стены кудрявенькая пятилетняя Оленька играла в «магазин». Устроила на лавочке «прилавок» и предлагала «покупателям» — двум чумазым Барби и медведю — завернутые в подорожник «конфеты-леденцы» из гладких камушков. «Торговля» шла бойко, Барби манерничали и спорили с «продавщицей», толстый мишка обложился «покупками» и «приценивался» к пол-литровой пластиковой бутылке с водой из лужи.
На девочке было надето нарядное платьице с оборками, оцарапанная коленка щедро залита зеленкой. Хорошая девчушка. С пришедшей бабой Надей поздоровалась вежливо, предложила «отовариться»…
Надежда Прохоровна укорила себя, что не взяла для внуков Серафимы гостинца: приятно радовать воспитанных детей.
Сама Серафима Яковлевна Надежде Прохоровне шибко не понравилась. Та относилась к наивреднейшей категории старух, что вечно недовольны всем и всяким: «Зачем такая жаркая погода? Зачем со скотного двора Сычей летит так много мух? Зачем собака лает, а коты цыплят воруют?.. Когда же, наконец, в деревню газ проведут?! Они там что — не чешутся?!»
Надежда Прохоровна могла бы на это ответить: «Жара лучше, чем дожди. Молоко у Сычей ты сама покупаешь. Собаки деревню охраняют…» Но не сдержалась и вступила в разговор только раз, когда словоохотливая кумушка принялась мыть кости невестке:
— Рожать задумала! Ольгу еще не вырастила, мне на лето подкинула, а туда же! И было бы дело — ребенка захотела, — доверительно выпучила белесые глаза, — так ведь нет — в запас рожает!
— Как это? — не поняла Надежда Прохоровна.
— А так! — обрадовалась отклику Стечкина. — У их соседки в прошлом году ребенок утонул, так Машка сбрендила! Хочу, чтобы второй ребенок был, вдруг с Ольгой что случится! Каково, а?! «Запасной» ребенок ей понадобился!
И вперила пылающие гневом очи в молчаливую тетушку.
— А что же тут плохого? — невозмутимо пожала плечами баба Надя. — Может быть, ваша Маша от страха Ольгу потерять уже заранее, на всякий случай, повеситься готова… Пускай рожает, раз эй это голову и нервы поправить поможет. Пусть успокоится, раз ей так лучше. Вреда-то — нет, а только польза всем.
Серафима Яковлевна недовольно заткнулась, а через несколько минут поставила в пример свою разумнейшую дочь, что родила и воспитывает с мужем одного сынка Павлика, чтоб, значит, нищету не плодить.
Понятно, усмехнулась баба Надя. Дочь будет молодец, хоть пятерых «в запас роди», невестка — дура бестолковая, уселась на шею к Серафиминому сынку и ноги свесила, да еще одного «нахлебника» посадить пытается.
Терпеть не могла баба Надя таких противнейших старух! Всем недовольны — погодой и ценами, ассортиментом в магазинах и транспортом, соседями и родственниками…
Серафима Яковлевна тут же доказала, что периоды благодушия у нее чрезвычайно коротки. Легонько похвалив доченьку, обрушилась на нее с проклятиями:
— Прислала, понимаешь ли, компьютер Павке! Додумалась! Я теперь день-деньской с мальчишкой воюю, не могу его от «игрушек» оторвать!
В этом вопросе Надежда Прохоровна Серафиме Яковлевне посочувствовала и распрощалась с той без всякого сожаления: полчаса на теплой лавочке показались пыткой! Соскучившаяся по собеседникам старуха Стечкина вывалила на гостью весь ком скопившегося недовольства. Если бы баба Надя не ушла из ее дома, она продолжила бы в том же духе, не останавливаясь до самой ночи.
Кошмар! У бабы Нади даже голова загудела и уши запылали.
Но уходила Надежда Прохоровна с чувством, что задача его решена: Серафиму и Павлика из подозреваемых можно исключить совершенно и бесповоротно. Такие злющие кляузницы, как Стечкина, до полного беспредела ситуацию не доведут. Придушат на корню еще в зародыше.
Да и Федька вряд ли связался бы с малолетним внуком подобной особы — бабка такой лай на всю округу подняла бы: привлекла к делу и участкового, и полномочному представителю ООН по вопросам безоблачного детства жалобу накатала. Громогласно бронебойная старуха. Такой повоевать — бальзам на раны. Убийство не ее конек, Серафима, прежде чем за нож схватиться, с большим удовольствием будет два часа лаяться — всех окрестных собак перебудоражит. Так что не тот типаж.
Шагая по улице, Надежда Прохоровна думала о незнакомой беременной женщине Маше Стечкиной. С такой свекровью жить — и вправду легче удавиться!
В доме Матрены снова вкусно пахло жаренной на шкварках картошкой. Пантелеевна легко порхала по крохотному кухонному закутку и шумно радовалась прогрессу:
— Верка Тушкина позвонила! Помнишь, на моей свадьбе свидетельницей была, рыженькая такая, с косой?.. Идет в гости, а у меня уже — и стол накрыт, и картошка с пылу с жару, и мясцо с лучком поджарено… Здорово, правда? Раньше ведь как бывало: притопаешь за две версты в гости да только дверной замок поцелуешь — сами на покос уехали или по грибы отправились. А нынче — комфорт. Позвонил. Пошел. К горячему столу притопаешь. Уже ведь, Надя, не так стали на ногу легки, просто так, в охотку, и не соберешься с дверными замками здороваться…
Надежда Прохоровна согласилась с тем, что прогресс сильно способствует облегчению пенсионерской жизни, и помогла золовке накрыть на стол…
Вера Семеновна Тушкина принесла в Парамоново сногсшибательную весть — вчера в поселке ЦЕЛЬНУЮ преступную банду ловили! Всем отделением милиции, с привлечением контингента добровольных дружинников.
Ходили по дворам, разыскивали некую цыганку Розу, главный дружинник Кузьма Захарович говорил, что лично эту хитрющую мошенницу видел — та лезла воровать его ковер, повешенный на плетень для просушки. Но храбрый дед Кузьма преступницу не забоялся. Схватил тяжеленную оглоблю и только пригрозил — та, фьють, извернулась юркой змейкой и исчезла в неизвестном направлении.
Зеленоватые глаза рассказчицы Семеновны восторженно искрились, история побега из заключения Свирида Козлова выглядела чистейшей бондианой. К месту преступного (и жутко грязного!) побега электрика из-под стражи была опять приплетена и баба Надя, сиречь — цыганка Роза. Ловкая злоумышленница, способствовавшая милицейскому позору и торжеству вселенских беспорядков.
И если учитывать, что многие подружки агента 007 — этнические красавицы, то бабу Надю расписали, не жалея языков. Скромная плетеная шляпка Надежды Прохоровны превратилась в шикарное сооружение с таинственно широкими полями вроде мексиканского сомбреро, миленькое платье приобрело оттенок
