лояльности к России можно вернуть автономные права, и поэтому выступала за поддержку русской администрации в Финляндии. Другая часть высказывалась за бо?льшую ориентацию на Англию и Францию, надеясь, что в послевоенных условиях такая позиция скажется самым благоприятным образом на отношениях Финляндии с западными странами.
Но имелась группа политических деятелей и их сторонников, считавших, что именно в условиях войны создаются наиболее оптимальные условия для полного отделения Финляндии от России. Следует признать, что такие настроения, антирусские по своей направленности, имели широкое распространение. Они могли выражаться по-разному: в пассивном неповиновении, демонстративном безразличии, неприятии и неучастии в каких-либо акциях и мероприятиях, организованных русской администрацией. Свидетельством такого поведения можно считать, например, безучастность, с которой отнеслось население Гельсингфорса к визиту в их город 25 февраля 1915 года императора Николая II. Если местные власти во главе с генерал-губернатором Зейном, правящим архиереем и другими начальствующими лицами демонстрировали свои верноподданнические чувства, устраивая встречи с почетным караулом, торжественные молебны, посылая делегации от различных слоев населения, то финское население вело себя по-другому. Как пишет в воспоминаниях свидетель этого события В. Ф. Джунковский, «улицы были полны народа, но какая разница была в характере и настроении этой народной толпы по сравнению с русской. Толпа эта в молчаливом спокойствии и неподвижности встречала царя — своего великого князя»[30].
Были в этой среде и такие, кто не довольствовался пассивным выражением антирусских настроений и призывал к активным действиям против русской администрации, например, как это было характерно для многочисленных студенческих кружков, к организации вооруженного восстания и одностороннему выходу из состава России. О реальности вооруженного восстания свидетельствовало и командование Северного фронта, руководившее военными действиями и военными силами на территории Финляндии. В его донесениях 1915–1916 годов можно было прочитать: «В Финляндии под личиной спокойствия и лояльности подготовляется вооруженное восстание с целью отторжения ее при помощи Германии от России».
Реформы в Русской церкви в начале XX века
Биография Сергия Страгородского неотделима от истории Русской православной церкви первой половины XX столетия, подчас они непостижимым образом следовали друг за другом, чуть ли не переплетаясь. И если 15 октября 1905 года он сдал дела по академии, то 17 октября особым манифестом император возложил на правительство обязанность «даровать населению незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов». Манифест оказал воздействие на реформирование российского общества по крайней мере в трех направлениях: положил начало пересмотру законодательных актов, регулирующих социально-политическое и национально-государственное устройство России; стал правовой базой для образования легальных политических партий и начала преобразования государственно-церковных отношений.
Одной из первоочередных задач после издания манифеста стала необходимость разработки нового избирательного закона, внесения поправок и дополнений в законодательные акты, определяющие состав, порядок формирования и полномочия Государственной думы и Государственного совета и их соподчиненность.
Данная работа была поручена образованной 28 октября специальной комиссии (Особое совещание) под председательством члена Государственного совета графа Д. Сольского. С ноября 1905-го по январь 1906 года она провела десять заседаний, на которых особенно бурно обсуждался вопрос привлечения в состав Государственного совета «выборного элемента» из наиболее «устойчивых по взглядам и направлениям слоев населения». Вполне естественно, что речь зашла и о духовенстве. Большинство членов комиссии поддерживали идею включения в состав Государственного совета представителей от православной церкви.
Лишь очень немногие высказывали иное мнение. В частности, известный правовед, член Государственного совета Н. С. Таганцев считал, что в разрешении этого вопроса следует исходить из «государственной», а не «политиканствующей» точки зрения. Многообразие вероисповеданий, присущих народам России, требовало учесть их интересы и обеспечить представительство в высших органах власти.
Подготовленные комиссией Сольского проекты законов в феврале 1906 года были вынесены на окончательное обсуждение Особого совещания в Царском Селе под председательством Николая II. Из воспоминаний Н. С. Таганцева явствует, что когда зашел разговор о представительстве духовенства, то присутствующие — министры, члены Государственного совета и иные высшие сановники — были единодушны. Даже не возникала мысль, что наряду с представительством государственной церкви может существовать, хотя бы в самом минимальном виде, представительство иных религий и церквей, признаваемых Основными законами Российской империи. Таким образом, не были учтены интересы тех миллионов российских подданных, которые, согласно законам (ст. 66, 67), «пользовались свободою веры», не говоря уже об игнорировании интересов «нетерпимых» государством «раскольников» и «сектантов». В итоге решено было допустить в Государственный совет только представителей Русской церкви: трех — от черного и трех — от белого духовенства.
Одновременно в эти же месяцы в обстановке строжайшей секретности велась работа над новой редакцией Основных законов Российской империи. Первоначальный проект готовила Государственная канцелярия. Он представлял собой компиляцию различных европейских конституций и предусматривал за законодательными палатами достаточно широкие полномочия. В нем была и такая новация, как специальная глава «О правах российских подданных». Среди упоминавшихся в нем прав было и право на свободу совести и вероисповедания. Специальные статьи провозглашали равенство перед законом всех подданных, независимо от происхождения и вероисповедания; уравнивали в правах подданных, как исповедовавших господствующую религию, так и «инородцев».
В конце февраля 1906 года проект поступил в Совет министров. Любопытно, что Витте советовал сопоставить этот текст с конституциями Пруссии, Австрии, Японии, чтобы заимствовать оттуда «полезные консервативные элементы». И действительно, проект канцелярии, обсуждавшийся в марте, подвергся столь существенным изменениям, что можно говорить о рождении фактически второго проекта законов — министерского. Он носил сугубо «ограничительный» характер, ставил под сомнение целесообразность включения главы «О правах подданных» и отвергал какое-либо «расширение» прав подданных. В специально подготовленной и подписанной членами Совета министров мемории на имя Николая II предлагалось: «…в видах ближайшего согласования правил об основных правах и обязанностях российских подданных с современными условиями жизни нашего государства исключить из подлежащей главы некоторые не отвечающие этой цели статьи и восполнить оную особою статьею, подтверждающей свободу совести на основании указа Вашего Величества от 17 апреля 1905 г. об укреплении веротерпимости».
20 марта 1906 года С. Ю. Витте представил царю измененный Советом министров проект Основных законов вместе с меморией министров. Сам председатель Совета министров при этом предложил основную статью о религиозной свободе в следующей редакции: «Российские подданные пользуются свободою вероисповедания по велениям своей совести. Условия перехода из одного вероисповедания и вероучения в другое определяются законом».
На 7 апреля Николай II назначил третье секретное совещание в Царском Селе для обсуждения обоих проектов. Оно продолжалось несколько дней. Приглашены были великие князья, министры, несколько членов Государственного совета и другие высшие чиновники. Ряд участников предыдущих совещаний, продемонстрировавших свою либеральную позицию, приглашены не были.
Среди участников совещания проявились две позиции. Одна, ее излагал И. Л. Горемыкин, заключалась в отрицании необходимости включения в Основные закона главы о правах подданных. Сторонники другой, например Д. М. Сольский, С. Ю. Витте, отстаивали включение, хотя и с различной мотивировкой, данной главы. Однако полноценного обсуждения содержания второй главы не было. Большинство присутствовавших даже и не помышляло о «возвращении» изъятых Советом министров
