антирелигиозной работе, прежде всего, важно качество, а между тем именно качество работы Союза Воинствующих Безбожников подкузьмляет нашу политику. Выше описанные перспективы грозят такому понижению качества, что политика в этом деле полетит окончательно к черту, не говоря уже о тактике. Циркуляр ЦК „О тактичном подходе от 5.06.29 г.“, который безбожниками и теперь, до осуществления вышеуказанных перспектив, в жизнь редко проводится. И теперь уже движение Воинствующих Безбожников часто выливается в формы стихийные и не считается с рамками революционной законности»[139].
Очень скоро опасения и предвидения П. Г. Смидовича оправдались. Трудности, выявившиеся осенью 1929 года в ходе кампании по хлебозаготовкам и по мере развертывания коллективизации, были отнесены на счет «кулацких элементов» и «служителей культа». Организуя и проводя кампании массового закрытия и сноса культовых зданий, прибегая к мерам административного ограничения деятельности религиозных организаций и духовенства, местные партийные и советские органы стремились заручиться поддержкой центра. В адрес ВЦИКа и его комиссии, в НКВД РСФСР они направляют многочисленные обращения, в которых требуют изменения закона 1929 года, упрощения порядка закрытия культовых зданий и снятия с регистрации религиозных обществ, предоставления обл(край)исполкомам права окончательного решения этих вопросов, особенно и, прежде всего, в районах «массовой коллективизации».
Об аргументации и настроении тех лет мы можем судить по письму Административного отдела Дальневосточного краевого исполнительного комитета в НКВД РСФСР (12 октября 1929 года): «Несомненно, что между верующими и неверующими в период обсуждения вопроса о здании церкви происходит борьба, и подчас довольно значительная. Чаще всего на общих собраниях она заканчивается победой неверующих и дело направляется дальше. Вот тут и особенно важно, чтобы дела разрешались возможно скорее и тем создавалось и упрочивалось то положение в глазах трудящихся, что Советская власть идет немедленно навстречу во всех их культурных начинаниях. Отсюда видно, что затяжка в разрешении дел создает как раз обратное положение и дает возможность церковникам демонстрировать перед населением свою якобы силу и значение в глазах органов власти. Насколько это выгодно, очевидно само собою»[140].
В своих обращениях в высшие инстанции местные органы власти кроме упрощения порядка закрытия церквей требовали и введения таких мер, как ограничение разъездов служителей культа, запрещение подворного обхода для сбора денег, проведения религиозных съездов и собраний вне молитвенных зданий, закрытие «церковных библиотек» и изъятие «лишней» литературы для сдачи ее в макулатуру, ограничение деятельности епархиальных (и им подобных) управлений с постепенным их закрытием. Подчеркнем, что как эти, так и другие подобные предложения вносились в центральные органы зачастую со ссылкой на измененную статью 4-ю Конституции РСФСР. По мнению советских работников на местах, если гарантированная ранее конституцией «свобода религиозной пропаганды» включала в себя признание за религиозными организациями подобного рода деятельности, то «свобода исповеданий» ее уже не допускала. Более того, в информациях с мест постоянно подчеркивалось, что «статья 4 Конституции имеет в виду уничтожение религии», а «свободу исповеданий» нужно рассматривать лишь как «терпимость» к культовой деятельности, ограниченной церковным зданием.
Наркомат внутренних дел поддерживал подобные настроения и в своих инструкциях местным административным органам и советским работникам указывал на необходимость активизации работы на «религиозном фронте». В одном из циркуляров (16 ноября 1929 года) председателям исполкомов Советов всех ступеней отмечалось: «При намечающейся активизации религиозных объединений, зачастую сращивающихся с контрреволюционными элементами и использующих в этих целях свое влияние на известные прослойки трудящихся, надзору за деятельностью этих объединений должно быть уделено серьезное внимание. Между тем в адморганах это дело находится часто в руках технических сотрудников, недостаточно ориентирующихся в тех важнейших политических задачах, которые преследуются этой работой. В результате адморганы допускают положение, при котором религиозные объединения в своей деятельности выходят за пределы, установленные для них законом, предъявляя тенденцию участвовать в общественной жизни, иногда прикрывая нарушение закона „желанием содействовать мероприятиям советской власти“. Каждая ошибка, допущенная адморганами в этом вопросе, широко используется церквами для усиления своего влияния на массы и подрыва авторитета советской власти»[141].
В декабре 1929 года решением политбюро Антирелигиозная комиссия ЦК была упразднена. Вопросом антирелигиозной пропаганды отныне должен был заниматься непосредственно Секретариат ЦК. Произошло своеобразное разъединение идеологической и государственной линий в религиозном вопросе. Но внешнее выведение Постоянной комиссии по культовым вопросам из-под непосредственного ведения ЦК ВКП(б) по существу ничего не изменило. Ибо Секретариат ЦК столь же «заинтересованно» относился к делам П. Г. Смидовича, который принужден был все принципиальные решения согласовывать с ним. Так что ее зависимость от партийных органов не уменьшилась, а даже возросла.
Так заканчивался 1929 год, похоронивший идею демократизации и совершенствования законодательства о культах.
Начало глухих 1930-х годов
1930 год открывал десятилетие, в течение которого Советское государство занимало наиболее жесткую позицию в отношении всех религиозных объединений, когда в центр вероисповедной политики поставлена была задача максимального сужения «поля» для религии и церкви в обществе, борьба с ними как с «антисоветскими и контрреволюционными» явлениями и организациями. Потому «обычными» средствами ее проведения стали административно-уголовные меры, внесудебные акты и репрессии. В целом такая политика стала проявлением общеполитического курса, избранного И. Сталиным и его соратниками, который в самом общем виде может быть охарактеризован как строительство «казарменного социализма» с минимумом личных прав и свобод для граждан СССР.
На местах партийные и советские работники, стремясь ускорить процесс «изживания религии», прибегали повсеместно к незаконным административным мерам: закрывали церкви, изымали культовое и иное имущество, арестовывали служителей культа и не допускали их на «свою» территорию, снимали колокола и изымали у верующих иконы из домов, запугивая введением специального налога на них.
Комиссия П. Г. Смидовича, созданная в апреле 1929 года, не могла долго игнорировать требования местных партийных и советских органов, которым даже закон 1929 года показался недостаточно жестким. Под давлением сложившихся обстоятельств на заседании 6 февраля 1930 года комиссия принимает решение: «Признать, что в связи с развертыванием кампании по закрытию молитвенных зданий закон об отделении церкви от государства от 8 апреля 1929 года подлежит пересмотру в сторону упрощения процесса закрытия и увеличения радиуса прихода». Тогда же право окончательного решения вопроса о закрытии культовых зданий было передано краевым и областным Советам, что, конечно, развязывало «местную инициативу» и вместе с тем в значительной степени ограничивало возможности комиссии по контролю за соблюдением законов, превращало ее в «регистратора» и «свидетеля» процесса «изживания религиозности».
Еще одним откликом на злобу дня стало постановление ЦИКа и СНК СССР «О борьбе с контрреволюционными элементами в руководящих органах религиозных объединений» (11 февраля 1930 года), принятое, как утверждалось в документе, в «целях борьбы с попытками враждебных элементов использовать религиозные объединения для ведения контрреволюционной работы». Правительствам союзных республик было предложено при регистрации органов церковного управления исключать из них «кулаков, лишенцев и иных враждебных советской власти лиц» и отказывать в регистрации тем религиозным объединениям, где не соблюдено данное условие.
Внутри СССР такой политике противостоять и что-либо возражать было некому. Или, скажем так, отважиться на это могли единицы. Зато на Западе антирелигиозная деятельность коммунистической партии и Советского государства публично и демонстративно осуждалась как в светских, так и в церковных кругах.
