своих сторонников вынужден был издать указ об отмене объединительного акта и окончательно рассмотреть данный вопрос на послевоенном Соборе епископов экзархата.
Чиновники министерства, пытаясь «реанимировать» сближение двух церквей, выступили с идеей проведения в Харькове в конце декабря 1942 года заседания Синода объединенной Украинской православной церкви с последующим созывом Всеукраинского поместного собора. Но Кох в очередной раз воспротивился идее объединения, запретил епископам выезд в Харьков, и в результате Синод не состоялся.
Следующая попытка проведения объединенного Синода намечалась на весну 1943 года в Почаевской лавре. Политическую подоплеку данной идеи раскрывает одна из записок (апрель 1943 года) К. Розенфельдера министру А. Розенбергу: «Использование всех сил на Востоке в борьбе против большевизма также требует привлечения Православной церкви. Поэтому следует разрешить Православным церквам или православным церковным группам созвать всеобщий синод или Поместный собор против большевизма. Эта уступка может в большей мере способствовать использованию Церкви в германских интересах и создать благоприятное впечатление у верующего населения»[209].
Но все замыслы и проекты Розенберга разбивались о непокорную позицию Коха. Становилось понятным, что реализация планов министерства восточных территорий могла стать реальностью лишь при отставке Коха. Розенберг предпринимает попытку за попыткой сместить Коха. Но все они заканчивались ничем, ибо тот, будучи назначен непосредственно Гитлером, пользовался его безоговорочной поддержкой.
В мае 1943 года Гитлер вызвал в ставку А. Розенберга и Э. Коха, пытаясь добиться их примирения. Розенберг прибыл с проектом увольнения рейхскомиссара. Но из этого ничего не вышло. Гитлер, в сущности, поддержал все шаги Коха в отношении церковного вопроса на Украине. Тем самым на попытках создать единую Украинскую церковь была поставлена окончательная точка. Тем более что именно в этот период на территории Украины отряды ОУН начали военные действия против немецких войск. Поскольку же это движение имело тесные связи с Автокефальной церковью, немцы отказали ей в поддержке.
Православная церковь в Советском Союзе в условиях военного времени
Великая Отечественная война потребовала мобилизации не только всех организационных, финансовых, материальных ресурсов, но и ресурсов моральных, духовных, патриотических. Для партийно- советского руководства еще со времен всесоюзной переписи 1937 года не было секретом, что значительная часть населения Советского Союза относила себя к категории верующих. В первые же месяцы войны выявилась неправильность и пагубность сформировавшейся в 1930-х годах государственной политики в отношении религии и церкви. Иллюзии об успешном и повсеместном «преодолении» религии и о победе «безбожного движения» рассеялись, уступив место правде жизни — в стране насчитывались миллионы верующих, которые были несправедливо ограничены в возможностях свободно и открыто удовлетворять свои религиозные потребности. Существенным потенциалом влияния на эту категорию граждан могли быть действовавшие в стране религиозные организации и духовенство различных конфессий.
Молчаливое признание этого факта содержится в позиции государства, которое в течение первых двух военных лет фактически заняло позицию невмешательства в церковную жизнь страны. В результате разрешались общецерковные сборы средств и внекультовая деятельность; не чинились препятствия массовым богослужениям и церемониям; расширялась издательская деятельность церквей; признавались де-факто религиозные центры, и им разрешалось устанавливать связи с зарубежными религиозными организациями.
Впервые после двадцатилетнего перерыва в различных районах Советского Союза, хотя и без юридического оформления, но начали открываться церкви и молитвенные здания. К примеру, в четырнадцати районах Ярославской области в течение 1942–1943 годов стала функционировать 51 православная церковь — бо?льшая часть из них была закрыта в предвоенное время в административном порядке, без принятия соответствующих правовых решений, хотя ключи от зданий оставались в руках верующих.
Свернута была всякая публичная антирелигиозная пропаганда и прекращена деятельность Союза воинствующих безбожников. Наоборот, на страницах официальной прессы появились публикации о патриотической деятельности православной церкви. Первая из них опубликована была в газете «Правда» 16 августа 1941 года. После этого стало уже обычным явлением размещение подобного рода информации не только о православной, но и обо всех других церквях. В кинохронику, показываемую на фронте и в тылу, включались кадры церковных служб, обращения к бойцам Красной армии духовенства, встречи верующих и духовенства с иконами солдат-освободителей, крестных ходов.
Абсолютное большинство религиозных организаций в Советском Союзе заняли позицию осуждения в отношении тех служителей культа, которые осознанно перешли на сторону врага, добровольно стали орудием идеологической пропаганды, помогая насаждать «новый порядок» на оккупированной советской территории.
По сложившейся довоенной традиции информацию о состоянии религиозных объединений в СССР и их патриотической деятельности собирал Наркомат внутренних дел. Он же при необходимости входил в высшие партийные и советские инстанции с предложением о разрешении для религиозных организаций тех или иных видов деятельности. Ему же было поручено собирать информацию о религиозной политике немцев на оккупированной территории, о политической позиции религиозных центров, поведении духовенства и верующих на захваченной территории и в прифронтовых районах. Информация стекалась из самых различных источников: подразделений НКВД, разведывательных органов, действующей армии, партизанских отрядов, местных партийных и советских органов. Поступающая информация концентрировалась, обобщалась и анализировалась в центральном аппарате НКВД, а затем уже наркомат доводил ее до правительства и ЦК ВКП(б), и он же выходил с инициативами по проведению тех или иных акций в отношении религиозных организаций во внутренних районах Союза ССР, на оккупированной советской территории и даже за пределами СССР.
К концу 1941 года отчетливо проявилась политическая значимость религиозного вопроса как для ситуации на оккупированной немцами территории, так и для внутриполитической обстановки в Советском Союзе. Она сконцентрировалась вокруг наиболее больной проблемы: отношения немецких оккупационных властей и Советского государства к самой крупной религиозной организации — Русской православной церкви, члены которой оказались разделенными фронтом и от политической позиции которых во многом зависел исход войны.
Думается, что именно этим объясняется то, что Советское государство все в большей мере выделяло из общего числа религиозных объединений именно православные приходы, предоставляя им все большую степень свободы и разнообразия культовой и внекультовой деятельности.
Несмотря на осадное положение в столице, на Пасху 1942 года распоряжением коменданта Москвы было разрешено беспрепятственное движение по городу всю ночь. По данным Управления НКВД по Москве и Московской области, в действующих православных храмах на пасхальные богослужения собралось более 160 тысяч верующих. И, как отмечалось в справке управления, «верующее население и духовенство в связи с религиозным праздником Пасхи, а также полученным разрешением беспрепятственного хождения населения г. Москвы и районов Московской области в ночь с 4 на 5 апреля реагировало положительно»[210].
Православная церковь привлекается к участию в деятельности государственных и общественных организаций. 2 ноября 1942 года митрополит Николай (Ярушевич) был приглашен в состав Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков. Комиссии поручалось засвидетельствовать и учесть ущерб, причиненный оккупантами религиозным организациям страны, факты разрушения и осквернения культовых зданий, разграбления церковной утвари, издевательств, насилия и убийств духовенства и верующих. В написанных митрополитом докладах, статьях, сообщениях и публичных выступлениях передавалась страшная картина «разрушения и смерти»,
