– Сгинь, падаль! – заорала моя подруга и бросила ей вслед новую щепотку своего порошка, а потом еще одну. – Сгинь! Сгинь!
«Падаль» вертелась волчком, каталась по земле и издавала жуткий визг, а Ника, как бешеная, гонялась за ней, не уступая в ловкости, то бросаясь порошком, то норовя достать своей веткой. Первое получалось лучше.
Тут уже и я опомнилась и кинулась к Петру, стала хлопать по щекам.
Он пришел в себя быстро, но я не дала ему опомниться, дернула за руку, заставив подняться, и потащила за собой подальше от оградки. Но через несколько метров Петро остановился. Жуткие вопли твари и яростные возгласы Ники, похоже, привели его в чувство окончательно, и он бросился назад, на подмогу. Но тут все стихло.
– Ника! Ты жива?
– Жива, – хрипло ответила она и через несколько секунд вышла из оградки, через каждый шаг вытирая руки о заиндевевшую сухую траву.
– А где?.. – я не знала, как назвать эту гадость.
– Удрала в свою нору, – ответила моя подруга. – Ночью такую не убьешь, только днем надо.
– Тогда пошли домой скорее, вдруг опять выскочит! – испугалась я.
– Не выскочит, я надгробие кругом обвела, – Ника повертела опустевшим пакетом. – Не перепрыгнет.
– А что это за порошок? – спросила я.
– Порошок? – хмыкнула моя подруга. – Это освященная соль. Ее боится вся эта погань, от высших вампиров до таких вот кладбищенских упырей.
– Надо же, какой знаток! – попыталась пошутить я. – Откуда информация, если не секрет?
– Проверено на тех и на других, – просто ответила она.
Все это время мы, не отрываясь, глядели на оградку, но за ней не наблюдалось никакого движения.
– Пошли домой, что ли? – предложила я.
– Ага, сейчас, – Ника прислонилась к ближайшей березе, обхватив ее за ствол, и тяжело выдохнула. – Я, конечно, понимаю… что в нижнем мире и не такие твари встретиться могут… Но у меня дрожат коленки.
Коленки… Я до сих пор вся тряслась крупной дрожью, только не сразу обратила на это внимание. А Петру явно досталось хуже всех – он до сих пор не произнес ни единого слова и весь обратный путь находился в каком-то ступоре – шел наобум, не разбирая дороги, глядел в никуда. Я взяла его под локоть и повела, а Ника плелась позади.
Дома нас так и не хватились. Когда мы переступили порог, из кухни по-прежнему доносилась музыка и веселая болтовня. Что касается Петра, то парня мы привели с собой, решив не пугать его родных. И теперь, чтобы не вызывать ничьего нездорового любопытства, я тихонько провела Петра в большую комнату, а Ника пошла к ребятам.
Я усадила его в кресло и тоже поплелась на кухню.
Ника стояла у плиты и готовила в большом заварнике чай из бабушкиных сушеных трав, висевших на стене в полотняных мешочках.
– Что это ты завариваешь? – поинтересовалась у нее Ганя.
– Успокоительный сбор для бабушки, – ответила Ника. – У нее голова болит и нервы на взводе.
– Ой, ну что ж сразу не сказали! – смутился Тарас и выключил музыку. Гости стали подниматься, потянулись за куртками.
– Да вы тут ни при чем, – вмешалась я, чтобы смягчить ситуацию. – Ей в спальне вообще ничего не слышно, это у нее просто на погоду.
– Ладно, мы лучше завтра зайдем, пораньше, – ответила Оксана, милостиво позволяя Тосиному брату надеть на себя курточку.
– Пойдемте лучше к нам, – предложил тот. – Продолжим банкет, полдесятого, время еще есть.
Остальные поддержали идею, и я, по правде говоря, была рада их уходу. Потому что чувствовала себя совершенно разбитой, хотелось упасть на диван и вырубиться.
– А вы, девчонки? Айда с нами!
– Не, мы лучше тут. Надо о бабушке заботиться, – ответила я. На том и попрощались.
Разумеется, успокоительный чай готовился не для мирно спящей бабушки, а в первую очередь для Петра, да и нам немного успокоиться явно не мешало.
Не знаю, что там Ника заваривала, я в бабушкиных травах совершенно не разбиралась, но этот чай здорово помог. Петро не стал отказываться, когда я предложила, и долго еще сидел молча, но уже не в ступоре, а осмысливая происходящее. Я села рядом. Ни о чем не спрашивала, просто смотрела на него, в то время как Ника присела на диван, откинулась на спинку и прикрыла глаза.
– Зачем вас туда понесло? – заговорил, наконец, Петро.
– Танька думала, что ты идешь на свидание с девушкой, – усмехнулась Ника, не открывая глаз. – И решила вас напугать. Только она не думала, что девушка будет такая… специфическая.
Он уставился в пол.
– Оля… Бедная Оля…
– Твоя сестра?! – дошло до меня. – Ты хочешь сказать…
– Моя сестра-близнец, если помнишь, – ответил Петро. – Знаешь, что это такое – быть близнецами? Мы всегда чувствовали друг друга на расстоянии, если одному плохо или нужна помощь, другой знал об этом. Нас посещали похожие мысли и желания, и нам было тяжело разлучаться. Да, Ольга была не ангелом, скажем так… Но все же когда она находилась рядом, на душе становилось спокойно и хорошо, а если она где-то пропадала, я нервничал и чувствовал себя не в своей тарелке. Не знаю, это у всех близнецов так или только у нас было… Даже когда она увлеклась этой своей магией, когда выбросила крестик, что прежде носила на шее, стала грубой и злобной, даже мама стала бояться и сторониться ее – для меня она все равно оставалась самым родным и близким человеком. Я-то понимаю, что это все не со зла, а от тоски и безнадеги… А потом она умерла. И старухи сразу зашептались – смерть, дескать, настала от нечистой силы, таких в старину даже в церкви не отпевали и на освященном кладбище не хоронили. К сожалению, это услышали наши родители, и мама рассердилась. Кричала: «Ну вас со своими обрядами, не нужно нам никаких отпеваний!» Она у нас не слишком верующая… Так и похоронили Ольгу просто так, даже крестик в гроб не положили, как подобает. Да еще и на этом кладбище…
– А что это за кладбище?
– Говорят, когда-то здесь самоубийц хоронили, а потом, в атеистические годы, – кого попало… В общем, земля там не освященная. Говорили ведь маме – и я, и бабушка, но она никого не стала слушать… Что тут скажешь – гибель близкого человека всегда горе, но я прямо физически ощущал эту пустоту возле себя, будто от моей души оторвали кусок и выбросили. Так длилось дня три, но потом я снова почувствовал ее присутствие! Я просто знал, что она рядом – это чувство, наверное, есть у всех близнецов.
А вскоре я стал ее видеть. Нет, не так, как вас сейчас вижу, а украдкой. То боковым зрением замечал ее силуэт, то ко мне что-то ощутимо прикасалось, а хуже всего было на границе сна и яви. Когда еще не окончательно погрузился в сон, но уже и не бодрствуешь. Она стояла возле кровати в каком-то легком платьице и говорила со мной. То жаловалась, что ей там плохо одной, и просила меня составить компанию. То, наоборот, хвалилась, как там хорошо, и звала меня к себе «в гости». А потом просто стала настойчиво требовать, чтобы я к ней пришел. Я, как умел, отказывался, и ее лицо перекашивалось от злобы. Вот это было по-настоящему страшно.
А несколько дней назад она пришла и заявила – хочешь или нет, а через три дня я тебя заберу. Я стал упрашивать, но она только захохотала и исчезла. И на следующий день явилась и стала насмехаться – попрощайся, мол, с близкими. Я не мог ни пошевелиться, ни слова сказать, так мне было страшно. А она снова засмеялась и говорит: «Ну ладно, хочешь жить – приходи завтра, как стемнеет, на мою могилку». Я и пошел…
– А мы тебя видели! – воскликнула я.
– И не только вы. Перед самым кладбищем меня встретил какой-то мужик и потребовал, чтоб я уходил и что нечего ночью по кладбищам шляться. Я попытался возразить…
