— Иди сюда, Сэриз, — протянул руку герцог, и Энн почувствовала невероятную легкость, в которой буквально растворилось ее сердце.
Если бы он считал ее убийцей, то наверняка не был бы так добр. Но все равно, подходя к герцогу Энн дрожала всем телом.
С уверенностью джентльмена герцог поднес ее руку к своим губам. Ему ничего не известно об убийстве Мадам. Иначе как он мог так нежно целовать ей пальцы?
— Можешь остаться на ночь, — проворчал герцог. — Завтра я решу, что с тобой делать.
Глава 3
Прямо перед ним что-то взорвалось, и Девон Одни, герцог Марч, сделал то, что сделал бы любой здравомыслящий солдат: он бросился на землю.
Руки и подбородок ударились о мягкое ковровое покрытие. Мгновенное осознание происходящего ударило еще больнее. Он — не на поле боя, и услышанный звук — не пушечная стрельба. Герцог ничего не видел, кроме сизой пустоты, и все же понимал, что просто упал на пол в коридоре перед слугой, который, должно быть, уронил что-то.
Девон постарался успокоить дыхание, попытался справиться с колотившимся сердцем.
— Ваша светлость! Тысяча извинений. Я неловкий болван, уронил на пол поднос с бокалом. Ничего страшного, правда, бокал был пустой.
Извинения были принесены голосом Тредуэлла с резким акцентом. Вслед за этим послышалось поспешное шарканье. Девон узнал прихрамывающую походку своего дворецкого. У Тредуэлла была изуродована правая нога, и он приволакивал ее по полу. Когда-то Девону казалось, что ходьба — сплошное мучение для этого человека, но дворецкий переносил свои страдания с удивительно хорошим настроением.
Черт, сейчас Тредуэлл будет пытаться помочь ему, но ему трудно сделать это, не в той он форме. Девон ухватился за трость и поднялся на ноги, постаравшись подпрыгнуть как можно изящнее. Он, без сомнения, проделывал подобное довольно часто, и дворецкий привык к такому безумному поведению, но от этого его положение не становилось менее унизительным. К этому времени Тредуэлл уже наверняка уверовал, что герцог не в своем уме.
— Э-э… я шел, чтобы сказать вам, что ужин готов, ваша светлость, — дружелюбно начал Тредуэлл. — Я взял на себя смелость сервировать его в столовой. Э-э… ваша… ваша гостья присоединится к вам за трапезой, ваша светлость?
Его гостья. Девон на ощупь добрался до стены и провел по ней рукой. Ему надо было хоть к чему- нибудь прикоснуться, чтобы сориентироваться, хотя он понятия не имел, в какой части коридора находится. Проклятый Эштон и его дурацкая идея о том, что секс — ответ на все мужские проблемы. Возможно, для Эштона все так и есть, учитывая тот факт, что Тристан де Грей, пятый граф Эштон, был более известным и частым посетителем лондонских борделей, чем Девон.
На человека, потерявшего зрение, секс не произвел того эффекта, на который надеялся Трис. Девон не смог забыть, что он слепой. Он почувствовал приятный запах розовых духов своей гостьи, обхватил ее круглые ягодицы и упругую грудь, но не смог увидеть этих прелестей. И все же, надо признаться, она его заинтриговала. Она была так решительно настроена оказаться в его постели. Где Трис ее отыскал?
Она сказала, что сбежала из борделя, в таком случае, где Трис встретил ее? Она изъясняется совсем не так, как те легкомысленные девицы, которых он встречал в борделях. В ней было что-то удивительно очаровательное и невинное, а кроме того — отчаянный энтузиазм соблазнить его. Даже ее попытки вести себя дерзко были… милыми. Неужели она действительно думает, будто Мадам кинется на ее поиски? По своему опыту герцог знал, что хозяйки борделей — прижимистые и коварные женщины. Убила бы такая девушку ради того, чтобы держать других на коротком поводке? Однако Сэриз была искренне напугана, он слышал это по ее голосу. Похоже, в ее истории есть что-то еще, о чем она ему не рассказала…
Черт. Надо отправить ее подальше и забыть думать о ней. Он говорил Трису, что не стоит присылать женщину. Девон мог бы с такой же легкостью, с какой предупредил ее о такой возможности, убить бедную глупую девчонку. Он уже как-то схватил за запястья своего камердинера, когда тот просто снял с него сюртук, и ничего более. После этого Уотсон, камердинер, немедленно уволился и сбежал из дома.
Он сходит с ума. «Боевое безумие», как называл это один из военных хирургов, когда герцог лечился в полевом госпитале. В то время он смеялся над этой мыслью: он — слепой, но не безумный. Как можно не получать наслаждение от мира, когда война закончилась? Теперь он это знает. И не может забыть войну. Она не оставит его в покое. И незачем заставлять эту девушку страдать из-за этого.
— Ваша светлость?
Девон повернул голову в ту сторону, откуда донесся голос Тредуэлла.
— Нет, она не будет ужинать со мной. Приготовь для нее поднос с ужином и отнеси в спальню, в которой она заночует. Туда же отправь бутылку хорошего хереса. Да, и дай ей какой-нибудь из моих халатов.
— А вы уверены, ваша светлость, что он ей понадобится? Разве она не будет… занята с вами?
— Тредуэлл, черт тебя побери! — Сначала его друг, теперь вот прислуга.
— Прошу прощения, ваша светлость, но лорд Эштон рассказывал мне, как он волнуется за вас, глядя на то, как вы сидите дома взаперти. Должен сказать, я с ним согласен. Для такого молодого джентльмена, как вы, это опасно.
— Спасибо, я услышал твое мнение, — проворчал Девон. — Не знал, что в списке твоих обязанностей значится распространение ненужных советов.
Герцог никогда не принадлежал к разряду тех, кто бросает на свою прислугу грозные взгляды. И сделать это сейчас будет невозможно. Трудно вызвать страх сверкающим взглядом герцога, когда даже посмотреть в нужном направлении возможности нет.
— Я не должен высказываться, это не входит в мои обязанности, ваша светлость. Ваш дед, если бы я с ним так разговаривал, отхлестал бы меня плетью. Но вы не такой, как старый герцог, ваша светлость. Он был настоящим тираном и не потерпел бы чьих-то разговоров.
Вот уж точно, он вовсе не походил на деда, и этот факт сильно раздражал Девона. И таким, как отец, он тоже не был. Девон находился где-то между распущенным деспотом, каким слыл его дед, и прилежным проповедником долга и чести, каковым являлся его отец.
— И я, и все остальные знаем, что вы отличный хозяин, и мы все за вас беспокоимся. А сейчас, если вы хотите отправить меня на конюшни, можете отправлять, но я свое слово сказал.
Тредуэлл шестьдесят лет жизни посвятил служению семье Девона, начав с чистильщика обуви у его деда. Человек, которому пришлось все свое детство чистить башмаки старого герцога, в преклонные годы заслужил какие-то привилегии. Возможность вести разговоры и высказывать свое мнение доставляла старому слуге наибольшее удовольствие.
— Тредуэлл, тебя никто не собирается сечь.
— Ну что ж, ваша светлость, тогда я должен проводить вас к ужину.
— Мне ничего не надо. Не стоит провожать меня в столовую, как собаку на поводке.
— Хорошо, ваша светлость. Но позвольте сказать кое-что еще, прежде чем я уйду. Эта девушка очень красивая, правда.
И очень милая.
Ему не надо это знать. Начать с того, что он ее не видит. Так какое значение имеет то, что она красавица? Но любопытство не давало ему покоя. Неослабевающее любопытство.
— Ладно. Как именно она выглядит?
— У нее очаровательные шелковистые волосы моего любимого оттенка, ваша светлость. Кажется, он называется золотисто-каштановым. И зеленые глаза. Не светло-зеленые, как изумруд, а темные, как листья плюща. Такой прелестнице вряд ли понравится проводить ночи одной.
Девона потрясло описание девушки, данное Тредуэллом, но разум взял верх.
— Меня не волнует, что ей нравится, — грубо сказал он. — Это для ее же собственного блага.
