покорить сердце любой женщины. Она любит его. И прошедшие семь месяцев ничего не изменили. Она все еще любит его так, что захватывает дух. Бесконечно. Безнадежно.
— Я приехал в надежде вскружить тебе голову. А вместо этого мне приходится возвращать тебя на землю. — Девон поставил Энн на ноги, но заставил ее взять его под руку. — Много лет назад я считал, что должен завоевать женщину, которую хочу. Теперь я понял, что любить тебя — означает предоставить тебе выбор. Я хочу тебя, но не могу прийти и взять тебя силой. Все, что я могу, — это еще раз сделать тебе предложение и надеяться, что ты скажешь «да». Я люблю тебя, Энн. Вся моя семья благословила меня на поездку к тебе. Они не просто одобрили это, — усмехнулся Девон, — они потребовали, чтобы я поехал немедленно.
Энн хотелось этому верить. Когда-то она, получившая аристократическое воспитание молодая леди, мечтала о любви. Жизнь в трудных условиях сделала ее практичной. Она любит этого человека, слишком сильно любит, чтобы позволить ему сделать выбор, о котором он в конце концов пожалеет.
— Твои сестры сказали мне, что я никак не повлияю на их шансы выйти замуж. Но скандал из-за нашего брака все равно отразится на них. Я была шлюхой, — тусклым голосом сказала Энн. — Как же я могу выйти замуж за герцога и стать герцогиней? Меня никогда не примут в обществе. Я должна подумать о нашем ребенке. Моя запятнанная репутация навредит ему.
— Поверь мне, Энн, никто в обществе не посмеет и слова сказать против тебя…
— Девон, надеюсь, ты больше никого не избил в Гайд-парке?
— Нет. Все прекрасно знают, что меня лучше не провоцировать. Когда ты станешь моей женой, они отнесутся к тебе с уважением.
— Но без особого желания. За вежливостью будет скрываться злоба, которая примется искать выход.
Девон остановился и развернул ее к себе. Лицо у него было бледное, ветер трепал мокрые волосы.
— Энн, какая разница, кто и что думает? Меня не волнует твое прошлое, и мне наплевать, что об этом думает в обществе какая-нибудь лицемерная матрона. Я люблю тебя такой, какая ты есть. Семь месяцев я с благоговейным трепетом наблюдал, как ты открыла свою школу и работала, пытаясь хоть что-то изменить в этом мире. Ты — самая поразительная женщина из тех, что мне приходилось встречать. — Девон опустил голову. — Или ты продолжаешь говорить «нет», потому что считаешь, что я не слишком подхожу для тебя?
— Девон!
Он неуверенно протянул руку и положил ее на живот Энн.
— Я хочу, чтобы наш ребенок родился в законном браке. Мечтаю растить его вместе с тобой. Энн, позволь мне это сделать. Я обещаю, что буду хорошим мужем и отцом. Знаю, что ты хочешь независимости, но, может, ты доверишься мне и дашь шанс попытаться сделать счастливыми тебя и нашего ребенка?
У Энн разрывалось сердце.
— Мне хочется сказать «да», но я так боюсь…
У нее так скрутило живот, что она не могла говорить. Задыхаясь, она прижала руку к животу, чуть ниже руки Девона. Он поддерживал ее под локоть, стараясь приободрить. Вдруг между ног у нее потекла вода.
— Боже мой! Я гуляла, потому что… потому что повивальные бабки в трущобах всегда твердили, что если женщина ведет активный образ жизни, то ребенок может родиться быстро. Я с нетерпением ждала этого! Думаю, я очень хорошо постаралась, у меня только что отошли воды. Я рожаю!
Волны боли быстро накатывали одна за другой. Девон молился, чтобы священник не покидал гостиную.
Домик Энн оказался удивительно простым, с тонкими стенами. На плите закипела вода, и теперь он теплой водой обмывал ей лицо, убирая влажные от пота волосы. Как он мог позволить ей уехать от него?
— Я знаю, что представляет собой светское общество, — прошептала Энн. — Я ненавижу его за то, что оно обвиняет невинные жертвы. Я презираю его за осуждение девушек, которые потеряли честь только потому, что мужчина воспользовался своим преимуществом над ними. Я знаю, что никогда не буду угодна этому обществу. Ты — герцог. Тебе нужна талантливая, остроумная жена, которой восхищается свет…
Энн замолчала, на нее вновь нахлынула боль. Девон нажал ей на поясницу, как советовала повитуха.
— Мне нужна жена, которая изумляет меня каждую минуту. Своим блестящим умом, добрым сердцем, чувственностью и силой. Единственная женщина, которая изумляет меня, — это ты, Энн.
— Не знаю, хватит ли мне сил противостоять сплетням. — Энн вздрогнула от усилившейся боли и выгнулась под тяжестью его руки. — Боюсь, если я вернусь в общество, то обнаружу, что у меня нет никакого мужества.
— Ты самая мужественная женщина. Обещаю, что всегда буду рядом. Я не оставлю тебя ни сейчас, ни потом.
— Это правда… Сейчас ты рядом. — Очередной приступ боли, и Энн замолчала. Она глубоко и часто дышала, а Девон пытался уговаривать ее. Приступы боли участились, почти не давая ей отдохнуть. Повитуха предупреждала, что наступит период очень быстрых и интенсивных болей, и тогда надо будет выталкивать ребенка из чрева матери.
Большинство пэров в тот момент, когда их жена рожала, сидели в своем кабинете и пили. А Девон был с ней, успокаивал ее, придавал ей мужества. Как она могла лишить его возможности стать настоящим отцом ребенка только потому, что боялась?
Неужели ей на самом деле стыдно? А Девону — нет. Ему было много чего известно о ней самого плохого, но он любит ее. Он рисковал жизнью на войне. Так почему же она не может рискнуть гораздо меньшим, чтобы дать этому замечательному человеку семью, которую он так хочет? Как она может быть такой трусливой, чтобы не принять любовь этого достойного мужчины?
— О мой Бог! — воскликнула Энн. — Какой глупой я была…
Ее прихватил очередной приступ боли. Сквозь туман в голове она слышала настойчивые слова Девона:
— Ты не глупая, Энн. Я понимаю, почему ты боишься. Я ни за что не хотел ехать домой или выходить в свет, потому что не видел. Мне было комфортнее прятаться. Я прекрасно тебя понимаю. И никогда не позволю, чтобы тебе причинили боль.
— Да. Я хочу… выйти за тебя замуж. Да! — задыхаясь, выкрикнула Энн, но от страха у нее похолодело сердце. — Я согласилась слишком поздно! Сейчас слишком поздно!
— Конечно, нет, — заверил ее Девон и поцеловал ее в лоб, к которому прилипли намокшие от пота волосы. Потом он подошел к двери спальни, распахнул ее и пригласил кого-то войти. Энн вытаращила глаза. Это был преподобный Уайт из деревни. Прикрыв глаза, священник позволил Девону проводить его к изголовью кровати.
— Мы готовы произнести свои клятвы, — спокойно сказал Девон, как будто жениться в разгар процесса родов было совершенно обычным делом. — Но вы понимаете, сэр, нам надо сделать это быстро.
— Конечно. Да, ваша светлость. Очень быстро, — густо покраснев, пролепетал священник, взял в руку книгу и неловкими пальцами стал листать страницы. — Мы собрались здесь, — услышала Энн и, не сдержавшись, захихикала. Но смех тут же оборвался, потому что ее пронзил новый приступ боли. Когда немного отпустило, она увидела, что Девон и священник смущенно смотрят на нее.
— Ее полное имя — Энн Мари Беддингтон, — сказал Девон.
— Энн Мари Беддингтон, берете ли вы…
Остальные слова священника утонули в новом болезненном спазме мышц.
— Да! Беру! Да!
— Нельзя ли это ускорить? — попросил Девон.
Бедняга священник старался, хотя безнадежно спотыкался на длинном имени Девона: Девон Уильям Джордж Стивен Одни. Потом он наконец добрался до вопроса, и Девону пришлось давать ответ.
— Да, беру. Ничто ни на небе, ни на земле не помешает мне взять эту женщину в жены.
