полицейские в плащах и касках.
Тем временем Тиббс принес им еду: хлеб с хрустящей корочкой, толстые куски седла барашка, соленья, две кружки эля и две порции «Пятнистого Дика», так в этом заведении назывался пудинг с черной смородиной. Увидев перед собой щедрое угощение, Нелли онемела. Питту оставалось лишь надеяться на то, что с непривычки ей не станет дурно. Наверное, было бы куда разумнее заказать для ее тощего желудка что-то более скромное, но время было обеденное, а он проголодался по-настоящему.
— Съешь, сколько сможешь, — сказал ей Томас. — Доедать все до чистой тарелки необязательно. Тем более что сегодня вечером ты поешь еще. Да и завтра тоже.
Нелли смотрела на него, не веря собственным ушам.
После обеда Питт, захватив с собой местного констебля, вновь отправился на поиски. Всю вторую половину дня они провели, прочесывая улицы Блумсбери поблизости от тех мест, где были найдены кровавые свертки: сначала рядом с кладбищем, затем ближе к окраинам Сент-Джайлса, где были обнаружены последние находки. Питт снабдил констебля подробным описанием Септимуса Вигга — как особенностей внешности, так и костюма, в каком он видел старьевщика в подвале.
В шесть часов вечера они вновь встретились у ворот кладбища.
— Ну что? — спросил Питт, хотя ответ его не интересовал.
Инспектор уже имел то, что искал. Сгорая от нетерпения и злости, он даже махнул рукой на осторожность. И, несмотря ни на что, ему повезло с одним лакеем. По словам последнего, когда он рано утром возвращался домой со свидания, ярдах в пятистах от церкви ему на глаза попался тощий старикашка в цилиндре, толкавший перед собой тележку, на которой лежал довольно большой сверток. Он не стал упоминать о нем, когда на кладбище был обнаружен торс убитой женщины, потому что не хотел признаваться, что отлучался из дома. Ведь признайся он, как тотчас бы лишился работы. Тогда лакей принял старикашку за уличного торговца, возможно, промышлявшего краденым, иначе зачем ему было выходить из дому в такую рань? В такой час на улицах не было ни зеленщиков, которые съезжаются со своим товаром издалека, ни торговцев рыбой, привозящих из порта угрей, морских гребешков и прочие деликатесы.
Но Питт, что называется, прижал его к стенке, пригрозив, что если тот не даст официальных показаний, то будет считаться соучастником преступления, а это гораздо хуже, чем лишиться теплого места по причине флирта со смазливой горничной из соседнего квартала.
Ближе к Сент-Джайлсу, где был найден один из свертков, а именно нога, инспектору повезло с одной проституткой. Теперь, когда Питт мог подробно описать внешность Вигга, он знал, о чем должен спрашивать в первую очередь, и, расспросив несколько уличных девок, вышел на одну, которая видела старикашку с тележкой. Ей хорошо запомнился высокий цилиндр, его матовый блеск в лунном свете, когда старик свернул за угол. Она также успела заметить в его тележке три перевязанных бечевкой коричневых свертка, хотя и не придала этому особого значения.
Нашлись и другие — те, кого Питт не хотел бы видеть в зале суда в роли свидетелей, даже несмотря на бесценные сведения, которые он получил от них: скупщик краденого с бегающими глазками, сутенер, затеявший поножовщину из-за проститутки, вор-домушник, присматривающийся к окнам дома, который явно задумал ограбить.
— Двое сыскались, — ответил констебль. Это был дельный парень, хорошо знавший свою работу. Если ему чего и не хватило, так это присущей Питту злости. Он был осмотрителен и не спешил сыпать угрозами. Вид у него был расстроенный: он знал, что подвел начальника. — И в суде от них будет мало толку. Первый — картежный шулер с крысиной физиономией, который возвращался домой, облапошив за ночь не одного простофилю, второй — двенадцатилетний воришка, тощий, как проволока, который как раз собирался проникнуть через окошко в дом, чтобы открыть дверь взрослому вору. Я знаю, где их искать в следующий раз.
— И что они видели? — поинтересовался Питт.
Все-таки двое — лучше, чем ничего. Ведь какой уважающий себя благонамеренный гражданин рискнет выйти на улицу посреди ночи, тем более в Сент-Джайлсе, — разве что священник или повитуха. Да и то в услугах первого здесь не слишком нуждались, а услуги второй не могли себе позволить. Одному богу известно, сколько детишек, не успев родиться, отправлялись на тот свет по причине антисанитарии и невежества. Часто вместе с матерями.
— Тощего старикашку с грязными космами и в блестящем цилиндре, торопливо толкавшего перед собой тележку, — ответил констебль. — Юный воришка видел его, когда тот показался из переулка, где была обнаружена голова.
— Отлично. В таком случае мы пойдем и арестуем этого Вигга, — решительно заявил Питт.
— Да, но какие обвинения мы предъявим ему в суде? — возразил констебль, стараясь не отставать от начальника. — Ни один судья в Лондоне не станет слушать таких свидетелей.
— Свидетели не понадобятся, — ответил Питт. — Я не думаю, что эту женщину убил Вигг, он лишь развез свертки. Если мы его арестуем, то напугаем его, и тогда он сам расскажет нам, кто настоящий убийца. Хотя я уже почти уверен, что знаю, кто это такой. Но мне хотелось бы, чтобы старикан дал показания.
Констебль почти ничего не понял из слов инспектора. Однако если Питт доволен, значит, его труды не пропали даром.
Они бодро шагали по узким, заваленным отбросами улицам — мимо мастерских, убогих трущоб, покосившихся домов, которые, казалось, вот-вот рухнут. В дверях стояли или сидели нищие, на мостовой копошились грязные дети, собирая какие-то тряпки. Те, что постарше, бежали выполнять какие-то поручения — воровали из карманов и с лотков, женщины побирались, трудились и пили.
Питт ошибся лишь раз, прежде чем свернуть в нужный переулок — туда, где располагался подвал Вигга, с его горами хлама и огромной печкой. Констебля он оставил сторожить снаружи, а сам направился внутрь. Оставалось лишь уповать на то, что подвал не имеет второго выхода, который ведет неизвестно куда в этом лабиринте тесных закоулков.
Инспектор решительным шагом пересек двор и, стараясь ступать как можно тише, спустился в подвал. Вигга он застал рядом с ящиком, до краев полным серебряных ложек — старикашка буквально поедал их глазами и довольно улыбался.
— Как хорошо, что я застал вас дома, мистер Вигг, — негромко произнес Питт, когда между ними оставалось расстояние примерно в один ярд.
Старик вздрогнул и оторвал взгляд от ложек, однако, поняв, что перед ним потенциальный покупатель, расслабился. Лицо приняло услужливое выражение, и он расплылся в улыбке, обнажившей кривые коричневые зубы, которые, впрочем, можно было пересчитать по пальцам.
— Добрый день, сэр, и за чем же вы пожаловали на этот раз? У меня тут есть чудные серебряные ложки.
— Я бы не прочь, но боюсь, что сегодня они мне не нужны. — Питт шагнул ближе и встал так, чтобы загородить собой дорогу в дальний конец подвала. Главный выход охранял наверху констебль, так что все пути к отступлению были перекрыты.
— А что, если не ложки, позволю спросить? У меня тут найдется все, что пожелаете.
— Скажите, вы не получали коричневых бумажных свертков, в которые были упакованы останки убитой женщины?
Вигг тотчас изменился в лице, от ужаса побелев как мел, отчего серые пятна грязи стали видны еще сильнее. Он попытался заговорить, но не смог выдавить даже слова. Горло его сжалось; кадык заходил ходуном вверх-вниз. Издав какой-то булькающий звук, он закрыл было рот и тотчас открыл снова — с тем же результатом. Питт был готов поклясться, что чувствует старик, как от него исходят волны холодного липкого пота.
— Не вижу ничего смешного, — наконец прохрипел Вигг, пытаясь из последних сил совладать с охватившей его паникой. — Ничего!
— Верно, ничего смешного, — согласился Питт. — Просто я нашел один такой сверток. Верхнюю часть торса, если быть точным. Весь в крови. Скажите, мистер Вигг, у вас есть мать?
Старик было сделал оскорбленное лицо, но не сумел.
— Конечно, была! — сказал он с убитым видом. — Только не надо…
