глазах у потрясенных сим чудесным фактом обывателей… А что я вижу? Стадо баранов, не заслуживающих даже того, чтобы принимать сходни на самом распоследнем прогулочном катере!.. Обделавшихся детишек, где-то укравших славные мундиры нашего доблестного флота!..
– Привет, давно ждешь? – поинтересовался Егор, здороваясь с Вихровым. Не то чтобы они дружили – все же авиагруппы на всех кораблях были отделены от экипажа и являлись независимым подразделением, – но пару раз сталкивались в офицерской кают-компании. И как-то так получилось, что случайно разговорились, обнаружили сходство взглядов по некоторым вопросам, отметили это дело «рюмкой чая» и с тех пор при встречах весьма мило раскланивались.
– Здорово! Да уже минут двадцать! – длинно сплюнул Вихров. – Что-то ваш цербер сегодня разошелся – троих матросиков уже восвояси за нарушение формы одежды отправил, а остальных драит с песочком так, что у них, того и гляди, мозги через уши полезут.
– На взводе он, – наметанным взглядом определил Егор. – Как бы вообще не сорвался, тогда точно всем чертям тошно станет!.. А что ты хочешь, после боя он за эти двое суток, по-моему, и не ложился еще – сам знаешь, как нам досталось. А отвечает за все кто? Правильно, заместитель командира корабля! Так что стой себе, Леша, и не высовывайся, а то и нам в момент полную корзину люлей подарит!
– Да уж, – посерьезнел истребитель, – огребли мы и в самом деле не по-детски. У нас в эскадрилье всего шесть машин в строю, а остальные в пыль… – Вихров скрипнул зубами. – Какие ребята были! – Он в две затяжки добил сигарету и тут же потянул из пачки новую. – А ты чего такой расфуфыренный? – поинтересовался он спустя пару минут, щелкнув ногтем по мелодично звякнувшим орденам на парадном мундире Егора. Звонарев удивился было столь резкой смене настроения у своего собеседника, но, принюхавшись, безошибочно определил по густому «выхлопу», что Лешка изрядно подшофе.
– К семьям погибших иду, – нехотя ответил Звонарев. – Сейчас вот еще вестовой посмертные флаги принесет, и можно будет трогаться помаленьку.
Пилот понимающе кивнул.
– Знаешь, – неожиданно предложил он, – мне сейчас все равно делать нечего, а идти надираться в одиночку почему-то не хочется. Как ты смотришь, если я тебе компанию составлю? А потом можно вместе где-нибудь посидеть, помянуть и твоих, и моих…
Егор замялся. С одной стороны, присутствие Вихрова делало посещение убитых горем родственников не таким тягостным, но с другой… с другой, на ум почему-то пришли слова Надежина о том, что в экипаже вполне могут оказаться «засланные казачки» из жандармского управления. Но вот только поверить в то, что кто-то из этих отчаянных ребят, идущих в бой на своих маленьких, вертких машинах, является стукачом… Да нет, это уже попахивало паранойей! На флоте была хорошо известна история, как однажды некий не в меру ретивый контрразведчик попытался «пришить дело» о шпионаже командиру сбитого над пограничной планеткой бомбардировщика. На вопрос о том, как же так получилось, что он остался жив, и не свидетельствует ли этот факт о том, что имелся предварительный сговор с врагом, пилот, успевший, по статистике, сделать под огнем планетарных средств обороны немногим более полутора десятков боевых вылетов, пришел в бешенство и пристрелил идиота на месте.
Что характерно, военный суд счел его поступок защитой собственной чести и достоинства и полностью оправдал подсудимого.
– Ладно, – решился Егор, – давай вместе. Только ты переоделся бы, что ли, а то неудобно получается – я в «парадке», а ты в повседневном. И ордена надеть неплохо было бы?
– Добро! – обрадовался Вихров. – Я мигом! Ты в случае чего меня обожди и прикажи пилоту челнока задержаться – пускай с наземным диспетчером свяжется и попросит посадочный коридор для нас придержать.
– Беги, беги, сам знаю, – подтолкнул истребителя Звонарев.
В ожидании приятеля Егор от нечего делать еще раз прокрутил в голове разговор с Надежиным. И неожиданно понял, что за мысль не давала ему все время покоя, ускользая от осознания. Фрегаты, внаглую присматривающие за крейсером! Ведь это вовсе не демонстрация силы, как сказал ему командир, – в конце концов, «Московит» даже при самом неудачном стечении обстоятельств способен перемолоть их за пару минут в салат, – а примитивная провокация! Вдруг-де у Надежина взыграют амбиции, и он прикажет отогнать настырных наблюдателей? А вот тогда у неведомого противника появится реальный шанс обвинить командира корабля в мятеже, что в условиях военного времени попахивало безусловной и скорой веревкой!
Значит, Александр Макарович говорил о том, что их недоброжелатели чувствуют свою силу, демонстрируя желание и возможность пободаться с представителем достаточно известной и могущественной фамилии. Да-а… Но как быстро их враги отреагировали! Выходит, все это время крейсер находился под наблюдением, просто не столь явным. Егор почувствовал, что от этих мыслей начинает неприятно давить в области затылка и в висках.
От начинающейся мигрени его избавил Вихров. Леха появился настолько эффектно, что даже отнюдь не впечатлительный Егор малость пришалел. Из лифта, не торопясь, вышел офицер в синем парадном пилотском мундире с просто-таки ошеломляюще внушительным «иконостасом» боевых наград. Звонарев и не подозревал, что этот раздолбаистый выпивоха является георгиевским кавалером! И это помимо еще доброй дюжины боевых орденов, медалей и всевозможных знаков и нашивок. Среди них особо выделялся с виду вроде бы простенький, но ценившийся у пилотов ВКС неимоверно высоко знак «Красного круга», означавший, что в сфере досягаемости его обладателя противник будет гарантированно уничтожен. Разумеется, противник, равный по классу – смешно было бы думать, что истребитель-перехватчик способен завалить, к примеру, линкор. Но об этом-то отличии приятеля Егор, конечно, знал – об этом все знали!
Вихров, довольный произведенным эффектом – матросики так и замерли с отвисшими челюстями, а битый волк Романовский поперхнулся соленым словцом и уважительно цокнул языком, – вразвалочку прошелся перед строем, подошел к Егору и только тогда засмеялся, встряхнулся и вновь стал прежним балагуром и пофигистом.
– Ну как, мы едем или нет? – ухмыляясь, осведомился он и нахально расстегнул форменный галстук и сразу две верхние пуговицы. – Ненавижу эту удавку! – пожаловался Лешка, озабоченно растирая шею ажурным шелковым платком.
Звонарев встретился взглядом с наблюдающим за ними с явным неодобрением кавторангом и, в свою очередь, чуть приподнял брови. Александр Юрьевич, поняв его безмолвный вопрос, нахмурился, но все же негромко рыкнул, разрешая матросам занять места в ожидающем челноке, и пошел по коридору, независимо заложив руки за спину. Егор благодарно улыбнулся ему вслед и, ухватив за руку потянувшегося было за очередной сигаретой Вихрова, направился к шлюзу. Тем более что шлявшийся невесть где вестовой – засек, поди, мерзавец, буйствующего Романовского и спрятался от греха подальше! – соизволил наконец появиться и передать пакет с аккуратно сложенными флагами.
Оказавшись на базе, приятели быстро миновали КПП по офицерскому коридору – Лешка, получив замечание, нехотя привел форму в порядок, – вышли на улицу, где и остановили такси. Звонарев назвал водителю первый из адресов, куда им предстояло попасть, и откинулся на кожаном сиденье, задумчиво разглядывая пейзажи за стеклом. Вихров, устроившийся рядышком, также перестал нести всякую легкомысленную чушь и жадно прилип к окну.
Егору было грустно. Он печально вспоминал, как несколько дней назад ехал этой же дорогой, но с совершенно другим настроением и мыслями. И вдруг все так резко перевернулось с ног на голову!
Рядом завозился Алексей. Из внутреннего кармана мундира он извлек небольшую, граммов на двести, плоскую фляжку в красивом чехле с рельефной и многоцветной эмблемой ВКС, отвинтил крышку – по салону поплыл запах дорогого коньяка – и протянул ее Звонареву. Егор отказался – приходить в дом, где царит атмосфера траура, в неподобающем виде он не хотел.
– Была бы честь предложена, – равнодушно обронил Вихров и приложился к фляге. Сделал пару больших глотков, с сожалением потряс опустевшую емкость, приладил крышку и убрал фляжку на место. – Знаешь, – произнес он неожиданно трезвым голосом, глядя строго перед собой, – мне однажды нагадали, что я погибну не в небе, а на земле. Я сначала смеялся над этим, а потом как-то свыкся. В бой иду – и все мне до лампочки, вроде как заговоренный я, бессмертный!
А в последний раз, когда нам приказали прикрыть крейсер и мы вывалились навстречу «демократам», я вдруг почему-то решил, что все… хана! Жуткая рубка была, настоящий ад! Я такого еще не видел, хотя
