здесь и убирали, то не более раза в неделю.
Какой контраст с поездом! Ни помыться, ни толком отдохнуть. Максим с трудом заснул под пьяное хоровое пение и жуткий трехголосый храп, эхом отдающийся от голых стен. Если не бессонная ночь, то вряд ли бы он уснул.
Навык спать в условиях, максимально приближенных к боевой обстановке, у полковника еще не восстановился.
Утром организм потребовал привести себя в порядок и что-то перекусить.
«Нет, медный провод не подойдет!», — Ненашев нагло постучал зажатыми в кулаке «шахтерами»[84] в калитку подходящего, на его взгляд, дома. После недолгих переговоров, Саша умылся и привел себя в порядок.
Минут через десять он сидел во дворе дома в холщовых штанах бывшего хозяина. Да, куда-то делся отсюда мужик.
Панов расслабился, какая, к черту, война, если можно цедить сквозь зубы крынку охлажденное вчера, бывшее еще вчера парным, молоко с образовавшейся пенкой. Капитан лениво посмотрел, как немолодая хозяйка приводит в порядок его форму, и потихоньку грелся под лучами, еще не палившего солнца.
Самостоятельно гладиться Максим не рискнул, поскольку не владел иновременной технологией. Вот, где еще засада!
Панов в ужасе смотрел, как в дверцу утюга вбросили тлеющие угольки, а женщина, набрав полный рот воды, и умело сбрызгивая ее на гимнастерку, осуществляла высокотехнологичный процесс отпаривания.
Белоруска смотрела на гостя и вздыхала. Мужика в доме давно нет. Как призвали защищать Речь Посполитую от проклятого германца, так и сгинул. Дочка умерла от ужаса во время первой бомбежки. Доктор осмотрел и сказал – слабое сердце. Горе, страшное горе, это война.
— Спасибо, очень выручили, — Максим рассчитался и немного добавил сверху.
— Приходите еще!
Повинуясь интуиции, подсказывающей, что бывать тут придется еще не раз, Ненашев чмокнул довольную хозяйку в щечку.
Утром детали городского пейзажа можно рассмотреть подробнее. Вот одноэтажная казарма из добротного красного кирпича со сводами над окнами – наследие царизма. Польский след – квартал домов, где второй этаж архитектор спрятал в какой-то замысловатой крыше с изгибами, а у входа, видно для солидности, поставил массивные колонны. Но чем ближе Максим подходил к центру, тем строже становились фасады зданий, и тем больше у них было этажей.
Люди, идущие навстречу, заставили Сашу вспомнить, что довоенный Брест город – город еще и еврейский. Фобиями Панов не страдал, и чуть притормозив, с любопытством смотрел на прохожих в странных черных одеяниях, бредущих по своим религиозным делам.
Увидев магазин с канцелярией, Максим ненадолго задумался и решил зайти. Кроме тетрадей, пачек бумаги и логарифмической линейки, капитан сгрузил в прихваченный вещмешок все доступные марки чернил, карандашей, ластиков и копировальной бумаги. Панов решил заказать сразу две печати.
Тут же, по памяти, из опыта общения с криминалистами, набросал список и зашел в аптеку, собрав полный набор начинающего жулика. Пока потомки не сменят состав штемпельной краски, ему не нужен ни сканер, ни струйный принтер. Древний способ и один дополнительный четкий оттиск с каждой печати на документе ему гарантирован.
Пообщавшись с замами и прикрепив политрука к Суворову (пусть вместе бойцов смотрят), Ненашев отбыл на чуть задержался на Пушкинской. Забрал из кадров удостоверение с новой записью и ушел из штаба. Минут через сорок он спокойно оформил два заказа в мастерской, вернулся в гостиницу, вытряс покупки в чемодан и убыл на место строительства.
Добраться до точки, где предстояло разместить лагерь батальона, просто, иди себе спокойно вдоль железной дороги прямо юг. Но скоро способ передвижения пешком станет бессмысленно тратой времени. В режиме бешеной собаки метаться между лагерем и Брестом придется постоянно. Ему бы мотоцикл, да с коляской!
Капитан вздохнул и угрюмо поправил лямку позвякивающего стеклом тяжелого вещмешка. Встреча с военными, или не очень, строителями должна пройти по всем правилам военного этикета. Или, как говорят мудрецы, только двадцать шесть литров пива гарантируют мужчине полное покрытие дневной нормы в кальции.
Пот струился по лбу и щекам Максима, но он его не замечал, и жадно рассматривая знакомые кусты, кочки, канавы и насыпи. Наяву, с земли, а не со снимков с воздуха и старых бумажных карт.
Ненашев остановился передохнуть, видя рядом как солдаты, в намокших от пота гимнастерках, нательных рубахах, а то и без них, выбрасывают землю из противотанкового рва и устанавливают рядом с дорогой надолбы.
От внимания капитана не укрылся знакомый факт – оружие бойцов осталось в казарме. Да, еще не перестали щадить подчиненных командиры. Гоняли по жаре лишь с шанцевым инструментом, пусть и весившим немало.
«Позиции шестой дивизии», Максим помнил план прикрытия, не путая его ни с каким другим. Сковать, задержать врага ударами и контрударами, пока страна не закончит мобилизацию.
До форта «ЗЫ», вокруг которого находилось большинство дотов, осталось метров триста. Даже без карты капитан понял, что они рядом. Вереница запряженных в подводы лошадок тащила щебень и камни. Проехала тройка грузовиков «ЯГ», под завязку груженых мешками с цементом. В воздухе стоял гул работающих механизмов и гомон строителей.
Каждый укрепленный район состоит из узлов. Узел обороняет отдельный пулеметно-артиллерийский батальон. В узел входят несколько опорных пунктов, приспособленных к отражению атак со всех направлений. Каждый пункт – рота. Далее доты, сведенные проектировщиками в единую систему огня, причем ни одна из амбразур не должна явно смотреть в сторону наступающего противника, чтобы не стать мишенью для огня орудий прямой наводки.
Панов когда-то недовольно морщился, рисуя на экране монитора схему. Теперь же не мог придраться, настолько искусно доты вписали в складки местности. Пусть и строили их почти на виду немцев, но на «линии Молотова» бутафорией не пахло, скорее долгостроем хребта обороны стрелковых дивизий и приданных им корпусных артполков, заранее занявших позиции.
Господствующая на тот момент военная теория считала, что без УРов на начальном этапе войны не обойтись. Доты должны остановить наступление врага, выиграть время для мобилизации.
Так думали французы, чехи, финны и даже немцы, возведя почти шестнадцать тысяч долговременных огневых точек на «линии Зигфрида». Колоссальные деньги «зарывали» в землю все государства, согласно имеемой передовой теории. С той же целью УРы строили и после мировой войны.
Долговременные огневые точки сооружали так. Устанавливали рядом полевой бетонный и лесопильный завод. Маскировали стройплощадки – обносили высоким забором с колючей проволокой и обсаживали молодыми елками. А на острове в Брестской крепости, где доты сооружались у самой воды, стройку закрывали полностью, чтобы немцы с вышек не видели.
Котлован копали местные. Они же привозили материалы и складывали их в ста метрах от заборов. В женский день 41-го ввели обязательную трудовую и гужевую повинность, за которую платили по государственным расценкам, на десять дней отрывая селян от полевых работ[85].
Ввиду секретности, далее к работе приступали саперы или бригады рабочих из центральных районов СССР. Доверяли лишь им, боясь, что нелояльные местные жители помогут врагу вскрыть систему огня опорных пунктов.
Те на месте варили каркас из арматуры и пару суток непрерывно бетонировали коробку дота. Снимали опалубку, монтировали вооружение и оборудование. Если успевали, то наружные стены покрывали смолой, спасавшей бетон от воздействия влаги. Затем обваловывали и маскировали[86].
