Подъезд воняет мочой, мокрыми тряпками и кислыми щами, лестница узкая, почтовые ящики ощетинились разнообразными замками. Конечно, почту крадут. Здесь все у всех крадут. Как еще ящики не поворовали, интересно?
— Это здесь.
Дверь железная, что не удивительно, потому что изначально тут ставили фанерные двери, толкни рукой — и они выпадают вместе с коробом, а хозяйка квартиры №12 не желает пополнять список жертв ограблений. Но если она будет ездить мне по ушам, то составит компанию жмурам в местном морге. Я и так на взводе.
— Что вам нужно?!
Она еще молодая, раскосые голубые глаза и маленький носик придают ее лицу сходство с кошкой, на невольничьем рынке Древнего Египта я бы выручила за нее тонну золота — там такая внешность ценилась, но сейчас мне от нее пользы нет.
— Желтый «Ниссан-Микра», госномер 41—44, принадлежит вам?
— Да, и что с того?
— Отлично.
Я толкаю ее в квартиру и захожу. Рыжий не успел меня остановить, а Остапов только таращится. Ничего, ребята, я только начала. Вся потеха еще впереди.
— Что вы себе позволяете? Я сейчас полицию... — вякает молодка.
Стены здесь фанерные, и ей надо заткнуть пасть, но как?
— Прекрати орать, это бесполезно.
Она с ужасом смотрит на меня. Что, милочка, не ждала гостей? Я печенью чувствую, что пришли мы туда, куда нужно.
— Ты сама водишь машину?
-Да.
— Тогда скажи, где ты была вчера, примерно в час дня.
Она смотрит на меня стеклянными глазами. Я знаю, что она хочет соврать, но лучше ей этого не делать.
— Где твой напарник?
— Какой...
Остапов метнулся к двери. Что это с ним? Ну, так и есть. Она знала, что ее крики услышат. Остапов все-таки молодец. Он втолкнул в квартиру еще одну девку, это брюнетка, но такая же высокая и гибкая и так же испугана. Неужели Стаса расстреляли две девки? Я ему этого пока не скажу, иначе он не выживет. Он не сможет пережить, что какая-то девица захотела его убить, а не трахнуть.
— Рассказывайте, девочки. — Рыжий удивленно смотрит на них. — Кто, когда и зачем вас нанял?
— О чем вы говорите? — Белая кошка немного пришла в себя. — Я не понимаю, о чем речь.
А это ты зря. Рыжий бить женщин не способен, а мне гендерные предрассудки по фигу. Я только животных бить не могу, а потому по случаю знакомства бью ее ногой в колено. Если повезет, то через месяц она перестанет хромать.
Киса упала как подкошенная. У ее напарницы сейчас с перепугу месячные начнутся, и правильно, потому что так или иначе, но я получу то, за чем пришла.
— Рыжий, принеси мне из кухни нож.
— Ты что?..
— Делай что говорю.
Нож у нее острый, сразу видно, что живет одна. Там, где в доме есть мужик, ножи всегда тупые. Женщина считает, что точить ножи — мужское дело, мужик не заморачивается мелочами, вот и все. А если женщина живет одна, то и хозяйство у нее в порядке: краны не текут, двери не скрипят, а ножи наточены как положено.
— Вставай, красотка, успеешь належаться. И обе слушайте меня внимательно. — Блин, я им обеим сейчас сердца вырежу! — Если вам хочется поспорить, делайте это быстрее, потому что после того, как я начну, вы сможете только орать. И каждая ваша ложь будет стоить вам какой-то части тела. Например, пальца. Ответ типа «не знаю» приравнивается ко лжи, так что условия те же. Как вам такой сценарий? Вижу, не очень. Или рассказываете, кто вас нанял, когда и зачем, или пеняйте на себя, нож у меня острый, анатомию я знаю, крови не боюсь. Вы проживете достаточно долго, чтобы почувствовать, что лгать — нехорошо.
Зазвенело оконное стекло, одна девушка упала, вторая — следом. Мы с Рыжим оказались на полу раньше, чем успели подумать о необходимости таких действий, — крепкий тычок Остапова свалил нас одновременно. Я оказалась лицом к лицу с блондинкой. Плохи ее дела, пуля большого калибра прошла навылет и каким-то чудом не задела меня, но почему девка до сих пор жива, я не знаю.
— Белый...
— Что?
— Белый... заплатил...
Я быстро отползаю с линии огня. Не знаю, заметил ли нас снайпер, а вот девушки стояли как раз напротив окна. Возможно, он именно этого момента и ждал бог знает как долго, а сейчас рад-радешенек, что поймал в прицел обеих. Я понимаю, их нужно было убирать одновременно, иначе одна, сообразив, откуда ветер дует, залегла бы на дно, ищи ее тогда!
Что же за персонаж такой нарисовался — Белый? Но это узнать нетрудно, если есть под рукой такие базы данных, как у Остапова.
Он чересчур торопится юркнуть в машину. И совсем не ждет гостей, а зря. Я приставляю револьвер к его затылку и командую:
— Поезжай.
Несколько дней мы следили за ним. Сукин сын кругом таскает с собой охрану, кроме этого дома, куда он выбирается тайком, — и не на своем «Лексусе», а на ведре с гайками, потому что здесь живет его любовник. Или любовница... Хрен их разберешь, этих трансвеститов. Нет, я признаю, что у каждого свои слабости: кто-то любит длинноногих блондинок, кто-то маленьких истеричных брюнеток, кому-то вообще нравятся пышки. В криминальном мире все эти вещи — в пределах нормы. Но разные извращения — это уже нет, морально-этический кодекс строителя криминалитета незыблем, как Тора, и сексуальные отклонения подобного рода могут стоить не только статуса, но и жизни. А уважаемый бизнесмен Сметанин Дмитрий Владимирович, более известный в определенных кругах как Белый, любит трансвестита Юрия Ляховецкого, или Ирэн. Как по мне, на Ирэн это существо похоже больше, чем на Юрия, но голым я его не видела, так что ничего утверждать не берусь.
Мы долго спорили о том, кто именно будет иметь дело с Белым. Рыжий с Остаповым решили, что раз они в большинстве, то могут диктовать мне свои условия. Наивные люди, я никогда не считала демократию правильной моделью построения общества, так что все равно поступила как захотела, а «большинство» сидит сейчас в машине и прикрывает меня. Убивать Белого нет необходимости, о нем в ближайшее время и без нас позаботятся, насколько я понимаю, а потому мелькать перед ним всем нам совершенно излишне. А вдруг перед смертью у него решат взять эксклюзивное интервью — ну, так, на всякий случай? Меня-то, конечно, опознают, но это неважно. В конце концов, я могу надеть парик, очки... да просто смою косметику — и идентифицировать меня тогда можно будет только по отпечаткам пальцев, потому что лицо сотрется.
— Куда ехать? — спрашивает Белый.
— Пока — вперед, — отвечаю я.
— Ты не знаешь, во что вляпалась.
— Ты себя имеешь в виду? Не переживай, я не различаю сорта дерьма. Но если станешь гундеть и портить мне настроение, позвоню кое-кому и расскажу о твоей Ирэн. И фотки покажу.
Он высокий и худой, под шапкой русых волос, вьющихся мелкими кудрями, — крысиное лицо с узким подбородком, массивным носом и раскосыми глазами. Нам до сих пор аукается монголотатарское иго, я так понимаю.
