приехали.
— Я сейчас вам помогу, — хорошенькая медсестра наклоняется ко мне. — Вам только надо пересесть в то кресло, и вы сможете принимать душ сидя. Мы сами придумали такое усовершенствование — тут бывает довольно скользко.
— Спасибо, я попробую сама, — голова кружится, но я встаю. — Почему здесь так темно?
— Но здесь не темно... — голос медсестры удивленный и какой-то далекий. — Солнце светит прямо в окно. Ой, это, наверное, у вас в глазах темнеет! Такое случается от слабости. Скоро пройдет.
И правда, скоро стало светлее. Я вижу, как она берет в руки полиэтиленовый пакет и направляется с ним ко мне. Вот то, чего я боялась. Как больно врезаются наручники в запястья, а мое лицо накрывают пленкой и мне нечем дышать, нечем дышать...
— Что с вами? Вам плохо? Скажите что-нибудь, о боже... Матвеевна, идите скорей сюда!.. — Ее испуганный крик заставляет меня очнуться.
— Я прошу прощения... все в порядке.
Я пытаюсь что-то вспомнить, но напрасно.
— Что вы сказали? Я не поняла...
Зато я поняла. Я перестала контролировать свой язык, и он сказал все не так. Или, наоборот, так, как надо?
— Я в порядке. Мне жаль, что я напугала вас. Что это у вас?
— Это? — Она удивленно смотрит на меня. — Это просто полиэтиленовая шапочка, чтобы прикрыть повязку у вас на голове. Доктор меня предупредил, чтобы я проследила. Такие шапочки продаются в магазинах, мы держим несколько штук — для таких случаев. Вы уверены, что с вами все в порядке? Может быть, мне лучше остаться и помочь вам?
— Нет, спасибо. Я попробую сама, — не хватало еще предстать перед ней в таком виде. — Скажите, а здесь где-нибудь есть зеркало?
— Конечно, есть, мы мимо него проехали, вы не заметили? Хотя... ну, хорошо. Я буду тут, рядом.
Она выходит, а я сижу и думаю. Я пытаюсь ухватить кончик своего воспоминания об... О чем? Не помню.
Ускользает. Вот будто бы сию секунду должна что-то вспомнить, что-то важное... Только не знаю, что. Ну ладно, имей в виду! Если ты у меня в голове, значит, никуда тебе не деться. Вот выйду отсюда, тогда уж... А куда я пойду? Куда я денусь, когда выйду отсюда? Наверное, это знает красавчик доктор. Он должен мне сегодня что-то рассказать, так сказал человек-детектор. Поэтому я сейчас здесь. Мне нужно привести в порядок свои мысли и впечатления. И сделать это я должна до разговора. Почему? Не знаю. Может, у меня паранойя, кто знает? Я открываю кран. Ужасно ценная штука — теплый душ.
Итак, что мы имеем? После аварии — какой, где, как? — меня привезли сюда, наверное, в качестве подопытного материала. Решили, видимо, что мне уже все равно. А может, и нет. Возможно, решили, что только здесь у меня есть шанс. Обе версии имеют право на существование, до тех пор пока я не узнаю, что же произошло на самом деле. Это первое. Я находилась здесь больше месяца в бессознательном состоянии после операции. Откуда это мне известно? Из разговора, который мне удалось подслушать. Но я вовсе не уверена, что услышанное не было спектаклем для одного зрителя — или слушателя в данном случае. Также может статься, что в моей голове ковырялись с другой целью и не было никакой аварии. Это во- вторых.
А в-третьих — это я сама. Почему я чувствую себя здесь... чужой? Нет, конечно, тут все вокруг чужое и незнакомое, но не ТАК. Мне чуждо здесь все: язык, на котором я говорю, а думаю на другом; разговоры между людьми, их стиль общения. Только тот доктор не кажется мне настолько чужим. Это не потому, что я положила на него глаз, нет. Что-то в нем есть... Не знаю, что-то... И почему меня вообще посещают такие мысли? Почему я сижу тут и накручиваю себя? Почему не может быть все так, как мне говорят? Я не знаю. Со мной происходит что-то странное. А может, я шпионка или преступница? Но тогда это было бы известно кому следует. А с чего я взяла, что им не известно? И кому это — им? Нет, я просто спятила. Все, хватит. Надо послушать то, что скажет мне док. Если ему есть что мне сказать.
— С вами все в порядке? — Сквозь льющуюся воду я вижу медсестру. — Вы так долго здесь сидите, что я забеспокоилась. Напрасно вы отказались от моей помощи!
— Я чувствовала себя такой грязной, что просто нервы не выдерживали. Поэтому решила немного посидеть и отмокнуть как следует.
— Напрасно вы так считаете. Пока вы были без сознания, вас мыли ежедневно — и очень тщательно.
Она улыбается, но мне неприятно слышать ее слова. Или как-то... Мысль о том, что кто-то касался меня, когда я не могла этого контролировать, для меня просто невыносима.
— Что мне теперь надевать? Нет, я ничего не имею против больничного белья, но можно хотя бы что-то чистое, только что из прачечной?
— Я как раз собиралась вам все дать, это ваши собственные вещи. Их принесли еще вчера вечером, но я не стала вас беспокоить, вы спали. Вот, пожалуйста, только давайте пройдем в раздевалку.
Обернув вокруг себя простыню, я медленно иду в соседнее помещение. Старый кафель чисто вымыт, скамейки под стеной и крючки на стенах. Это раздевалка, пахнет хлоркой. Около входа большое зеркало. Прекрасно.
— Я могу одеться сама.
— Конечно, если вы хорошо себя чувствуете.
У нее красивые карие глаза и маленький носик, а когда она улыбается, белоснежно блестят ровные зубки. Маленькая приветливая куколка. Но я хочу остаться одна. Она стесняет меня, сама не знаю почему. А еще мне очень хочется заглянуть в зеркало. И я ни с кем не хочу делить этот миг.
— Мне кажется, вы меня стесняетесь. Должна сказать, абсолютно напрасно. Я работаю здесь уже несколько лет, больные у нас в основном тяжелые, всякое бывало. Но с вами теперь все будет в порядке, вот увидите.
— Спасибо, я постараюсь учесть это. Кстати, а как вас зовут?
— Меня зовут Марина, а моего напарника — Марк
— Я его не видела.
— Его очередь проводить процедуры. Ну, ладно, одевайтесь, и вернемся в палату, вам следует отдохнуть.
Да, я устала. Но сейчас я должна еще кое-что сделать. Хорошо, что она оставила меня одну. Я открываю пакет с одеждой. Она сказала, что его принесли вчера. Кто принес? И это мои собственные вещи... Шелковая пижама золотистого цвета, темно-синий атласный халатик, украшенный вышивкой, такого же цвета тапки. Косметичка. Странно. Все эти вещи стоят совсем недешево, даже я это понимаю. Кто принес их для меня?
Я медленно одеваюсь. Шелк приятно холодит тело. И так красиво смотрится. Значит, я люблю красивые вещи и могу их себе покупать. Я с удовольствием разглаживаю ткань, хотя она выглядит безукоризненно. А я? Как выгляжу я? Что я там увижу? Там, в темном стекле? Я медленно подхожу к зеркалу, опустив глаза. Еще минуту, еще... Но я изнемогаю от любопытства и поднимаю взгляд. Сразу. О дьявол! Только не это!
На меня смотрит бледное, слегка удлиненное лицо. Темные круги под глазами. Нос, на мой вкус, слишком длинный. На чей угодно вкус. Глаза какого-то непонятного серо-голубого оттенка, ресниц и бровей нет. Вернее, они-то есть, но такие короткие и светлые, что могли бы не трудиться произрастать — все равно незаметно... А главное то, что это лицо мне совсем незнакомо. Господи, какой кошмар! Неужели это я? Теперь я понимаю, почему куколка Маринка так улыбалась. Отчего бы и не улыбнуться такой красотке, глядя на уродину? И как мне самой смотреть на себя? Ко всему прочему, еще и голова забинтована. Волосы наверняка сбрили — кто там церемонился... Почему они не дали мне умереть? Неужели я должна теперь жить — в таком виде? А еще вырядилась в роскошную пижаму... Больничного тряпья с избытком хватит для такой уродины.
Ладно, поехали дальше. Я довольно высокая, но нескладная фигура какая-то. Ужасно. Бедра слишком толстые, ноги недостаточно длинные, даже неплохая форма их не спасает. Нет. Я не хочу. Это какой-то кошмар. Где мой халат? А еще лучше — какой-нибудь мешок, накрыться им с ног до головы, чтобы не
