кто-то на быстро скакавшей лошади. Его задержали телеги с лесом для Стаха, и он повернул, намереваясь объехать полем.
— Эй, ты! Лошадь испортишь, куда так торопишься? — кричали ему.
Но он умудрился проскочить мимо и поскакал по деревне во весь дух, так что у лошади екала селезенка.
— Эй, Адам, постой-ка! — окликнул его Рох.
Сын Клемба остановился на минуту и закричал во весь голос:
— А вы и не знаете — в лесу лежат убитые! Ох, дайте дух перевести… Пас я коня на меже, и мы с Ендриком Гульбасовым ехали уже домой, да вдруг перед Борыновым крестом конь как шарахнется в сторону, я даже наземь слетел! Гляжу, что за дьявол коня испугал? А там в можжевельнике какие-то люди лежат… Мы их окликнули, а они молчат, лежат, как мертвые.
— Дурак, что ты людей морочишь! — закричали на него со всех сторон.
— Пойдите, сами поглядите! И Ендрик видел, только он со страху в лес ускакал, туда, где бабы хворост сбирают… Мертвые лежат!
— Во имя Отца и Сына! Так поезжай скорее, скажи войту!
— Войт еще из города не вернулся, — сказал кто-то.
— Тогда солтысу надо сказать! Он возле кузницы дорогу с парнями чинит! — кричали вслед Адаму, который бешеным галопом мчался дальше.
Конечно, весть об убитых в лесу мигом облетела всю деревню, люди выбегали из хат, крича и крестясь в ужасе, и еще не зашло солнце, как полдеревни высыпало на дорогу. Кто-то известил ксендза, и он вышел из плебании, чтобы расспросить подробнее о случившемся. У костела собралась целая толпа, молодежь побежала вперед, на тополевую дорогу, а остальные с величайшим нетерпением ожидали солтыса, который поехал туда на телеге, взяв с собой Клемба и парней.
Ждали долго, солтыс вернулся только в сумерки и, к всеобщему удивлению, в бричке войта. Он был, видно, очень сердит, отчаянно ругался и стегал лошадей. Он и не подумал остановиться перед встречавшей его толпой, но кто-то схватил лошадей под уздцы, и Шимону волей-неволей пришлось остановиться.
— Бездельники эти хлопцы, сочинили басню для потехи! Никаких убитых в лесу не было, — просто кто-то там спал под кустами. Поймаю я этого Адама, так покажу ему, как людей пугать! А войта я встретил по дороге и пересел к нему в бричку… Вот и вся история! Ну, трогай, милые!
— Что же это, войт заболел, что ли? Почему лежит, как баран? — спросил кто-то, заглянув в бричку.
— Сон его сморил, и все тут! — Солтыс стегнул лошадей, и они побежали рысью.
— Ах, висельники, шельмы! Выдумать такое!
— Это Гульбасенка штуки, он на всякие проказы мастер!
— Взгреть бы их ремнем, чтобы не тревожили людей зря!
Так возмущались все, медленно расходясь по домам. У окрашенного закатом озера еще стояли небольшие группы людей, когда на дороге показались бабы-коморницы с тяжелыми вязанками хвороста на спине. Впереди шла Козлова, согнувшись чуть не пополам под своей ношей. Увидев людей, она остановилась и прислонила вязанку к дереву.
— Солтыс вас здорово одурачил! — сказала она, тяжело дыша от усталости. — Убитых, правда, в лесу не было, зато было кое-что похуже!
И, когда вокруг собралось много людей, привлеченных ее голосом, Козлова дала волю языку:
— Шли мы домой, дорогой мимо леса, к кресту, вдруг скачет к нам гульбасов парнишка и кричит в страхе: 'Под можжевельником убитые лежат!' — 'Убитые или нет, — думаю себе, — а поглядеть не мешает'. Пошли мы туда… Уже издалека видим: и вправду лежат какие-то люди, как мертвые… только ноги торчат из кустов. Филипка меня тянет — бежим, мол, — Гжелиха уже молитву бормочет, да и у меня мороз по коже подирает. Но я перекрестилась, подхожу ближе, гляжу… а это наш пан войт лежит без кафтана, а около него Ягуся Борынова, и спят себе сном праведным! Надрызгались в городе, жарко им было, вот они и вздумали отдохнуть в холодке да побаловаться. А водкой от них так и разит! Мы их будить не стали: пусть свидетели придут, пусть вся деревня увидит, что у нас творится! И сказать стыд, как она была раздета, уж Филипка ее пожалела и платком прикрыла. Грех, да и только! До старости я дожила, а про такой срам и не слыхивала! Солтыс сейчас приехал и разбудил их. Ягна убежала в поле, а пана войта еле на бричку втащили — пьян, как свинья!
— Господи Иисусе, этого в Липцах не бывало! — ахнула одна из баб.
— Если бы еще парень с девушкой, а то хозяин, семейный человек и войт!
— Борына со смертью борется, некому воды ему подать, а эта…
— Я бы ее из деревни вон выгнала! Я бы такую стерву батогами на площади секла! — воскликнула Козлова.
— Грех сам за себя кричит, о чем тут еще толковать! — успокаивали ее другие бабы.
— А Доминикова где?
— Они ее нарочно в городе оставили, чтобы не мешала.
— Боже мой, подумать страшно, какие дела творятся на свете!
— Этакой грех, этакой соблазн — ведь стыд на всю деревню падет!
— Ягна срама не боится, завтра будет то же самое делать.
Так толковали в избах, а некоторые бабы даже плакали и ломали руки от негодования и ужаса, боясь суровой божьей кары на всю деревню. Липцы так и гудели от разговоров и причитаний.
А парни, собравшись на мосту, расспрашивали Гульбаса о подробностях и хохотали, забавляясь всей этой историей.
— Вот так петух наш войт! Ну, и хват! — смеялся Адам Вахник.
— Он еще поплатится за эти шашни: жена ему голову оторвет!
— И с полгода к себе подпускать не будет!
— Ну, после Ягуси он не очень-то будет к ней торопиться.
— Эх, черт его побери! Для Ягны каждый на все решится.
— Еще бы! Баба — как лань! Такую красавицу и среди знатных панн не сыщешь.
— Глянет на человека — так его к ней и потянет!
— Не женщина — мед! Не дивлюсь я, что Антек Борына…
— Будет вам, хлопцы! Ендрик врет одно, Козлова другое, а бабы из зависти еще прибавить рады! По правде сказать, мы не знаем, как там дело было. У нас не раз чернят и самую честную бабу, — начал Матеуш, и в голосе его слышалось глубокое огорчение. Но он не договорил, потому что к ним подошел брат войта, Гжеля.
— Что, Петр еще спит? — спрашивали у него любопытные.
— Хоть он мне брат родной, а я его больше знать не хочу! Но виновата во всем эта бесстыдница!
— Неправда! — крикнул вдруг Петрик, работник Борыны, подступая к Гжеле с кулаками. — Кто так говорит, брешет, как пес!
Всех изумило это неожиданное заступничество. А Петрик кричал, размахивая кулаками:
— Войт один виноват! Разве это она ему кораллы привозила? Она его в корчму тащила? Она его по целым ночам в саду подстерегала? Я хорошо знаю, как он ее неволил да соблазнял!
А может быть, и капель ей каких-нибудь подлил, чтобы она ему не противилась!
— Ишь, заступник нашелся! Не прыгай так, штаны свалятся!
— Вот узнает, что ты ее защищал, так жалованья тебе прибавит.
— Или старые портки Мацея подарит!
Парни покатывались со смеху.
— Ни муж, ни кто другой за нее не вступится, так я ее в обиду не дам! Не дам, и если еще услышу худое слово, кулаков не пожалею… Сукины вы сыны, сплетники! Если бы это с кем-нибудь из ваших сестер или жен приключилось, так небось языки бы проглотили!
— И ты язык придержи, батрак! Не твое это дело, смотри за конскими хвостами! — заорал на него Стах Плошка.
