Император, который знал свою судьбу. И Россия, которая не знала…

Письмо пришло на Соловки 1 октября 1812 года. Из-за козней местного соловецкого начальства, боявшегося, что Авель расскажет императору о злоупотреблениях, его освободили не сразу, отписали в столицу, что он болен. Тогда император послал указ Синоду, чтобы Авеля освободить, дать ему паспорт и все необходимое для прибытия в столицу. 1 июня 1813 года Авель вышел из тюрьмы и вскоре был в столице. Император в это время был за границей, и Авеля с почетом принял его помощник, большой любитель мистики и один из главных русских масонов князь Александр Николаевич Голицын.

Об этой беседе Авель в своих записках сообщил следующее:

Князь же Голицын, видя отца Авеля, и рад бысть ему до зела; и нача вопрошать его о судьбах Божиих и о правле Его; отец же Авель начал ему сказывать вся и обо всем, от конца веков и до конца, и от начала времен и до последних; он же слыша сия и ужасеся и помысли в сердце другое; потом послал его к митрополиту явиться ему и благословиться от него.

После этих событий Авель много путешествовал, побывал на Афоне, в Константинополе, Иерусалиме. Пророчествовать ему было запрещено «имянным указом государевым». В 1820 году он возвратился в Россию, в Москву.

С 1823 года жил в монастыре под Серпуховом. Примерно на 1823 годе записки самого Авеля («Житие и страдание…») заканчиваются. Кроме «автобиографии», Авель написал еще и загадочную «Книгу Бытия», в которой говорится о сотворении земли, человека и о конце света, который он пророчил на середину XXIII века.

Около 1824 года по Москве пошли слухи о новом предсказании Авеля — о будущей смерти Александра I, восшествии на престол Николая Павловича (вместо ожидаемого по закону о престолонаследии Константина) и о скором бунте в декабре 1825 года. Однако на сей раз указа о заключении его в тюрьму не последовало. Возможно, это косвенно подтверждает версию о том, что Александр I хотел покинуть трон и уйти от светской жизни в тайную монашескую, старческую.

В июне 1826 года Авель ушел из Серпуховского монастыря «неизвестно куда». «И не возвращается», — об этом доложили Николаю I. Последовал указ: беглеца найти и «заточить для смирения» в суздальский Спасо-Евфимиев монастырь, главную церковную тюрьму того времени. Полиция нашла Авеля в родной деревне под Тулой и водворила в суздальский Спасо-Евфимиев монастырь по повелению императора и указом Священного Синода от 27 августа 1826 года.

О последних 15 годах жизни провидца почти ничего не известно. Он умер после продолжительной и тяжелой болезни в тесной арестантской камере 29 ноября 1841 года и погребен за алтарем арестантской церкви святителя Николая.

Удивительно, но в своих записках Авель предсказал и год собственной смерти: «Жил всего восемьдесят и три года, и четыре месяца». Он прожил 84 года и 8 месяцев…

Итак, начиная с Екатерины Великой, каждый монарх, узнав о дате своей смерти, сажал Авеля в тюрьму, и каждый следующий выпускал его на свободу и беседовал с ним, вплоть до Николая I, который хотя и был человеком верующим, но мало интересовался мистикой — кажется, единственный из всех русских императоров.

Не будем более подробно рассказывать об этом удивительном провидце, т. к. в последние несколько лет его имя и его пророчества стали широко известны в современной России и за рубежом. Отметим только, что по воспоминаниям современников он был человек «простой и угрюмый», и что сам он говорил: «Я говорю только тогда и только то, что мне свыше приказывают».

В конце XIX века слухи и предания об Авеле вновь начали распространяться в образованных кругах и среди мистиков России. Впервые после смерти и нескольких десятилетий забвения Авеля в царской России образованная публика вновь узнала о нем из публикаций в журналах «Русская старина» (1875) [23] и «Русский архив» (1878) [24]. Его жизни был посвящен доклад журналиста газеты «Ребус» Сербова на Первом всероссийском съезде спиритуалистов, проведенном в 1906 году. Сербов, в частности, сказал: «Долг всякого ищущего истину — наш долг — возвратить народу его Авеля, ибо он составляет его достояние и гордость не меньшую, чем любой гений в какой-либо другой области творчества; или хотя бы его французский собрат, знаменитый Нострадамус…».

Однако только русские императоры в XIX столетии знали о том, что в Гатчинском дворце хранится странный документ, записанный со слов монаха Авеля во время его беседы с императором Павлом I.

В этом дворце была одна небольшая зала, и в ней посередине на пьедестале стоял довольно большой узорчатый ларец с затейливыми украшениями. Ларец был заперт на ключ и опечатан. Вокруг пьедестала на четырех столбиках, на кольцах, был протянут толстый красный шелковый шнур, преграждавший к нему доступ.

Было известно, что в ларце хранится нечто, что было положено вдовой Павла I, императрицей Марией Федоровной. Она завещала открыть ларец и вынуть в нем хранящееся только тогда, когда исполнится сто лет со дня кончины императора Павла I, и притом только тому, кто в тот год будет занимать царский престол в России.

Павел Петрович скончался в ночь с 11 на 12 марта 1801 года. Государю Николаю Александровичу и выпал, таким образом, жребий вскрыть таинственный ларец и узнать, что в нем столь тщательно и таинственно охранялось от всех, не исключая и царственных взоров. Это пророческое предсказание было вложено в конверт с наложением личной печати императора Павла I и с его собственноручной надписью: «Вскрыть потомку нашему в столетний день моей кончины». Все государи российские знали об этом, но никто не дерзнул нарушить волю предка.

В 1900-х гг. при Александре Федоровне на должности обер-камерфрау состояла Мария Федоровна Герингер, внучка генерала Аделунга, воспитателя императора Александра II во время его детских и юношеских лет. По должности ей была известна самая интимная сторона царской семейной жизни. Вот что позднее (спустя много лет) писала она о том дне.

…Государь и Государыня были очень оживленны и веселы, собираясь из Царскосельского Александровского дворца ехать в Гатчину вскрывать вековую тайну. К этой поездке они готовились как к праздничной интересной прогулке, обещавшей им доставить незаурядное развлечение. Поехали они веселы, но возвратились задумчивые и печальные, и о том, что обрели они в этом ларце, никому ничего не сказали. После этой поездки Государь стал поминать о 1918 годе как о роковом годе и для него лично, и для Династии [19].

Сто лет согласно завещанию исполнилось 12 марта 1901 года, но в марте хозяйка Гатчинского дворца, вдовствующая императрица, мать Николая, Мария Федоровна находилась в Дании. Она вернулась в Россию в начале апреля. В апреле Государь ездил к матери необычно часто. Наиболее вероятно, что письмо Павла I было вскрыто и прочитано все же не 12 марта, а в первый же апрельский визит по приезде Марии Федоровны. Вероятно, именно 8 апреля Николай II с министром двора и лицами свиты прибыл в Гатчинский дворец и, после панихиды по императоре Павле, вскрыл пакет и узнал свою судьбу.

Что было в этом письме Авеля? В 1902 году по распоряжению Николая II цензура запретила упоминать в печати даже имя монаха (впрочем, вскоре этот запрет был отменен, и в 1906 году об Авеле уже писали в России). После 1917 года за рубежом были опубликованы некоторые воспоминания об этой истории [29]. Текст письма (в виде ответов Авеля на вопросы Павла I) был опубликован в начале 1930-х гг. в Берлине и затем в Харбине [11]. Скорее всего, оригинал письма пропал в Атлантиде исчезнувших в советские времена древних документов.

По свидетельству современного исследователя Юрия Владимировича Росциуса [30], это письмо «всплыло» в начале 1960-х гг., в «хрущевскую оттепель», в Физическом институте АН (ФИАН) СССР. Оно ходило среди сотрудников, ни один из которых, видимо, не представлял истинной ценности пожелтевших