Вдруг раздается тихое «бип, бип-бип». Потом снова: «бип, бип-бип».
Мой вай-ком! Подношу запястье к уху и нажимаю кнопку.
— Входящий вызов: Старший, — сообщает вай-ком.
— Принять! — с энтузиазмом командую я.
— Эми? — Голос Старшего звучит измотанно.
— Да. Что случилось? Что там в Городе?
Старший игнорирует мои вопросы.
— Где ты сейчас?
Оглядываюсь.
— В Регистратеке. Подумала, что стоит поискать следующую подска…
Он обрывает меня на полуслове.
— Можешь найти место побезопасней? Иди к себе в комнату, ладно?
— Что случилось?
— Просто хочу быть уверен, что с тобой ничего не случится. Запри дверь.
Старший оборудовал мою дверь биометрическим замком еще в самую первую неделю. Моя комната стала одним из немногих мест на корабле, где можно по-настоящему побыть в одиночестве.
— Старший, в чем дело?
— Я просто… хочу, чтобы ты была в безопасности. Мне пора…
Связь обрывается, хотя он еще не договорил.
27. Старший
— Не толпитесь! Нам нужно пространство! — От криков Дока нет никакой пользы; толпа только смыкается плотнее.
— Хорошо, что ты уже здесь, — говорю я, опускаясь на колени рядом с ним, пока он осматривает Стиви.
Док касается его шеи, качает головой и отклоняется.
— Что случилось? — спрашивает Барти. И куда только делась бравада из его голоса… На мгновение он снова мой старый друг, с которым мы когда-то устраивали гонки на креслах-качалках по крыльцу Регистратеки. И он испуган. — Что ты натворил?
— Ничего, — говорю я.
— Ты сделал что-то с его вай-комом. А теперь он умер. — Его голос становится громче. И снова он уже не мой друг — он мой обвинитель. — Вот что бывает с теми, кто идет против тебя, Старший? Они умирают?
— Не неси ерунды, — встревает Док и отклеивает что-то с руки Стиви. Маленький бледно-зеленый медпластырь. Мы коротко обмениваемся взглядом. Это пластырь с фидусом — тот, что Док недавно разработал.
— Что это за пластырь? — спрашивает Барти. Я чувствую, как мою спину прожигают глазами. Марай — оперативная, как всегда, — выстроила корабельщиков вокруг нас так, чтобы удержать толпу. Но вряд ли их хватит надолго.
— Особый, — отвечает Док. Приглядывается к нему и, позабыв о Барти и всех остальных, шепчет мне: — На нем что-то написали.
Протягивает руку; Барти пытается схватить пластырь, но я его опережаю.
— «Следуй», — читаю вслух. Только одно слово, жирно написанное черным. Следуй.
— Но как пластырь мог убить человека? — спрашиваю я.
— Этот пластырь его не убивал, — говорит Док и, задрав рукав Стиви, демонстрирует еще два, скрытые одеждой. — Один был бы безвреден. Но три вызывают передозировку. — С этими словами он отклеивает остальные пластыри с тела.
Я хмурюсь; медпластыри, конечно, действуют быстро, но какая же тут должна быть концентрация фидуса, если три штуки способны с такой скоростью убить человека…
— Что на них написано? — вмешивается Лютор, пытаясь оттолкнуть Марай, чтобы подобраться ближе.
Док подает пластыри мне, но Барти выхватывает их из его протянутых рук.
— «За», — громко, чтобы все слышали, читает он на одном. — «Лидером». — Поднимает на меня глаза, в которых плещется искренний ужас. Он думает, это сделал я. — Следуй за лидером. Эти пластыри — особые пластыри, которые убили Стиви, — это приказ. Угроза. Команда следовать за лидером.
Не давая мне объяснить, что это не моих рук дело, что я не писал этих слов и не приклеивал пластырей, Барти оборачивается к толпе.
— Вот что бывает, когда восстаешь против лидера, — выплевывает он и бросает пластыри на землю у тела Стиви.
— Вот что бывает! — подхватывает Лютор, и его крик эхом проносится по Городу. — Вот что будет с теми, кто не слушается лидера! Не слушайся Старшего — и он тебя убьет!
— Погоди, — восклицаю я, вставая на ноги. — Неправда! Я этого не делал!
Поздно. Слова Барти и Лютора ядом растекаются по толпе. С отвращением и ужасом в глазах они ломают живой барьер корабельщиков, хлынув вперед, толкают меня на землю, отстраняют Дока и подбирают безжизненное тело Стиви. Они скандируют: «Следуй за лидером!», но в их голосах звучат злоба и насмешка. Они издеваются надо мной.
Это боевой клич.
Шумная толпа все растет — к ней прибиваются те, кто смотрел из переулков. Труп Стиви превращается в знамя восстания. Бездыханное тело передают из рук в руки, подняв над толпой, будто оно качается на волнах.
— Хватит, — говорю я.
— Они не слышат. — Глаза Дока сверкают, но лицо словно окаменело.
Нужна помощь вай-кома.
— ДОВОЛЬНО! — ору я, и на этот раз меня слышат все до одного на этом долбаном корабле. — Я объявляю комендантский час. Идите по домам. Не выходите на улицу. Корабельщики за этим проследят. Всем — всем! — уйти с улиц, оставить работу и возвращаться домой.
Если бы такой приказ отдавал Старейшина, он бы говорил холодно и властно. Но я не он. Меня аж трясет от ярости, поэтому голос тоже дрожит. Обращаю взгляд на толпу перед собой, хоть они все и так слышат сообщение.
— Посмотрите, что вы делаете. Как вы обращаетесь с телом своего друга. Это отвратительно. Оставьте его в покое и дайте Доку отправить его к звездам.
Молчание.
— Разойтись. Сейчас же, — говорю я, и теперь мой голос звучит точно так, как когда-то голос Старейшины.
Они расходятся.
Ворчат, хмурятся и бормочут ругательства… но расходятся. Сзади бесшумно подходит Марай.
— Они еще боятся, — говорит она. — Боятся прошлого. Помнят Старейшину.
— Этого мне хватит. Ведь сработало же?
Но я сам в этом не уверен. Может, моего приказа и достаточно, чтобы отослать всех по домам, но кто знает, о чем они будут теперь говорить за закрытыми дверьми?
28. Эми
Дойдя до больничного лифта, я несколько секунд держу руку над кнопкой третьего этажа, но в конце
