Кубинке.
— Скажите, товарищ Елезаров, вы марксист-ленинец?
— Стараюсь быть им, товарищ Сталин. Надеюсь, что у меня это получается.
— Это как, товарищ Елезаров? Марксистом можно или быть, или не быть.
— Товарищ Сталин, вопрос стоит так. Что сказали бы Маркс или Ленин сегодня, увидев текущую ситуацию? Очень может быть, что нечто отличающееся от того, что было написано или сказано ими совсем в другое время и в других обстоятельствах. Следовательно, тот, кто считает себя марксистом, обязан не просто помнить наизусть цитаты классиков, но и уметь пересчитать их учение на наши «вводные».
— Ну, во-первых, тогда выходит, что никаких классиков слушать нельзя, поскольку, как правило, они уже не живые. А во-вторых, так и до ревизионизма недалеко. Ведь при большом желании все обосновать можно, что вчера черным было, сегодня белое, и наоборот?
— А если в другую сторону, то выйдет догматизм. То, что Ленин называл начетничеством: «Усвоить одни коммунистические лозунги, не зная ни теории, ни практики», — и то, что реально было в позднем СССР, когда даже лозунги членам Партии учить было лень. Что вышло на практике, вы знаете.
— Ну, товарищ Елезаров, вы преувеличиваете. Как тогда даже формально можно называться коммунистом?
— Товарищ Сталин, в нашей библиотеке была книга одного когда-то очень хорошего писателя, который в перестройку сделался ярым демократом.[6] Про Ленина и Октябрь — но я сейчас не о том. А эпизод, что был толчком к написанию — как он, сидя на партийном собрании, ради скуки взял с полки том Ленина и стал листать. И для него было истинным откровением то, что он там прочел, хотя шкаф с полным собранием сочинений был обязательным интерьером в кабинете любого партийного, да и не только, руководителя. Что показывает, насколько хорошо те, кто называли себя коммунистами, знали даже цитаты.
— И какой же вы видите выход?
— А только идти. Творчески применяя учение к постоянно меняющейся современной обстановке, стараясь не скатиться ни в ревизионизм, ни в догматизм. При этом злонамеренный уклон ради корыстных целей я не рассматриваю, это совсем по другой части.
— Договаривайте: «вредительство», товарищ Елезаров. А с вредителями у нас разговор короткий. Однако же про то, что вы предлагаете, не в ваше ли время анекдоты рассказывали: про большевиков и ученых, которые сначала на собаках пробуют?
— Товарищ Сталин, а никак иначе! Какие варианты могут быть? Или ничего не делать, ничего не замечать, как царь Николашка — катастрофа гарантирована, поскольку проблемы такого уровня сами по себе решиться не могут и не решаются. Или идти вперед — если энергии, динамики хватит и обратная связь есть, то всегда можно ошибку исправить. Хотя кровь лишняя будет, не говоря уже о материальных потерях. Или ломиться вслепую, как носорог сквозь кусты — будет как у Хрущева!
— Интересно, товарищ Елезаров. А вот про Хрущева ваши слова, что он «коммунист больше чем надо». Не поясните?
Капитан второго ранга Елезаров был поражен, когда узнал, что в экономике сталинского СССР существовал мощнейший частный сектор, с которым никто и не думал бороться. Напротив, это предпринимательство, в форме производственных артелей, имело всемерную господдержку: обязательная выборность руководителей прямо защищалась законом, были «льготный период», обычно на первые два года, освобождения от налогов, фиксированные цены на сырье, оборудование, транспорт, складские места; большинство льгот сохранилось даже в войну, неизменным было лишь одно ограничение: цены не должны были превышать государственные на тот же продукт больше, чем на установленный процент. И эти артели занимались не одним ширпотребом, хотя, конечно, им прежде всего, но и тем, что тогда считалось за хай- тек. Так первые в СССР ламповые радиоприемники, радиолы, телевизоры с электронно-лучевой трубкой серийно выпускала артель «Прогресс-Радио» в Ленинграде, еще в тридцатые годы! Другая ленинградская артель, начавшая с изготовления саней и хомутов, позже также стала крупным производителем мебели и бытовой радиоаппаратуры. В войну артели же массово давали оружие для фронта: в нашей истории автоматы ППС делали именно они, а не оружейные гиганты в Туле, Ижевске, Коврове — там оставался в производстве ППШ, до самой Победы. И была еще политическая сторона развития артельного дела — слова немецких оккупантов «о возрождении частной собственности и предпринимательства» не имели почти никакой популярности, потому что советскому предпринимателю-артельщику нечего было делить с Советской властью, притом, что Сталин мог дать гораздо более надежные «гарантии бизнесу», чем немцы.
Свыше ста тысяч предприятий, занятых в самом что ни на есть реальном секторе экономики, от продуктов питания и ювелирного дела до химии, машино- и приборостроения; имелись свои КБ, лаборатории, целых два НИИ и отдельная, негосударственная, пенсионная система! До двух миллионов занятых там человек, шесть процентов всего ВВП СССР, причем в таких областях, как товары народного потребления — вроде мебели, металлопосуды, трикотажа, игрушек — доля артельной продукции могла достигать и сорока, и семидесяти процентов! И без бюрократии — судя по воспоминаниям, создать и зарегистрировать артель можно было буквально за один день; о рэкете и крышевании никто и не слышал — и по закону о правах, трудовом стаже и прочем, не делалось никаких различий, отличившихся так же награждали орденами «за ударный труд» и вешали их портреты на Доску почета.
Куда это делось после — спросите у Хрущева! А еще через тридцать лет именно подобные «артели» сделали Китай великой экономической державой, да и у нас в идеале такими должны были стать — но так и не стали! — кооперативы восьмидесятых. Артели в приказном порядке стали госзаводами, пайщики теряли все, имущество отбиралось безвозмездно или за символическую плату. Процесс был начат в 1956 году, завершен в 1960-м. Ведь социалистическая форма экономики прогрессивнее частной, а уже нынешнему поколению советских людей обещана жизнь при коммунизме!
— Так что вы имели в виду, товарищ Елезаров?
А, была не была! Сталин нисколько не фанатик мировой революции и коммунистической идеи. Должен понять.
— Считаю, товарищ Сталин, что в одном из положений марксизма-ленинизма есть ошибка. О безусловной прогрессивности социалистической формы в экономике. Опираясь на этот догмат, Хрущев покончил с «многоукладностыо», фактически разогнав частно-кооперативный сектор — и очень может быть, что это же сделал бы и кто-то другой, во исполнение прогресса.
— А вы, товарищ Елезаров, сторонник капитализма?
— Нет. Маркс абсолютно прав, говоря о противоречии между общественным трудом и частной собственностью: когда тысяча человек работает, а один, присвоив результат их труда, строит себе дворец или покупает яхту. Но артели, кооперативы — это собственность честная, трудовая, служит не эксплуатации человека человеком, а созданию благ для всех. И они, образно говоря, играют роль «прослойки» и «отростков». Представьте, что надо заполнить объем потребной народу и стране продукции — и этот объем постоянно меняется, по разным номенклатурным позициям. Основная масса, да, может быть обеспечена соцсектором. Это касается как чего-то крупного, как турбины, генераторы, корабли, ну и, конечно, оборонка, так и массового продукта, например, автомобилей. Но абсолютно точно рассчитать, сколько нам всего потребуется, чтобы спланировать изготовить именно столько — с этим даже компьютеры следующего века не справятся. Обязательно возникнет зазор, и покрыть его динамично могут лишь частники. Просто потому, что они могут оперативно среагировать: вот здесь и сейчас нужны, например, ботинки и пальто именно такого вида, а у госпредприятия уже план утвержден, ему сырье, комплектующие и все прочее уже под другое выделено, и сверх предписанного просто неоткуда взять. Или когда надо срочно влезть «отростком» в новую нишу — пока госконтора все согласует, частник уже там. Может быть, лет через двести и можно будет решить задачу точного планирования и оперативности изменений, с иным компьютерами и каким- нибудь сверхинтернетом, но не сейчас. А вот вред от искусственного запрета будет прямой и огромный.
