осколочные мины забивать — для ближнего боя с пехотой. И наконец, устройство для самоокапывания — в обороне и в засаде особенно ценно: по башню зарылся, а на ней броня вдвое толще, чем лоб у КВ. Что интересно и обнадеживающе, все это нередко можно увидеть и на старых танках, которые из ремонта. И не мелочи это, а показатель — перестали, значит, на машины смотреть как на расходный материал — «скорее на фронт, все равно завтра сгорят» — что резко подняло у экипажей и авторитет высшего командования, и уверенность в себе.
Ну, а самоходки, СУ-54-122, это тот же танк, лишь башни нет, зато пушка как у прежних «слонобоев» — даже «тигра» пробивает с двух километров. И в знак подарка от Святой Церкви на борту нарисована голова древнерусского воина в остроконечном шлеме. Краска на броне даже не поцарапана — новенькие совсем машины, только с завода. Сколько их завтрашний бой переживет? Нет, лучше уж думать, сколько фрицев завтра мы положим. В том бою под Прохорово больше половины нас в поле осталось, но из немцев не ушел почти никто, по три было их битых коробки за каждую нашу. И если победим, поле боя оставим за собой, то и раненых эвакуируем, и из подбитых машин многие восстановим — а у фрицев все пойдет в безвозврат. Как в «Правде» на рисунке Кукрыниксов после того боя с эсэсовскими «тиграми»: генерал Хаусер, их командир танкового корпуса СС, плачется Адольфу: «Фюрер, я бы победил, но у меня танки закончились!» Что интересно, все чаще сейчас на фронте с фрицевской стороны можно встретить всякую бронешваль: в газете фотография была неделю назад — на Запорожском плацдарме подбитые Рено-18. Это ж танки еще той, прошлой войны! Где фрицы их откопали, из какого музея? Хотя слышал, у нас в сорок первом под Москвой МС-1 шли в бой, машины почти тех же времен. Теперь, значит, Гитлеру стало совсем худо, коль он против нас ошметки выпускает.
Ну вот, приказ по рации нам на исходные. Артиллерия уже час как грохочет, теперь и наш черед. Топливо, боекомплект полные — ох, не завидую заряжающим: двадцать пять кило в ствол пихать, да в быстром темпе!
Боже, сохрани, если ты есть! Тьфу, всякое в голову лезет! Ну, не моряк я, точно — сухопутный. Привычно, что земля всегда поможет: если закопаться хорошо, то лишь прямое попадание тебя достанет, а когда еще оно будет? А тут вода почти до горизонта, даже не верста, пожалуй, а все две-три. Кто сказал, не помню, что не всякая птица Днепр перелетит — охотно в это верю. И снаряды, и мины вокруг рвутся: вот попадет, и потонешь, впишут тебя в без вести пропавшие. Я ж и плавать не умею! Боже, помоги вот до того берега добраться — в первой же церкви, что встретится, свечку поставлю! Даже если там на берегу пятеро фрицев на меня одного, и то не так страшно — бывало уже и такое, и ничего, живой! Хотя говорят, что там, прямо против нас, не немцы, а французы — но если за Гитлера воют, значит, все фрицы, и разговор с ними будет один. Ох, дайте мне только до вас добраться, суки!
Снова рвануло, метрах в ста. И вместо бруствера окопа — тонкий стальной лист, ни в коем разе не броня, а поверху вообще фанера! А мы плывем, лишь мотор урчит. Ладно, хоть не на бревне, а то и такое бывало. Большой понтон, как громадное корыто, поставлен на гусеницы — называется «транспортер К-60». Внутри два взвода помещаются в полной выкладке, или трехтонка, или гаубица, или газик с прицепленной сорокапяткой. Только на тех, на которых мы плывем, поверх умудрились прилепить из фанеры сделанные башни. Выглядит это со стороны, как будто Т-35 поплыл — был такой танк до войны, чудо пятибашенное, на каждом параде в Киеве и Москве строем проходили. Плывем медленно, так кажется, что каждый снаряд наш — хорошо еще, фрицы пристреляться не могут. Видно опытным глазом, что беспорядочный обстрел — пару раз пальнут, и заткнутся. И наши снаряды будто прямо над головами воют — это самоходчики стараются: на берег выдвинулись, нас прикрывают — прямой наводкой по фрицевским огневым точкам. А все же артиллерийский огонь с нашего берега заметно сильнее, чем с фрицевского! У них, судя по всплескам, калибры не больше семидесяти шести. Или батальонные минометы? А от нас сплошь тяжелые; вот и «илы» пошли, сейчас фрицам дадут!
Морпехи, наверное, уже там? Мы рты разинули, когда к берегу скатилось это не пойми что: по земле и воде едет, а колес и гусениц нет, зато сзади два пропеллера, как у самолета. И не одна, много — морпехи в них попрыгали, и вперед! Скорость тоже самолетная почти, до того берега за минуту проскочит. А за ними мы — малым ходом, зато большим числом. Кто это нам навстречу? А, «водолеты» возвращаются, пустые — ясно теперь, отчего это наш второй батальон погрузили, а первый, «штурмовики», на берегу остались ждать. Пока мы доползем, эти водолетающие успеют челноком еще два-три рейса сделать и первый батальон вслед за морпехами перебросить раньше нас. Ну, а нам уже на отвоеванную землю встать, и если вы думаете, что это легче, чем штурмовым, то сильно ошибаетесь. Десант должен быть сброшен в воду — это азбука войны. И если, испугавшись потерь, не контратаковать в первые часы, то в последующих боях за плацдарм потери будут много больше. А потому фрицы обязаны будут контратаковать несмотря ни на что. И принять этот их удар должны будем мы — второй, опорный, эшелон. При том, что на нас навалятся всеми силами с соседних участков, с танками и артиллерией, а внезапности у нас не будет.
Ох, ё! Водолеты проскакивают, едва разминувшись с нами! Просто чудом не столкнулись! А ведь за нами еще самоходки плывут, те самые «барбосы»: острый нос торчит, и труба вверх, чтобы движок водой не захлебнулся. Не отстают, держатся за нами — ну значит, совсем весело! Семьдесят шесть против дзота — это калибр подходящий, да и танкам зубы покажут. Наш огонь сильнее, вон и Ил-2 ходят кругами, целой стаей, ну так и должно быть в момент подхода десанта к берегу, а фрицы стреляют все реже! И самоходчики, наверное, хорошо их проредили, для их калибра такая дистанция — это почти прямой наводкой; и водолеты назад шли все, или почти все не сказать чтобы в меньшем числе — значит, первую волну десанта на берег сбросили, а морпехи в атаке страшнее гвардейской пехоты. Будет фрицам сейчас не до нас, но пока стреляют. Ну что ж так медленно плывем! Вот водолеты снова мимо, уже на тот берег, груженые.
А берег приблизился. Пожалуй, наш даже дальше. И по сторонам, насколько взгляда хватает, наши плывут, сила! А там кто, вот свят-свят! Верующим был бы — перекрестился бы! Танки колонной идут по воде как по мосту! Не амфибии, а обычные Т-44 — по воде аки посуху!
Есть тут одно место, именуемое Коровий Брод. Каменистая коса от берега до берега, и, при малой воде, глубина там метр-полтора; по ней издревле скот перегоняли, еще во времена Киевской Руси — ширина метров сто, расстояние с километр. А согласно инструкции, допустимая глубина брода для танка Т- 34 — метр двадцать. Поняли мою мысль?
Вот только дьявол — он в мелочах. Начиная с того, что на картах иного времени на этом месте значился целый остров Просеред, а сейчас по факту чисто. Твердое ли дно, насколько ровно — нет, танки грязи не боятся, так ведь на слабом грунте, гусеницами размолотом, запросто можно на брюхо сеть. И обочин не видно — не дорога; а уж мин у своего берега фрицы натыкать были обязаны. Игольное ушко открыто, а превратить в широкие ворота никак нельзя!
Вот тут мы были незаменимы. Легкие водолазы в сорок третьем были экзотикой, а подводные пловцы еще большей. Кто помнит, что самый первый подводный спецназ даже в Италии, на родине князя Боргезе, был подводной пехотой — по дну топали в снаряжении? И даже у фантастов, что у Жюль Верна про капитана Немо, что у Беляева про подводный совхоз, было так же, великая вещь — инерция мышления. Оттого, на взгляд фрицев, пройти по всей косе туда и обратно, не показываясь на поверхности, было абсолютно нереально. Они ракетами светили, пулеметные дзоты поставили на выходе — береглись от разведгруппы, идущей вброд, ни никак не от танков. Ну, а мы работали — почти полным составом нашей подводно-диверсионной роты, спешно переброшенной из Северодвинска, вот только четверых наших «старичков», во главе с Брюсом, наш кэп на Ленфронт забрал вместе с десятком «пираний», но обещал присоединиться позже.
За «языком» на ту сторону тоже ходили — два раза, на разных участках; но главная работа была
