Корбу. Привал и ночлег они устроили на полпути, ибо атаман Гоголя поднял их еще до рассвета. По обычаю оттоманских конников, которые зовутся акинджиями, слуги бояр Миху и Чернохута кучно не ездили: впереди, для разведки, шел отряд из десяти всадников. Сажен через сто вслед за ними двигались бояре с остальными наемными воинами, числом в семьдесят человек. Надлежало бы защищать отряд и с боков, но для чего нужна защита на столь знакомых дорогах, где они ездили столько раз, где еще видны следы их коней? Когда они подъедут к знакомому уединенному месту, атаман Гоголя подаст голос, и с того берега тотчас ответят ему сторожевые житничера Янку Мигдалэ.
Так все это и произошло, да не совсем так. Прежде чем первые десять всадников подъехали к реке, Гоголя дал им знак остановиться. После этого он подскакал к ним и провел их по тропинке в овраг. Велел им тут ждать. Вскоре возвратился и подал знак боярам и остальному отряду следовать за ним. Так провел он их между дубовой рощей и зарослями ивняка.
И тут боярин Агапие Чернохут вдруг увидел у брода своего пасынка с десятью или двенадцатью слугами. Тот мчался во весь дух, из-под копыт лошадей взлетали брызги. Должно быть, за всадниками гнались.
И действительно, тут же показались преследователи с обнаженными саблями.
— Спасайтесь, батюшка! — махая шапкой, закричал Янку Мигдалэ отчиму. Затем надвинул шапку на голову и вытащил саблю.
Торопливо отдавая приказания, атаман Гоголя направил семьдесят конников на поддержку пасынка Чернохута. А сам со старым казаком дедом Ильей повернул бояр к дубовой роще. Не обнаружив там никого, он двинулся с ними к ивовым зарослям. И тут вдруг сверху, со стороны брода, показались шесть всадников.
Старые бояре резко натянули поводья, и кони, встав на дыбы, внезапно остановились.
Узнали ли они в этих шестерых всадниках неприятелей? Или явственнее донесся до их слуха второй и третий крик Янку Мигдалэ?
Когда же атаман Гоголя и дед Илья Алапин ухватились за поводья боярских коней и потянули лошадей к тем всадникам, что стрелой неслись на них, бояре поняли, что попали в ловушку. Выхватив свинцовую булаву из-за пояса, они рванули удила коней. Пока вздыбившиеся кони били в воздухе копытами, Гоголя вытащил кинжал и отдал короткий приказ деду Илье. Пораженные кони упали, но бояре успели обрушить булавы на головы своих слуг.
Рэзешская конница, напавшая на житничера Мигдалэ, гнала и теснила его все дальше; часть же промчавшихся берегом всадников атаковала боярских слуг. Разбив строй, они погнались за ними, одних убивали, других захватывали в плен.
Ионуц Ждер и монах Никодим с саблями наголо налетели на бояр-перебежчиков. Слуги и господарские всадники окружили их со всех сторон. Георге Ботезату по приказу Ионуца накинул на них аркан, свалив друг на друга, а всадники схватили их за руки.
— Сдаемся… не убивайте! — задыхаясь, прохрипел Агапие Чернохут.
Ждер приказал:
— Взвалите их на коней и переправляйте через брод.
На место битвы прибыл пыркэлаб Оанча. Кони и брэильские всадники стали его добычей. Но двое бояр-изменников, надутые спесью, налитые жиром, остались пленниками конюшего и монаха; в крепости решено было сделать лишь короткий привал.
Спрыгнув с коня, конюший Ждер поспешил к Гоголе и деду Илье. Те лежали — один на боку, а другой лицом вниз. Головы у них были разбиты и окровавлены, но оба были еще живы и стонали от боли. Конюший приказал посадить их на коней. Слуги обвязали им головы тряпьем, посадили раненых на коней и, придерживая с обеих сторон, торопливо направились в крепость. На пути в Крэчуну им встретились другие рэзеши, посланные из крепости пыркэлабом Иваном. Они присоединились к победителям.
Старый бродяга дед Илья испустил дух по дороге, и в крепость рэзеши привезли его мертвым. Атаман Григорий был в сознании, его положили на крыльцо пыркэлаба возле часовни. Лихорадочным взглядом смотрел он прямо перед собой, но не мог произнести ни слова.
Ему подстелили войлок, положили навзничь на бурку. Стоял золотистый полдень, на перилах крылец пели петухи. К нему подошли отец Никодим и конюший. Молча стояли они, глядя на него. Затем Ионуцу Ждеру показалось, что горячий взгляд Григория зовет его.
Он склонился к раненому.
— Ты чего-нибудь хочешь, атаман Григорий?
Не смог ответить атаман Григорий. Наступил час его успокоения. К его голове, стянутой пропитанной кровью повязкой, склонились отец Стратоник и брат Герасим.
Ждер спросил:
— Ты хочешь, чтобы тебя отпели и служили по тебе панихиды?
Стратоник приложил ухо к самым устам умирающего.
— Не отвечает.
— Как мне понять, атаман Григорий, твое желание?
Взгляд атамана Григория был недвижен. Брат Герасим, келейник отца Никодима, вздохнул и проговорил сквозь слезы:
— Этот человек видит сейчас бога.
ГЛАВА XIII
— Преподобный отец Амфилохие, не тревожься более, чем подобает.
— Как не тревожиться, постельничий? До сих пор Ионуц Ждер все делал разумно. Он благополучно добрался до Афона, благополучно возвратился, но вот тут начал задирать измаильтян. После той заварухи у Корбу нехристи тоже стали нарушать наши границы. Со всех сторон до меня доходят такие вести. Господарь будет огорчен.
Постельничий Штефан, повернувшись в кресле, улыбнулся:
— Стало быть, Ионуц Ждер начинает войну с турками? Не нужно быть ритором, преподобный отец Амфилохие, чтобы доказать, что это лишь видимость, а истина совсем иная.
— Докажи мне, я с радостью выслушаю, но господарь горяч в гневе и наших рассуждений не станет слушать.
— Угоди князю тем подарком, что привез Ждер.
— Подарок хорош, однако при виде Миху и Чернохута едва ли посветлеет чело князя, скорее омрачится. Как только он взглянет на этих бояр, всколыхнутся в его сердце старые обиды.
— Прежде всего внемли моему совету. Война давно уже подготовлена султаном Мехметом. Он так решил, а воля его непоколебима. Понимая, что войны не избежать, Штефан-водэ готовится к защите, а посему мы и находимся в этом стане. Нет, князь не снимет голову с такого горячего молодца, как Ждер, за его проделки у Серета. Ведь не Ионуц же несет вину за предстоящую войну с измаильтянами? Разве может тот, кто мнит себя посланником Аллаха на земле (слушай и не улыбайся), кто считает себя повелителем повелителей мира сего, властелином судеб и жизней людских, королем королей, императором Запада и
