огромный автомобиль, он вздрогнул и отскочил назад. Из открывшегося окна показалось круглое лицо изрядно располневшего китайца.
— Ты, позорное животное, ты, что себе под ноги смотришь?! Желуди ищешь?
Чанг понял, что он шел на красный свет. Но оправдываться он не стал, просто молчал и смотрел на своего собеседника.
— Понаехали тут, деревенские олухи! Никуда от вас не деться, ступить уже некогда, — Выругался водитель и дал по газам.
Перебежав дорогу, Чанг свернул за угол, решив пройти дворами, и увидел ту же самую машину и толстого господина в сером, стильном костюме около высотного дома. Перед ним стояла пожилая женщина, угодливо улыбаясь, она держала на руках маленького ребенка, как определил Чанг, примерно такого же возраста, как и его дочка. А толстый, между тем, вывел из салона автомобиля второго ребенка, чуть постарше, затем третьего.
— Я приеду за ними в семь вечера, — сказал он женщине. — Да не перекармливайте их! А то Лихай начал толстеть.
— Хорошо, господин! Все сделаем, как вы прикажите!
Чанг понял, что этот толстяк нанял для ухода за своими детьми частный детский сад. Но не это поразило его, а то, что у толстого было трое детей! Значит, он сумел заплатить огромные штрафы с появлением второго и третьего ребенка. Государство пристально следила за тем, чтобы ее народ выполнял решение партии и правительства «Одна семья — один ребенок». В случае нарушения этого закона гражданин Китая должен был заплатить громадный налог.
Через пять минут Чанг наконец добрался до строительной площадки очередного небоскреба, замороженной с началом кризиса. Именно здесь располагался черный рынок рабочей силы. Сюда подъезжали работодатели, отбирая по своему вкусу людей для нужных им работ. Вот и сейчас на небольшом участке скопилось не менее двух тысяч людей. Среди толпы Чанг заметил Шунюана, тронул его за рукав.
— Привет. Ну как?
— Плохо. Было все три покупателя, отобрали сорок человек. А что ты так поздно?
— Пешком шел. Денег нет на метро.
— Далеко. У меня тоже нет денег, но я хоть живу тут рядом. Как дочка?
— Все так же. Плачет круглосуточно.
Тут подъехали сразу три машины, народ окружил их, начался торг. Через два часа толпа поредела — кто уехал работать, а кто просто разочаровался и ушел. Но все равно на площадке толпилось более пятисот человек. Уехал и Шунюан, он приглянулся управляющему теплиц. Родственник попытался агитировать за мужа сестры, но на низкорослого Чанга управляющий посмотрел свысока и отрицательно покачал головой.
— Не пойдет. Он не дотянется до самых высоких ростков.
Когда отчаянье начало подступать к горлу Чанга, метрах в пяти от него притормозил знакомый автомобиль, из него выбрался не менее знакомый человек.
— Мне нужно четыре человека для погрузки мебели, — сказал толстяк, вытирая с лица пот. К нему подбежали человек тридцать, но Чанг был в первом ряду. Увы, господин в сером костюме отодвинул его в сторону.
— Господин, возьмите меня! — Торопливо зачастил Чанг. — Мне очень нужно, у меня дочь больная.
— Ты слишком маленький и щуплый, еще поцарапаешь мне мебель, — сказал толстяк. Он уже усадил четырех довольных парней в машину, когда его внимание отвлек телефонный звонок. Господин заговорил по-английски, затем торопливо отошел в сторону, прикрыл микрофон ладонью и начал что-то горячо втолковывать далекому собеседнику.
— Пойми, Джон, дешевле моего товара ты не найдешь нигде, — вещал он. — Надо покупать сейчас, ведь кризис не вечен, скоро он пойдет на спад. И тогда ты поднимешь цены до прежнего предела и станешь монополистом!
— Но это все равно требует времени, а банки просят проценты ежемесячно.
— Зато потом ты окупишь все! — Продолжал убеждать господин в сером костюме. Его звали Ли Вей, и хотя выглядел он весьма благополучным, но на самом деле дела бизнесмена сильно пошатнулись, и мебель он собирался не вносить, а вынести из нового, только что построенного дома, чтобы продать ее.
— Ну не знаю, не знаю…
— Подумай, Джон! Такой шанс бывает только раз в жизни!
— Я подумаю. И позвоню.
— Я буду ждать! Здоровья тебе, дорогой друг! И тебе, и твоей жене!
Закончив разговор, Ли Вей подошел к машине, где его снова встретил Чанг.
— Господин, возьмите меня с собой. Я сильный! Я много могу унести!
Толстяк хотел огрызнуться, но тут у него снова заиграл телефон. Это снова был деловой партнер, только уже из Сингапура.
— Да, дорогой мой доктор Мин, — пропел Ли Вей. — Как я рад слышать ваш голос.
Голос далекого партнера не выражал такой радости:
— Я тоже рад тебя слышать.
— Так что вы решили по нашему вопросу, дорогой доктор Мир? Время идет, товар портиться.
— Понимаешь, Ли, должен тебя огорчить. Мы не можем выкупить заказанный товар, и я вообще сомневаюсь, что он будет нам нужен. Я позвоню, когда времена будут более милостивы к нашему бизнесу. Удачи и терпения тебе, дорогой Ли.
Это бы удар ниже пояса. А тут еще этот надоедливый малыш, что продолжал зудеть над ухом. И развернувшись, Ли Вей влепил Чангу такую оплеуху, что тот отлетел и упал на кучу строительного мусора. Он полежал так несколько секунд, потом сел. В это время у него в кармане зазвенел телефон. Это был жена.
— Чанг… она… она… умерла! — Расслышал Чанг сквозь рыдания голос жены. Несколько минут он сидел оглушенный своим горем, затем поднялся на ноги. Как в его руках оказался кусок арматуры он даже не понял, но ненависть, поднявшись с самых глубин души, заставила его взметнуть вверх и со всей силы опустить увесистый кусок металла на стекла роскошного автомобиля.
— Ты, ты что делаешь, сволочь! — Закричал Ли Вей. Толстяк, забыв про важный разговор, кинулся к Чангу, но тот уже снова занес свой карающий кусок металла, и опустил он его уже на машину, на лицо его хозяина. При этом Чанг закричал так отчаянно, что все невольно оглянулись в сторону скандала. А Чанг бил и бил лежащего толстяка по голове, потом оставил уже бессознательное тело и снова начал крушить автомобиль, продолжая кричать и рыдать одновременно. И столько в этом было ненависти и отчаянья, что сначала один человек, потом другой подобрали из кучи обрезков куски арматуры и присоединились к Чангу. Потом словно кто-то, где-то, спустил курок, народ поднял и перевернул машину толстяка, так что из нее еле успели выскочить нанятые толстяком грузчики. После этого толпа возбужденных людей выплеснулась на улицы города, останавливая движение и круша автомобили, витрины магазинов, врываясь в лавки и кафе, грабя кассы и просто подвернувшихся жителей. Быстро приехала полиция, но еще быстрей толпа погромщиков увеличилась за счет жителей ближайшего спального района города. Запылали подожженные автомобили, взорвалась бензоколонка. Силы полиции и спецназа за два часа навели порядок в городе, но этой же ночью окраины Шанхай полыхнули диким бунтом. Чтобы усмирить его, пришлось вводить в многомиллионный мегаполис регулярные войска.
Это было крупнейшее, но далеко не единственное выступление доведенного до края народа. Полыхнули самые отсталые, крестьянские северо-западные районы страны. Здесь нищета и до кризиса была ужасной, а теперь она превысила все пределы. При этом ненависть восставших направлялась как на богатых людей, так и на партийных функционеров. В городах и селах были разгромлены все партийные офисы, а кое-где забиты камнями и мотыгами и сами партийные деятели.
Руководство страны, и прежде всего члены «Большой шестерки» были обескуражены. Уже через два года после Тайваньского успеха страна ненавидела свое руководство гораздо больше, чем до той
