описание связанных с ними мифов. «Отец истории» передает нам полумифические следующие сведения, восходящие, судя по всему, к Аристею из Проконнеса (VII в. до н. э.): «На севере Европы, по-видимому, есть очень много золота. Как его там добывают, я также не могу определенно сказать. Согласно сказанию, его похищают у грифов одноглазые люди — аримаспы» (Геродот. История, М., 1993, с. 173). Следует отметить, что сам Геродот уже относился к существованию этих одноглазых людей достаточно скептически. В другом месте своего труда он более подробно сообщает сведения об этой далекой окраине ойкумены: «Впрочем, Аристей, сын Каистробия из Проконнеса, в своей эпической поэме сообщает, как он, одержимый Фебом, прибыл к исседонам. По его рассказам, за исседонами обитают аримаспы — одноглазые люди; за аримаспами — стерегущие золото грифы, а еще выше за ними — гипербореи на границе с морем. Все эти народы, кроме гипербореев, постоянно воюют с соседями (причем первыми начали войну аримаспы)» (там же, с. 190). В третьем месте «отец истории» особо подчеркивает, что все эти сведения о северных народах доходят к грекам благодаря скифскому посредничеству, чем и объясняется скифское название аримаспов, поскольку «арима» у скифов значит единица, а «спу» — глаз. Следует отметить, что в фольклоре многих, в том числе и индоевропейских народов одноглазость служит признаком иного мира. Следовательно, и воюющие с аримаспами грифоны относились к иному, потустороннему миру. На основании исследования Н. Н. Погребовой искусства Северного Причерноморья в эпоху греческой колонизации Г. К. Вагнер констатировал: «Апотропеическое значение грифона состояло и в том, что он считается охранителем душ в загробном мире, а также проводником их в рай» (Вагнер Г. К. Грифон во владимиро-суздальской фасадной архитектуре // СА, 1962, № 3, с. 89). В пользу подобного восприятия этих мифических животных в скифской культуре говорит и тот факт, что, по мнению археолога Б. Н. Мозолевского, навершия с изображениями грифонов из кургана Толстая Могила увенчивали хоругви или знамена, под которыми двигалась погребальная процессия. Другую, более «рационалистическую» версию известий о грифонах, дает в своем сочинении «Индика» Ктесий (конец V — начало IV в. до н. э.): «Я узнаю, что гриф, это индийское животное — четвероногое, наподобие льва, когти имеет чрезвычайно сильные и притом также похожие на [когти] льва. Повествуют, что спина [его] покрыта перьями и цвет этих перьев — черный, а спереди, говорят, красный. Крылья же у него — ни того и ни другого [цвета], но белые. Шея, рассказывает Ктесий, у него украшена темно-синими перьями, клюв орлиный, голова такая, какую мастера рисуют или ваяют, глаза его, говорит, огненные. Гнезда вьет в горах. Взрослого [грифа] поймать невозможно, [поэтому] ловят птенцов. Бактрийцы, соседние с индийцами, рассказывают, что [грифы] в тех местах являются сторожами золота. Говорят, что они выкапывают его и сооружают из него гнезда, а осыпающееся [при этом] подбирают индийцы. Индийцы же, напротив, отрицают, что [грифы] являются сторожами этого золота, так как грифы не нуждаются в золоте (и мне, по крайней мере, кажется, что это правильно утверждают), но [индийцы] сами отправляются на сбор золота. [Грифы] же, обеспокоенные за своих птенцов, нападают на приближающихся. Они также вступают в борьбу и с другими живыми существами и легко одолевают их, кроме льва и слона, с которыми не могут бороться. Местные жители, опасаясь силы этих животных, отправляются собирать золото не днем, а ночью, так как тогда надеются лучше спрятаться. Область, где обитают грифы и находятся золотые рудники, — пустыннейшая. Поэтому желающие добыть металл, о котором идет речь, отправляются туда, снаряженные [всем необходимым], по тысяче и по две, приносят заступы и мешки и копают, дождавшись безлунной ночи. И если утаятся от грифов, то достигают двойной выгоды: и сами остаются живыми, и уносят домой ношу [золота]. Те, кто научился очищать золото, выплавляя его каким-то своим способом, приобретают себе путем этих опасностей огромные богатства. Если же окажутся схваченными — гибнут. Возвращаются оттуда, как я узнаю, через три или четыре года» (Пьянков И. В. Бактрийский гриф в античной литературе // История и культура народов Средней Азии (древность и Средние века), М., 1976, с. 19–20). Не вдаваясь в весьма запутанный вопрос о локализации аримаспов на реальной географической карте Евразии, отметим главный момент — несмотря на знакомство с этим мифическим образом еще с минойской эпохи, грифоны устойчиво связывались древними греками с индоиранским миром. Действительно, образ грифона был достаточно широко распространен сначала в скифском, а затем и в сарматском искусстве и, соответственно, в религиозных представлениях. Интересно отметить, что аналогичным образом поступали и древние иудеи, приписывавшие эмблему грифона маздеистскому Ирану на том основании, что в основу его религии был положен принцип дуализма (htp://magicjournal.ru/grifon/).
Рис. 45. Космогонический сюжет на хорезмийских флягах из Кой-Крылган-калы, IV–III веков до н. э // Рапопорт Ю. А. Космогонический сюжет на хорезмийских сосудах // Средняя Азия в древности и Средневековье. М., 1977
Был он хорошо известен и другим иранским народам. Согласно иранскому «Бундахишну», первым из птиц был сотворен грифон, имеющий три природы, являющийся в силу этого главой-рату для пернатых. Необходимо подчеркнуть, что в иранской традиции это мифическое животное могло иметь и важную космогоническую функцию. При раскопках хорезмского храма-мавзолея Кой-Крылган-калы были найдены две фляги IV–III веков до н. э. с одним и тем же изображением (рис. 45). Вверху всей композиции был помещен грифон, а под ним — фантастическая птица, состоящая из трех элементов: головы серого гуся, спина которого переходит в мужскую голову с усами и бородой, а грудь — в женскую голову. Ю. А. Рапопорт, посвятивший анализу этого изображения специальное исследование, на обширном материале показал момент сотворения мира. Согласно его мнению, на анализируемом изображении огонь-грифон собирается расчленить гусеобразное Первобожество, в результате чего и возникнет упорядоченный космос в виде трех миров. Исследователь отмечает: «Итак, имеются основания видеть в грифоне (птица Сайна?) воплощение хварна (мистическое олицетворение благополучия и верховной власти. —
По всей видимости, этот мифический образ и был заимствован нашими далекими предками именно из индоиранского мира. Б. А. Рыбаков отмечал: «Итак, грифоны, идущие из глубины веков, древние «собаки Зевса» и стражи сокровищ, стали известны славянам еще в 1 тысячелетии до н. э., за полторы тысячи лет до турьего рога из Черной Могилы. В X в. образ этого мифического существа возрождается для изображения исполнителя высшей воли; иногда он раздваивается для того, чтобы показать всестороннюю эманацию его силы. После крещения Руси он продолжает существовать в прикладном искусстве горожан XI–XIV вв. Княгини и боярыни средневековой Руси носили короны с грифонами, колты с грифонами и семарглами, а простые горожанки привешивали в какие-то праздники привески с грифонами и двуглавыми птицами.
Грифоны широко применялись и в церковном искусстве. В киевской Софии, кафедральном соборе всей Руси, огромные фресковые изображения грифонов есть в обеих башнях западного фасада. В южной башне два больших медальона с орлиноголовыми грифонами размещены по сторонам медальона с крестом» (Рыбаков Б. А. Язычество древней Руси, М., 1988, с. 630).
Славянская средневековая традиция вслед за переданной через византийское посредничество античной традицией восприняла описание внешнего вида грифонов и их локализацию в Индии: «Грифъ зв?рь j наговичь jменуется (…) плоть имать зв?рскую j птичію глава птичія (…) Во jндійской земли есть птица гривъ зовут велми страшна (…) четыре у ней ноги, ногти кривы, спина черна, а сверху аки вишневъ, а спреди по инымъ странамъ аки б?лъ. Глава (…) аки у орла, очи (…) аки огнь (…) а злата они выгребаютъ во jндійских землях» (Белова О. В. Славянский бестиарий, М., 2000, c. 93). Сохраняется у них и функция охраны золота: «i подле того острова лежит златая гора, того оубо злата никтоже может взятии ради драконовъ и грифаловъ, т? бо того злата стрегутъ» (там же). В другом случае др.-гр. ???? переводилось на славянские языки как «грипсосъ», которая воспринималась как огромная мифическая птица, собирающая крыльями солнечную зарю: «Грипсосъ ест птица велиіа оть вьс?хь птиць летешихъ. таже ест въ Индіи земли въ р?ц? индисце. i егда синеть слнце въ гльбину водьную и покажеть се зара сльначну. Такожд? станеть и другы грипсосъ протіву ему и събирають зару слначну и глють: пріды, светодавче, даждь миру светъ, якоже дад? и бжсатьво». Это представление проникает и в народную традицию, в результате чего на Украине было зафиксировано представление о грифе, заслоняющем крыльями солнце и летающем без отдыха сорок дней. В славянской традиции грипсос также символизировал собой архангела Михаила и Богородицу: «Якоже стоить грипсос. тако и архаггле михаилъ. и ста бца за миръ христіянскы» (там же, с. 92). С обоими христианскими персонажами грипсос соотносится именно в их охранительной функции,
