Кукушкин молчал. Потом он тихо проговорил:
– Это ваших рук дело? Это вы организовали мне спецкамеру?
– Какую еще спецкамеру? – переспросил оперативник с деланым удивлением.
– Это на вашем языке «пресс-хата» называется.
– Я не понимаю, о чем ты говоришь.
– Ладно, закрыли вопрос…
– Вот тут товарищ, наш коллега, из Регионального управления по борьбе с организованной преступностью, с тобой поговорить хочет…
Кукушкин пожал плечами:
– Что я могу сделать? Раз желает, пусть поговорит…
– Ну что, Олег Петрович, – обратился оперативник к Кострову, – я вас тогда оставлю вдвоем?
Костров молча кивнул головой. Оперативник тут же встал и вышел из кабинета.
– Зовут меня Олег Петрович, – сказал Костров, – я оперативник одного из подразделений Регионального управления по борьбе с организованной преступностью. А ты, как я понял, Игорь Кукушкин, бывший минер воздушно-десантных войск, воевавший в Приднестровье. Генерала Лебедя застал?
Парень утвердительно кивнул головой:
– Застал, но мы с ним не знакомы.
– Понятно… А с кем воевал, кого знаешь?
Кукушкин молча посмотрел в окно, словно не желая разговаривать. Потом нехотя ответил:
– Многих знаю… А вы что, там были?
– Нет, я здесь тоже в горячей точке нахожусь. Только враг у нас более замаскированный. Впрочем, что я тебе рассказываю – ты ведь тоже стал на их сторону…
Парень молчал.
– Послушай, Кукушкин, – продолжил Костров, – давай с тобой просто прикинем твою перспективу. Она у тебя такая: либо ты увязнешь в уголовном деле и получаешь за убийство авторитета, которого ты взорвал, пятнадцать-двадцать лет, либо ты погибаешь тут, в следственном изоляторе. Как ты понял, ты в коллектив зэков не вписался. Мне коллега сказал: пошли слухи, что ты якобы бывший милиционер…
– Ну, это уже подлянка! – отозвался Кукушкин.
Костров внимательно посмотрел на него:
– В каком смысле?
– Ну, то, что вы меня за мента пытаетесь выдать. Ясно ведь, что это вы пытаетесь подлянку подкинуть. Вы же прекрасно понимаете, что это для меня значит, если я буду не в «красной» хате.
– Я понимаю. Поэтому я и пришел с тобой поговорить. Видишь ли, подразделение, в котором я работаю, довольно специфическое и работает с организованной преступностью как бы изнутри.
Кукушкин внимательно посмотрел на Кострова:
– Короче, вы хотите меня завербовать?
– Правильно понял. Но не просто завербовать, а чтобы ты работал на нас, разоблачал преступные элементы, боролся с ними. Как ты на это смотришь?
Кукушкин пожал плечами:
– Предположим, я соглашусь. Какие тогда у меня будут перспективы и гарантии?
– Дело мы твое закрываем, освобождаем тебя. Ты выходишь на свободу, вливаешься в свой дружный коллектив – предварительно ты нам все про него рассказываешь: кто лидеры, где базируются, состав и так далее. Мы подписываем соответствующие документы о твоем сотрудничестве, это секретные документы, никто об этом знать не будет. Можно оформить призыв на службу во внутренние войска с переводом твоего воинского звания на наше. Одним словом, перспективы нормальные…
– Но есть маленький нюанс, – проговорил Кукушкин. – Допустим, вы направляете меня в преступную организацию, в которой я мог бы находиться сейчас или которую вы для меня подберете…
– Ну, допустим…
– Если я буду состоять в преступной организации бойцом или минером-взрывником, я же буду совершать преступления. Как мои действия будут квалифицироваться Уголовным кодексом и сочетаться с работой у вас? Выходит, вы будете покрывать мои преступления?
– Видишь ли, – сказал Костров, – если ты хорошо знаком… Впрочем, ты не можешь быть знаком с законом об оперативно-розыскной деятельности. В этом законе есть несколько разделов, некоторые из них секретные, которые говорят, что если человек, внедренный в преступную организацию, совершает преступление, квалифицируемое законом как не тяжкое, то ему будет определенное снисхождение – списываются эти преступления.
– А если, например, убийство? У меня же, как у минера, может быть только один вид преступлений – убийство с помощью взрывных устройств…
– Ну, если эти убийства происходят по линии ликвидации преступных элементов – воров в законе, уголовников, то мы на это закроем глаза. Но если убийство коснется коммерсантов или сотрудников милиции, то уж тогда извини, брат, будет другой разговор.
Кукушкин помолчал.
– Ладно, – проговорил он, – Олег Петрович, давайте сделаем так. Я вас понял. Дело серьезное и важное. Поэтому я хочу сказать вот что. Если это в ваших силах – а заодно я смогу убедиться, насколько вы сильны и порядочны, – то вы должны перевести меня в другую камеру, лучше в одиночку, чтобы я спокойно в течение двух дней подумал над вашим предложением. Можно мне два дня подумать?
– Да хоть три! – улыбнулся Костров. Он понял, что, скорее всего, Кукушкин согласится на его условия.
– Хорошо. Тогда в течение трех дней я буду думать. Потом приходите, и я даю вам ответ – либо да, либо нет. Так что?
– В принципе, я согласен. Но посмотри: если ты будешь думать три дня и примешь положительное решение, как объяснить твое отсутствие в преступной группировке, куда ты входишь…
Тут Кукушкин перебил его:
– Коллектив. А еще лучше – организация.
– Хорош, пусть будет организация. Так вот, три дня – это много. Они спросят тебя, где ты был эти три дня.
– Это уже мои проблемы, – ответил Кукушкин. – Я найду, что сказать. Так даете три дня?
– Да, хорошо. Сегодня у нас вторник. Я прихожу к тебе в пятницу.
Кукушкин стал загибать пальцы.
– А сегодняшний день мы тоже считаем?
– Тебя переведут к другую камеру часа через два. Так что можешь думать.
Костров нажал кнопку. Через несколько минут в кабинете появился оперативник из девятого отдела.
– Значит, мы с Кукушкиным договорились, – сказал ему Костров. – Три дня думать будет. Нужно перевести его в одиночку. А через три дня он даст нам ответ. Три дня его никто не должен беспокоить. Сделаешь?
– Вопросов нет, – улыбнулся оперативник и посмотрел на Кукушкина. – Пойду, договорюсь со спецотделом, тебя прямо отсюда поведут в другую камеру.
Через несколько минут Костров и оперативник покинули следственный изолятор.
Олег Петрович был почти уверен в том, что Кукушкин примет его предложение. «Ну что же, – думал он, – если он согласится, то через три дня у меня будет полная информация о группировке „зеленых“. Конечно, если он состоит в ней…»
Он знал, с помощью каких проверочных вопросов можно удостовериться в подлинности информации.
Бар
Как только Коптев вышел в коридор, тут же столкнулся с Костровым, который ждал его.
– С освобождением тебя, Миша! – Костров с улыбкой похлопал Коптева по плечу.
– Спасибо… – усмехнулся тот.
– Пойдем-ка, поговорим!
Они поднялись на третий этаж, где располагались следственные кабинеты. Костров открыл одну из дверей.
– Ну, как прошли посиделки? – спросил он, внимательно глядя на Коптева.
– Ничего хорошего, Олег Петрович! Посидел два дня, помаялся…
– Понимаю, в камере жизнь невеселая. Но делать нечего, привыкай. У тебя работа такая – где угодно можешь находиться. Может, и на зону придется поехать…
– Вот этого не надо! – замахал руками Миша.
– Ладно, шучу! – улыбнулся Костров. – В наших планах такой перспективы нет. Как прошла первая встреча?
– Вроде нормально. Все было так, как вы предугадали. Братанам привет хочет передать… – Миша помолчал. – Олег Петрович, у меня план появился. Только для его осуществления нужно Длинного подольше в ИВС подержать, а еще лучше – в СИЗО. Я без него попробую ситуацию отработать.
– Не волнуйся. У оперативников на него уже есть виды. Он подозревается в одном заказном убийстве, так что раскручивать его будут по полной программе – годик, а то и полтора в СИЗО посидит точно. А там посмотрим. А что ты придумал?
– Выйти непосредственно на Меню.
– На Меню? Боюсь, сам он тебя не примет. Если только Лом, его заместитель… А что ты хочешь сказать ему?
– Не знаю, еще поразмышлять надо. А заодно и на работу к ним напроситься…
– А тебе не кажется, что для них это будет подозрительно? – спросил задумчиво Костров.
– Почему же? Я охотник, в Москву с Севера приехал, хочу в столице остаться. Ищу работу, никуда не берут. Посидел с их корешем в камере, он мне сказал: мол, найди наших, они тебя примут. Что я еще могу предложить?
Костров пожал плечами:
– Попробовать можно… Что он тебе сказал?
