появлялся на публике именно с такими женщинами, резвился то с одной, то с другой «Барби», красоткой в стиле «Плейбой», сногсшибательно ослепительной куклой-бимбо. Может, он сам давал обществу неверный посыл? Он, Торк Генри, был частью больного общества, которое взрастило это извращение?
Голос Мэрибет ворвался в его размышления.
— Торк! Трахни меня. — Голос звучал хрипло, дыхание прерывалось. — Вставь мне. Сейчас!
Венди перестала причмокивать и подняла глаза.
— Ты же знаешь, что я не могу, Мэрибет.
— Пожалуйста.
Торк смущенно хмыкнул.
— Я бы с удовольствием, если бы мог, поверь мне.
— Я хочу твой член. Пожалуйста!
Торк покачал головой и беспомощно посмотрел на Венди. Та улыбнулась.
— У меня есть то, что нужно.
Хозяйка полезла под кровать и достала коробку секс-игрушек. Уверенно выбрала пристяжной фаллос — сбрую с огромным черным мастурбатором — и нацепила на себя. Затем склонилась над Мэрибет и надела презерватив на искусственный член.
— Думаю, тебе понравится.
Мэрибет открыла глаза и резко вздохнула.
— О да!
Сердце Торка заколотилось, по лбу катил пот. Одним глотком он допил текилу и налил новый стакан. Венди размазала щедрую порцию смазки по фаллоимитатору и раздвинула ноги Мэрибет. Та застонала от удовольствия, выгибаясь, вжимаясь спиной в кровать, потом закричала. Торк готов был вскочить и дрочить прямо на них.
Венди трахала Мэрибет длинными и плавными толчками, глубоко вгоняя в нее искусственный член. Мэрибет смотрела на Торка.
— Торки… дай мне пососать.
Музыкант моргнул, понимая, что, как бы ни хотелось ему прямо здесь и сейчас, в бангкокском борделе, чтобы Мэрибет у него отсосала, нужно отказаться.
— Мэрибет, я не могу.
Та взвыла от огорчения.
— Пожалуйста. Пожалуйста! Я никому не скажу!
Голова закружилась. Как только он допустил такую ситуацию?
— Я бы хотел, правда!
— Дай мне пососать твой палец!
Венди ускорила темп толчков. Мэрибет задрала ноги в воздух, обхватила стройное тело партнерши.
— Пожалуйста. О господи, пожалуйста!
Торк встал и подошел к кровати. Осторожно раздвинул влажные губы Мэрибет, просунул палец. Губы тут же сомкнулись, Мэрибет принялась сосать со всей мощью настоящего насоса, не переставая стонать и извиваться под Венди.
Торк больше не мог игнорировать сексуальную энергию, излучаемую двумя девушками. Когда Мэрибет достигла оглушительного, ураганного оргазма, Торк расстегнул штаны, спустил их до пола, высвободил трепещущий член и обхватил рукой. Мэрибет со стоном всхлипнула, но не выпустила изо рта палец.
Торк закрыл глаза, покачиваясь на волнах высвобожденной энергии. Он слышал женский запах — аромат пота, соки двух вагин. Чувствовал жар совокупляющихся тел, влажный, животный, осязаемый жар. Ощущал вкус текилы и рамбутана во рту, привкус восхитительной экзотики. А рука обхватила затвердевший пенис, распаленный, увеличивающийся, готовый вот-вот выстрелить. Открыв глаза, он взглянул на Венди и Мэрибет. Обе девушки смотрели на него, а он двигал рукой быстрее, быстрее, точно благодарил их, аплодируя им, награждая шквалом аплодисментов за недавнее представление. Торк напрягся и чуть дернулся, когда Мэрибет осторожно просунула палец ему в зад.
Потом, достигнув разрядки, он содрогнулся всем телом. Струя спермы ударила в стену и медленно потекла вниз, вытягиваясь соленым сталактитом. Торк стоял, сжимая ладонью член, тяжело дыша, без единой мысли в голове…
И тогда случилось чудо. Приступ вдохновения, дар муз.
Впервые с тех пор, как группа распалась, у Торка появилась идея для новой песни.
Он не запомнил, как вернулся в «Ориентал». Помнил лишь, что вышел из комнаты один (Мэрибет хотела провести еще часок с Венди) и спустился в бар. Помнил, как пил пиво с парочкой футбольных фанатов. Помнил юную тайку, скорчившуюся под столом, чтобы отсосать у «Манчестер Юнайтед», пока они все сидели и как ни в чем не бывало горланили песни «Метал-ассасин». Помнил, как танцовщицы извивались на барной стойке, вихляли бедрами, трясли грудями, завлекали улыбками.
Торк лежал в кровати, точно избитый о камни обломок кораблекрушения. Тело сочилось пьяным потом, голова вдруг стала бетономешалкой, перемалывающей боль, вину, страх и крушение надежд. Он катился назад и сам это понимал. Падение началось с массажа, с хеппи-финиш, и вырвалось на свободу в душной комнатушке с Венди и Мэрибет. В мозгу метались скорострельные оправдания, наскакивающие одно на другое — стресс от похищения Шейлы, странное ощущение бездомности, преследующее его с тех пор, как группа распалась, его наркотические циклы, провоцирующие обстоятельства, — но Торк не хотел никого и ничего винить, не хотел отговорок.
Похмелье было ожидаемым. Казалось, кто-то вонзил ему в левый глаз ледяную сосульку и процарапал дорожку к самой сердцевине мозга. Ничего такого, с чем нельзя справиться.
Торк встал, испытывая головокружение от разгоняющегося кровотока, потащился в ванную. Схватившись за живот, с удивлением почувствовал, что пузо стало меньше, чем обычно. Оно как будто таяло.
Может, это как-то связано с местной кухней. За последнюю неделю Торк съел овощей и риса больше, чем за всю предыдущую жизнь.
Он проглотил три таблетки «Нурофена» и запил целой бутылкой воды «Эвиан», потом вернулся в постель. Начал проваливаться в сон, но вдруг вспомнил кое-что со вчерашнего. Что-то чудесное, распустившееся из ночного разврата. Песня; великолепно чистая, с превосходными басами, бьющими как вулкан. Мощная и тяжелая, как песни его юности, как та музыка, услышав которую он сам захотел играть. Как «Железный человек» «Блэк саббат», или «Дым над водой» «Дип перпл», или «Кашмир» «Лед зеппелин». Классика, играть которую мечтал научиться любой подросток. Самое сердце рока, сердцевина, изначальная суть. Новая песня была именно такой.
Часом позже раздался звонок. Клайву Маглтону из компании «Лампард интернэшнл консалтинг» требовалось поговорить с Торком.
Бен сидел в холле отеля и наблюдал. Торк вывалился из лифта.
Густые и влажные пары поднимались от Чао-Прая. Выйдя с Клайвом на воздух, Торк тут же почувствовал облегчение и поразился яркости ощущений. Обычно он не выходил на улицу в жару — сидел в студии, дышал охлажденным и очищенным воздухом. Но в атмосфере Бангкока было что-то такое удивительное… точно ветер принес питательные вещества для его души. Воздух был такой же грязный, как в любом другом городе мира, однако в нем было что-то еще… живое, сильное, небывалое, невозможное в лос-анджелесском смоге.
