коммуникации противника, десантники способствовали наступлению 33-й армии и 1-го гвардейского кавалерийского корпуса.
В конце января в тыл немецких войск прорвался 1-й гвардейский кавалерийский корпус под командованием генерала П. А. Белова. Обозначилась возможность окружения немецкой группировки. Чтобы не допустить отхода противника из намечавшегося окружения, советское командование решает выбросить десант в районе Вязьмы с задачей перерезать железную и шоссейную дороги Вязьма — Смоленск. 27 января началась выброска 4-го воздушно-десантного корпуса в район деревни Озеречня. Из-за недостаточного количества транспортных самолетов высадка частей корпуса производилась поочерёдно, начиная с 8-й воздушно-десантной бригады. Немецкая авиация активно противодействовала советским войскам. В результате её налётов на аэродромах была уничтожена часть самолётов, предназначенная для транспортировки десанта. В сложившейся обстановке советское командование вынуждено было приостановить операцию. Тем не менее к 1 февраля в указанный район было десантировано три батальона 8-й воздушно-десантной бригады общей численностью 2497 человек, а также 34,4 тонны грузов. Сама выброска прошла неудачно: большая часть грузов была потеряна, а люди рассеяны на большой площади. В результате после приземления в место сбора вышли только около 1300 человек. Несмотря на все трудности, десантники приступили к активным действиям в тылу врага и попытались выполнить поставленную задачу, то есть перерезать немецкие коммуникации западнее Вязьмы. За несколько дней им удалось вывести из строя отдельные участки железной и автомобильной дорог, овладеть рядом населённых пунктов и разгромить штабы нескольких немецких частей». («Википедия».)
А вскоре 8-я воздушно-десантная бригада оказалась в окружении.
«К середине февраля в районе Вязьмы сложилась крайне тяжёлая обстановка. Частям Красной Армии не удалось окружить немецкие войска и бои приняли затяжной характер. Советское командование решило высадить главные силы 4-го воздушно-десантного корпуса западнее Юхнова с задачей перерезать варшавское шоссе и в дальнейшем соединиться с частями 50-й армии. Высадка 9-й и 214-й воздушно- десантных бригад происходила в ночное время с 16 по 24 февраля. За этот период в районе Желанья было выброшено 7373 человека и 1525 тюков с боеприпасами, вооружением, продовольствием и другим имуществом. Высадка происходила при активном противодействии немцев. 23 февраля самолёт с командиром корпуса был обстрелян, в результате чего генерал-майор А. Ф. Левашёв погиб. В командование корпусом вступил начальник штаба полковник А. Ф. Казанкин. На земле корпус встретил сильное сопротивление немецких войск. Несмотря на это, десантники прошли в немецком тылу 20 — 22 км и 28 февраля вышли на рубеж, указанный для встречи с 50-й армией. Однако войска армии не смогли прорвать немецкую оборону, и 4-й воздушно-десантный корпус перешёл к обороне».
К слову сказать, части 4-го воздушно-десантного корпуса во взаимодействии с частями кавкорпуса генерала Белова вели боевые действия в тылу врага до июня 1942 года.
Считается, что почти за шесть месяцев войны десантники прошли по немецким тылам около 600 км, уничтожив около 15 тысяч солдат и офицеров противника.
Всего же за годы войны советское военное командование применяло более 50 воздушных десантов различного состава и предназначения.
Летом же 1942 года начался процесс расформирования всех воздушно-десантных корпусов. Так, в книге у Ю. Ненахова написано: «Примерно три четверти их личного состава, управление и части корпусного подчинения направлялись на создание гвардейских стрелковых дивизий (из расчёта одна дивизия на один корпус). Из сформированных таким образом в шестидневный срок (!) десяти дивизий девять направили на Сталинградский, а одну — на Северо-Кавказский фронт. Оставшиеся силы оставались в кадрах ВДВ — на их основе в будущем предполагалось развернуть ряд воздушно-десантных корпусов (третьего, а в некоторых случаях уже четвёртого формирования), но фактически они использованы для укомплектования вновь создаваемых гвардейских воздушно-десантных стрелковых полков».
«На этом боевой путь 'классических' советских ВДВ практически завершился, — констатирует автор. — За исключением крайне неудачных Вяземской (1942) и Днепровской (1943) операций советские десантники в своём настоящем качестве практически не применялись. Личный состав вновь сформированных осенью 1942-го восьми воздушно-десантных корпусов и трёх маневренных воздушно-десантных бригад, как правило, наиболее хорошо подготовленный и отличившийся в бою, в конце года был направлен на укомплектование создавшихся гвардейских воздушно-десантных стрелковых полков, аналогичных по своей организации и численности гвардейским стрелковым полкам. Наименование 'гвардейский' было присвоено всем вновь формируемым частям в порядке признания выдающихся заслуг их предшественников в кампаниях 1941 — 1942 годов и в качестве аванса за боевые заслуги в будущем. Гвардейские полки изначально предписывалось использовать в качестве ударных пехотных частей на наиболее ответственных участках фронта с сохранением возможности их использования при проведении воздушно-десантных операций. Например, три бригады вновь сформированного (уже в четвёртый раз — после его преобразования в 38-ю гвардейскую стрелковую дивизию) 4-го вдк, находившегося в Тейковских лагерях, были превращены в полки. Кроме того, формировался артиллерийский полк и до десяти отдельных батальонов и рот».
Борис Львович Васильев прекрасно помнит свои первые прыжки...
«Начались они, как только стали прибывать кандидаты в десантники, а это случилось быстро. Нас сразу же освободили от всех караульных и прочих строевых обязанностей, и мы в ещё не по штатам укомплектованном составе приступили к ежедневной и весьма жёсткой программе подготовки завтрашней воздушной пехоты.
Больше всего меня угнетало не долгое подвешивание на парашюте с командами: 'Солнце в глаза', 'Ветер сносит влево' или, скажем, 'Ускорить планирование, впереди — лес', а обязательные прыжки с трёх трамплинов на пути в столовую — высотою в полтора, два и три метра. Грунт под ними был утоптан до бетонной твёрдости, но для того чтобы попасть на завтрак, обед и ужин, каждый потенциальный десантник должен был спрыгнуть с каждого из трамплинов по крайней мере хотя бы раз (это — в лучшем случае). В лучшем потому, что за прыжками внимательно наблюдал инструктор по приземлению, который, присев на корточки, смотрел, как приземляется каждый из нас. А приземляться следовало на обе ступни одновременно и ни в коем случае не на носки, а только на полные ступни разом. А если он обнаруживал, что кто-то схитрил и приземлился на носки сапог, то тут же отсылал ослушника на повторный прыжок. Правильное — с точки зрения инструктора — приземление отдавалось ударом во всём теле, что поначалу, тяжко в нём и отзывалось. Инструктор был беспощаден, и я долгое время, пока не привык, ходил с постоянной тупой болью внизу живота.
Боялся ли первого прыжка с парашютом? Конечно, боялся, это естественно. Теоретически я знал, что привязан фалом к самолёту, что фал вытащит вытяжной парашютик, который, в свою очередь, извлечёт из ранца и основной парашют. Но то — в теории, а на практике перед вами — бездна.
Однако оказалось, что боязнь эта носит массовый характер, поскольку заранее были предусмотрены меры борьбы с нею. Не успела вспыхнуть лампочка, сигнализирующая, что мы — над целью сброса, как возле двери нашего 'дугласа' выросли крепкие сержанты, которым вменялось в обязанность просто- напросто выбрасывать очередного десантника из самолёта. Меня они выбросили тоже, хотя я к тому моменту оглох от стука сердца в собственных ушах.
Я летел к земле, ничего не видя и, кажется, мало что соображал. Ужас подкатывался к горлу, но тут меня рвануло за плечи, и падение резко замедлилось.
И пришло состояние небывалого восторга. Я парил над землёй, я с огромным любопытством разглядывал её снега, заметённые деревни и кривые русские дороги. И от этого никогда доселе не посещавшего меня восторга я горланил во всё горло...
Мы совершили по шесть прыжков, в том числе четыре с полным снаряжением и два — ночных. Правда, ночь была относительной, потому что снега отражали неизвестно откуда идущий свет и я видел, куда приземляюсь.
Всё шло удачно. Я удачно приземлялся, удачно гасил парашют, удачно скатывал его и волок к месту сбора. И так шло до первой половины марта.
16 марта 1943 года наш взвод подняли по тревоге, когда было ещё темно. В оружейной комнате выдали снаряжение из запечатанных отсеков, и мы поняли, что сброс будет боевым.
Это знали и бывалые оружейники. Помогая каждому подогнать одежду и оружие, они после
