абсолютной неприспособленности писателя. Вот чего он был начисто лишен, так это способности управлять собственными финансами. Но с другой стороны — а была ли у него вообще возможность научиться этому? Когда он работал в аптеке в Гринсборо, финансами распоряжалась бабушка, у Холлов он денег не имел и жил на всём готовом. Затем, в Остине, у Хэрроллов — в течение трех лет — не платил ни за стол, ни за квартиру, а все деньги тратил на одежду и развлечения. А потом женился, и бюджет семьи оказался в твердых руках Атоль. Стоит ли удивляться, что деньги у него никогда не задерживались: ни в «голодные» питсбургские годы, ни в «тучные» нью-йоркские — даже после того, как к нему пришла слава и гонорары потекли рекой. Они испарялись совершенно волшебным образом. Куда? Едва ли на этот вопрос Портер смог бы внятно ответить: исчезали, а куда — непонятно.
Он мечтал вырваться из Питсбурга. И ему было куда ехать — в Нью-Йорк: через месяц-два после выхода из тюрьмы его наконец-то настигло письмо Гилмэна Холла, тогда еще редактора нью-йоркского журнала «Эврибадиз» (к тому моменту он, правда, уже сменил место работы и редактировал другой журнал — «Энелиз»). В письме содержалось предложение сотрудничать, регулярно поставляя рассказы. Холл предложил 75 долларов за рассказ и пригласил Портера приехать в Нью-Йорк, чтобы обсудить детали. Тот ответил, завязалась переписка, первые рассказы отправились в Нью-Йорк, а затем были опубликованы в «Энслиз».
Но в Нью-Йорк, несмотря на настойчивые призывы, Портер так и не смог выбраться — ни тогда, осенью 1901-го, ни позднее, в начале зимы 1902 года. Холл недоумевал. Наконец автор признался, что у него финансовые сложности, и попросил выслать 100 долларов — «на дорогу». Холл выслал требуемую сумму, договорились, что 22 марта автор будет в редакции. Однако ни 22-го, ни позднее он так и не появился. И вот здесь завязывается небольшой детектив: Холл забеспокоился и начал подозревать, что стал жертвой мошенничества. Сначала он написал в Питсбург, но ему не ответили. Затем, чтобы развеять подозрения (или укрепиться в них), он послал несколько страниц рукописи Портера и его письмо с просьбой о вспомоществовании на графологическую экспертизу: она должна была установить, является его автор жуликом или нет. Утром 31 марта пришел ответ эксперта: «нет, не является, он честный человек», но «некоторые особенности почерка» свидетельствуют о том, что «обладает меньшей твердостью воли, чем того требует работа», «он легко загорается, но отсутствуют признаки того, что работа будет обязательно завершена», «…что врагом, с которым ему следует бороться, является присущая ему тенденция изменения отношения к работе или отказа от нее, если она идет вразрез со складывающимися обстоятельствами»[220].
Вот таким был результат экспертизы. Конечно, для нашего современника сам факт обращения к графологу удивителен. Но, не забудем, то было самое начало XX века, и такое «исследование» ни у кого не вызывало сомнений. Экспертам верили и полагали их выводы научно обоснованными (как, впрочем, и выводы френологов, физиономистов, антропологов и т. д.).
Интересно, ознакомившись с заключением, не озадачился ли Холл вопросом, «а стоит ли вообще связываться с
А пополудни, в тот же день, 31 марта (бывают совпадения!), пришло письмо из Питсбурга. Автор благодарил за присланные деньги, но, по его словам, они непонятным образом «испарились», и просил о новом чеке на ту же сумму, заверяя, что теперь-то уж точно потратит их на билет до Нью-Йорка.
На этот раз редактор решил разделить ответственность с владельцем журнала, Дж. Смитом, отправился к нему и попросил совета.
«Он точно хочет свалить из Питсбурга, ведь так? — спросил тот. — Ну, так и не цепляйся, не виновать его. Вышли ему другую сотню»[221].
Холл так и поступил. А через три дня в редакции «Энслиз» наконец объявился тот самый таинственный автор.
Однако, прежде чем мы встретимся с О. Генри в редакции «Энслиз», разберемся в обстоятельствах «открытия» писателя.
Коллега Г. Холла, его соредактор в журнале, Ричард Даффи вспоминал: «Где-то в начале 1901 года в офис журнала доставили письмо из Нового Орлеана, в нем находилась рукопись рассказа под названием “Денежная лихорадка”. Рассказ был подписан именем “О. Генри”. К рукописи прилагалась записка о том, что чек или отказ в публикации следует направить на имя У. С. Портера по тому же адресу в Новый Орлеан. Кто первым в редакции прочитал рукопись, неизвестно, но сумел разглядеть в истории нечто, что заставило отправить ее “наверх”. Волей случая текст попался на глаза Гилмэну Холлу и Ричарду Даффи. Они нашли его достойным, рекомендовали к публикации и написали письмо автору с предложением о сотрудничестве (это самое письмо наш герой и получил в Питсбурге.
Следующим рассказом, присланным в редакцию, стал «Rouge et Noir». Он был напечатан в декабрьском номере журнала. Через несколько дней был получен «Редкостный флаг», он вышел в свет в феврале[223]. Оба рассказа были подписаны «Оливер Генри», под этим авторством и вышли. С этих публикаций и началось сотрудничество писателя с журналом.
Что интересно — писатель предлагал свои рассказы и в другие издания (например, в «Смарт сет», «Мансиз мэгэзин» и др.), но, видимо, что-то не удовлетворяло его в этих журналах (возможно, ставка оплаты, или обижала форма отказа, или что-то другое[224]), и «право первой ночи» тогда, в самом начале, неизменно принадлежало «Энелиз». До конца того же 1901 года О. Генри отправил в журнал еще три истории: «Исчезновение Черного Орла», «Друзья в Сан-Росарио» и «Cherchez la Femme». Так что Гилмэн Холл беспокоился напрасно, и, напротив, совершенно прав был его начальник, мистер Смит, советуя «не виноватить» автора, а выслать дополнительные 100 долларов «на дорогу».
Итак, в начале апреля 1902 года О. Генри появился на пороге редакции «Энслиз». Предоставим слово Р. Даффи:
«Вечерело. Догорал чудесный весенний день, когда он появился в здании на углу Дуэйн и Спринг-стрит. Мальчик-портье принес визитку, на которой значилось имя “Уильям Сидни Портер”. Не помню, когда мы узнали, что “О. Генри” только псевдоним, но думаю — в процессе переписки, предшествовавшей его появлению в Нью-Йорке. Полагаю, однако, что случилось это, когда мы готовили очередной годовой проспект и спросили, что обозначает буква “О”. Нам необходимо было знать его имя. […] Он сообщил: “Оливер” и под таким именем впервые появился в нашей издательской рекламе — как Оливер Генри.
[…] Таким образом, облик этого человека так и не успел сложиться в нашем воображении до тех пор, пока мы с ним не встретились лично. Одет он был в темный костюм с галстуком в яркую полоску. В руках нес черный котелок с высокой тульей, ступал упругим бесшумным шагом. Встретив его впервые, тем не менее, мы сразу ощутили присущую ему сдержанность. Причем порождена она была отнюдь не провинциальной скованностью, но, скорее, его внутренней настороженностью»[225].
О том, что было дальше, рассказывал уже сам О. Генри:
«С трепетом и предосторожностями они (Г. Холл и Р. Даффи. —
— Не стоит благодарности, мой дорогой, — прервал он меня. — Я родился и вырос в Питсбурге и только счастлив, что помог вам сбежать оттуда»[226].
Так что прием, оказанный О. Генри в «Энслиз», был самым радушным. Тем более что писатель, как оказалось, приехал не с пустыми руками, а привез с собой несколько новых рассказов, часть из которых вскоре увидели свет на страницах журнала. Конечно, это вовсе не гарантировало, что и в дальнейшем всё будет так же замечательно, но такое начало, безусловно, радовало нашего героя.
После визита О. Генри к боссу Холл и Даффи повели его на экскурсию: показать окрестности, Медисон-сквер, погулять по центру города. Но, как вспоминал один из гидов писателя в той прогулке, их
