час, когда два; затем отправлялся на прогулку и завтракал (хотя время обычно шло к обеду). Иногда наведывался в редакцию (в «Санди уорлд», «Мансиз мэгэзин» или другое издание). Из редакции он возвращался домой в компании желавших проводить его приятелей-журналистов — Г. Холла или Р. Дэвиса, реже — У. Байннера или Дж. Мак Адама. Как правило, такая прогулка затягивалась допоздна, порой до глубокой ночи, поскольку по пути они заходили в разнообразные питейные заведения, где предавались обильным возлияниям. В другие дни он отправлялся в такие места один или же вместе с У. Уильямсом. Покидая последнее заведение (чаще всего им оказывался тот самый «клуб»), Портер обычно прихватывал с собой еще бутылочку — по возвращении домой ему предстояла работа, а без «допинга» — виски с апельсиновым соком — писать он не мог.

Судя по тому, что год от года росла не только его известность как писателя, но и творческая продуктивность, — такой стиль жизни его вполне устраивал и был плодотворен. Вероятно, он и не задумывался, насколько пагубен может быть сей Modus Vivendi для здоровья. Впрочем, «вторая жизнь» — под именем О. Генри — скорее всего, и не предполагала «забега на длинную дистанцию». Потрясения предыдущей жизни, видимо, были столь глубоки и серьезны, что о завтрашнем дне он не думал и в будущее не заглядывал. Жил одним днем.

«Богемное» (но вопреки названию, как мы видим, — весьма напряженное) существование прерывалось лишь изредка — на то время, когда к Портеру приезжали гости из Питсбурга: дочь Маргарет и теща, миссис Роч. В таком случае накануне квартира проветривалась, убиралась тщательнее, чем обычно, исчезали бутылки (главным образом пустые), а друзья получали «передышку». Не сказать, что Портер преображался внешне — он всегда был элегантным, — но в эти дни он всецело принадлежал дочери. Показывал город, водил по магазинам (с обязательным многочасовым посещением Пятой авеню), потчевал обедом у «Дельмонико»[256]. Специальный день непременно отводился путешествию на Кони-Айленд (Coney Island) — в Луна-парк. Трудно сказать, как относилась к этому развлечению уже немолодая миссис Роч, но Маргарет и ее отец были в полном восторге от немудреных аттракционов, цирковых представлений, клоунов, шатров с гадалками, стрельбы в тире, мороженого, сахарной ваты и сладкой газировки.

Впрочем, за годы жизни Портера на Ирвинг-плейс таких визитов было всего три или четыре (то есть родные навещали его примерно раз в год), и они не слишком нарушали привычное — «богемное» — течение его жизни. Однако он и сам время от времени устраивал «встряски» — себе и своим приятелям, побуждая кого-нибудь из них составить ему компанию и отправиться то на морскую рыбалку к Стейтен- Айленду[257], то на бейсбольный матч (туда его обычно сопровождали Г. Холл и Р. Дэвис — большие знатоки этого вида спорта и яростные болельщики), а то и просто окунуться в бесшабашную атмосферу Парка развлечений (Dreamland) на всё том же Кони- Айленд. Кстати, наблюдения, сделанные в этом месте, запечатлены в нью-йоркских рассказах О. Генри (например, в ироничном и неглубоком, но веселом рассказе «Линии судьбы»).

Мы упомянули почти обо всех близких знакомых О. Генри в годы его жизни на Ирвинг-плейс. Но тогда же завязались и еще два знакомства. Первое было заочным и длилось недолго. Второе, напротив, переросло в дружбу, которая продолжалась до последних дней писателя. Но оба напрямую связаны с литературной деятельностью О. Генри. Поэтому не упомянуть о них нельзя. Начнем с первого.

Если помнит читатель, в ответ на вопрос, почему он не пишет о женщинах «высшего круга», новеллист ответил: потому что не знает их. Он не грешил против истины: действительно он их не знал, но состоял в переписке с одной из них. Это — Мейбл Вэгнеллз — дочь совладельца крупного издательства Funk & Wagnalls Со. Инициатором этой недолгой, но интенсивной переписки[258] была сама мисс Вэгнеллз. Очарованная новеллами О. Генри, весной 1903 года она обратилась в редакцию журнала «Космополитэн» с вопросом: кто же этот таинственный автор — «мужчина, женщина или неприкаянное дитя»? Из редакции письмо переслали О. Генри. Тот ответил большим посланием. Так началась переписка. Она продолжалась всё лето, осень и первую половину зимы 1903 года (последнее письмо датировано декабрем 1903-го) — в то время Мейбл гостила у бабушки в городке Литополис, штат Огайо. В 1922 году, уже после смерти писателя, мисс Вэгнеллз, которая живо интересовалась литературой и сама хотела стать писателем, опубликовала его письма отдельной небольшой книжкой под названием «Письма в Литополис». Письма эти открывают нам особого О. Генри — внимательного, ироничного, рассуждающего о литературе и искусстве. На письма девушки он отвечал в шутливой манере, поначалу скрываясь под маской этакого не слишком образованного ковбоя («Я очень обрадовался Вашему письму, — писал он в ответ на первое послание Мейбл, — хотя оно и адресовано вроде как безликому существу. Вы спросите, почему? Знаете, у нас в Техасе народ в общем-то дружелюбный, и стоит нам завидеть человека даже за пять миль, как мы начинаем кричать: “Хеллоу, Билл!”… Ваше письмо было словно слабый голос из зарослей сассапариля: “Хеллоу, Билл, старина, образина лопоухая, что слышно?”»), а затем всё более и более раскрываясь.

Он не был откровенен со своей юной собеседницей (Мейбл было всего 22), предпочитая на серьезные вопросы и суждения отвечать шуткой. Но сквозь иронию пробивалась искренняя симпатия к корреспондентке, благодарность за неподдельный интерес к его творчеству.

В письме от 23 июня О. Генри пишет: «Очень признателен Вам за добрые слова о моих рассказиках. Сам-то я о них не слишком высокого мнения, но когда говорят по-дружески, это, во всяком случае, приятно»[259]. Тем не менее, как свидетельствует мисс Вэгнеллз, он присылал ей свои рассказы — уже опубликованные и те, которые только собирался опубликовать[260]. Видимо, писателю было важно ее мнение.

Он иллюстрировал свои послания — почти каждое снабжено забавным карандашным рисунком (в одном из писем есть и такой комментарий: «Единственное, в чем я, по моему убеждению, действительно силен — Искусство. В этом Вы можете убедиться сами. Однажды я проиллюстрировал книжку писателя из Техаса. Когда он увидел рисунки, он тут же порвал рукопись в клочья и швырнул их в реку. Это — факт»).

Мисс Вэгнеллз допытывалась, каково настоящее имя адресата. Его он не открыл, но дал понять, что «О. Генри» — это псевдоним. «Что означает это “О”»? — спрашивала Мейбл. Писатель выслал ей рисунок, на котором изобразил три «О» — фатоватого молодого человека по имени Оливер, пожилого самодовольного толстяка с трубкой по имени Отто, замшелого старика в соломенной шляпе, его звали Обадия. «В зависимости от настроения я выбираю кого-нибудь из них. Но это может быть и Орландо, и Оскар, и Орвилл, и Осрик, и еще много других»[261].

К сожалению, переписка прервалась — корреспондентка уехала в Европу. Позднее, уже в 1907 году, девушка прислала О. Генри свою только что вышедшую книгу. Писатель сердечно поздравил ее, но продолжения не последовало — не только мисс Вэгнеллз, но и О. Генри изменились.

Второе знакомство было тесным, личным и оказалось длительным. Оно многое значило для О. Генри. Речь идет об отношениях с Анной Партлан[262], талантливой журналисткой, писательницей, публицисткой, сочувствовавшей идеям женской эмансипации. Их первая встреча произошла примерно в середине 1904 года при обстоятельствах совершенно случайных, которые не имеют касательства к нашей истории.

Мисс Партлан — живое воплощение так называемой «новой женщины», воспетой пером Джека Лондона, Фрэнка Норриса и P. X. Дэвиса[263] (а также сурово осужденной Т. Драйзером в «Сестре Кэрри»). Она, как бы мы сейчас сказали, была «медийной фигурой», человеком вполне обеспеченным и состоявшимся, автором, успешно сотрудничавшим с пулитцеровской «Уорлд», с «Мансиз мэгэзин», другими изданиями. Она взаимодействовала с профсоюзами и работодателями, активно занималась политической деятельностью (выступала за равноправие полов), благотворительностью — помогала нуждающимся женщинам, устраивала воскресные школы.

К моменту знакомства с О. Генри ей исполнилось 30 лет, она была не замужем. Но не прав будет тот, кто подумает, что их связывало нечто большее, нежели дружба. Похоже на то, что мисс Партлан не особенно интересовали мужчины. Впрочем, о ее сексуальной ориентации нам ничего доподлинно неизвестно, а в ту эпоху разговоры на эту тему были не приняты. Да и нет нам до этого дела — главное, что она занимала важное место в жизни писателя О. Генри.

Обращал ли внимание читатель, какое серьезное место в художественном мире писателя занимают женщины? Работают ли его героини (таких большинство) или не работают (их меньше), но все

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату