замечая удивленный взгляд слуги, он заперся в своей комнате и долго с каким-то подозрением рассматривал себя в зеркале…
Почудилось какое-то копошение за спиной. Он нерешительно оглянулся. На миг в простенке стены он увидел Сарру. Она появилась и исчезла. Он ощупал шею кончиками пальцев. Он ждал, когда она снова появится в своей старомодной шляпке с подведенными бровями, пытался представить, как это будет, но не мог. Он все еще надеялся, он не верил, что Сарра умерла. Полистав дневник Сарры, он попытался вспомнить лицо незнакомца, который несколько дней назад вручил ему пачку нераспечатанных писем и эту потрепанную тетрадку. Он уже где-то видел его, высокий, бледный, с птичьим носом.
«И фамилия у него птичья… Коршунов… Стаин… нет…» — Близоруко щурясь, он листал дневник. Летящие на свет бабочки мешали ему. Он отогнал их. С легким шелестом на пол упала записка.
В записке шла речь о Моисее и Жанне, которых нужно было срочно спасать. Он ничего не понял, но почувствовал, что его пытаются вовлечь во что-то опасное, ненужное и бессмысленное. Как-то отстранено он отметил это и смял записку.
Что-то стеснило грудь. Неожиданно для себя он всхлипнул. Он не плакал ни в детстве, когда умер отец, ни после смерти матери. Плача, он вынул из картонного чехла аккордеон, изъеденный червями. Несколько клавиш западали, и мелодия как будто заикалась. Сарра сидела рядом с ним и вышивала, пока он играл. Она почти не изменилась, даже казалась помолодевшей…
Слуги давно отвыкли от музыки и были удивлены звуками чувствительной мелодии. Потом воцарилась тишина…
Начальник Тайной Канцелярии отставил аккордеон в сторону, лег, прошептал слова молитвы, не надеясь, что его молитва будет услышана. Слова произносились как будто сами собой. Вскоре он заснул…
Разбудил его страх. Он сполз с постели. Обнажив голову, он стоял на коленях и не знал, что ему ждать. Вдруг он осознал, что стоит перед пустым местом на стене. Прежде там висел портрет Старика. Подобрав ночной чепец, он заполз в постель и зарылся лицом в ладони, как в подушку. Стон отчаяния, который он давно удерживал в себе, вырвался из него вместе с едва слышным именем Сарры и слезами.
Вошел слуга, повеяло тошнотворным запахом дешевого бриллиантина от его волос. Минуту или две Начальник Тайной Канцелярии лежал неподвижно, притихший. Внезапно его охватило желание встать и покаяться перед слугой. Он встал, глянул на слугу, замершего в позе истукана. Одного взгляда хватило, чтобы подавить в себе этот нелепый порыв.
— Подложи дров в камин и иди…
Отослав слугу, он вытянулся на кушетке и закрыл глаза…
Где-то на грани яви и сна он вдруг увидел Сарру. Она всплыла перед ним из воздуха, как сумеречное воспоминание…
— Сарра, милая… — Он поцеловал ее руки, ямочку у локтя…
Все это вполне могло быть. Почему нет?..
В камине шипели, потрескивали дрова. Пляшущее пламя осветило запрокинутое лицо Сарры, бледное от усталости. Совершенно чужое лицо, чужие руки, чужие губы, глаза… Он отвел взгляд. Различилось что-то синее, белое, с пятнами зеленого и красного. Это были фарфоровые статуэтки. Он покупал их для Сарры. Они стояли справа и слева от портрета матери в рамке. Чуть выше и в глубине что-то поблескивало, расплывчато тлеющее, раскачивалось туда и сюда…
«Это же маятник стенных часов…» — Он привстал, спустил босые ноги на пол. Все тело его сжалось, скорчилось, как бы предчувствуя падение и…
— Ба-аммм… Ба-аммм… Ба-аммм… — Три раза ударили часы.
«Еще только три часа… Боже мой, голова идет кругом и сердце ноет…» — Он запахнул халат и, шлепая босыми ногами, подошел к окну.
Над Южными Воротами Башни зажглись зеленые светофоры, как кошачьи глаза. Из ворот выехал длинный черный лимузин. Гремя помятыми крыльями, лимузин пересек площадь и скрылся в складках белья, мокнущего на веревках.
Начальник Тайной Канцелярии стиснул зубы, пережидая приступ боли в паху.
Неожиданно из складок высунулось что обморочное, лицо, фигура, потом еще и еще. Слезы мешали дышать и видеть. Он смахнул слезы рукавом ночной рубашки и позвал слугу.
Из Каретного ряда на Болотную площадь выползала толпа с какой-то ужасающей змеиной подвижностью.
— Что там происходит?.. — вдруг севшим голосом спросил он слугу, весь в ознобных мурашках.
— Ничего особенного, провожают в последний путь еще одного Избавителя… не понимаю, почему, спасая одних, они губят других…
— В этом и есть суть трагедии… что?.. непонятно?.. потом поймешь… что еще?.. говори, не тяни…
— Боюсь, что это вас расстроит… Старик ослеп…
— Как ослеп?.. нет, нет… — Начальник Тайной Канцелярии вскользь глянул на стену. На пустом месте уже висел портрет незнакомца, рыжий, небритый. Незнакомец как будто следил за ним.
— Это я повесил… там было пустое место… — опустив голову, пробормотал слуга.
— Что ты там бормочешь?..
— Я говорю, что это ваш дед…
На портрете деду было лет 30, не больше. Лицо узкое и длинное, в очках.
— Похож на филина…
Дед Начальника Тайной Канцелярии был притчем. Как-то он шел по Болотной улице и вдруг услышал плач младенца. Заслонившись рукой, он посмотрел на большой и унылый дом с террасой, над которой кружила палая листва. Никого. Чуть поодаль трепались на стене остатки обмокшей афиши с изображением балерины.
«Наверное, почудилось…» — подумал он. Сделав несколько шагов, он увидел ее. Она как будто сошла с афиши. Грациозная, хрупкая, она пробежала мимо, оставляя за собой влажные, темные следы.
Неожиданно замигали светофоры, как кошачьи глаза, и из южных ворот Башни выехал длинный черный лимузин, гремя помятыми крыльями.
Притч отступил в сторону. Лимузин проехал мимо, разбрызгивая грязь. И снова он услышал плач. Поднявшись на террасу, он увидел небольшой сверток. Малыш дергался, пускал слюни.
— Эва, вот так-так… — Притч прижал малыша к груди. Малыш согрелся и запел что-то. — Ну и подарочек мне с неба свалился… — Толчками, цепляясь за камни, Притч встал на ноги и повлекся вниз, к реке, сопровождаемый рыжим приблудным мопсиком. — Да провались ты, хотя все одно… а ты что тут такое изображаешь?.. ага, описался… — Улыбка оживила серое, морщинистое лицо Притча и его глаза, красные и грустные, как у обезьяны. Малыш прижился у Притча. Вскоре он покорил его. Притч даже дал ему второе имя — Тирран.
Тирран заговорил, когда ему было три месяца, а еще через год он уже писал. Сохранились записи, в которых он описывал парк, карусель с деревянными лошадками. Он приезжал туда с Притчем на трамвае. Лошадки казались ему такими неуклюжими и обшарпанными.
В 7 лет Тирран подружился с девочкой. Она была похожа на гадкого утенка, но ему она нравилась. Когда он стал рассказывать ей о своих приключениях, она не поверила ему, сказала, что он придумывает все это, и тогда он взял ее с собой. Где они только не были. Вместе с ними была и сестра девочки, которая родилась со сросшимися ногами. Они возили ее в плетеной из камыша коляске с надувными шинами, чтобы и она могла посмотреть, что происходит вокруг.
Заговорившись, они забрели в сад у болота. Это был чудесный сад. Поникшие ивы в дымке, сучковатые яблони и цветы, странные, похожие на перевернутые чаши. Они цвели повсюду. Девочка никогда не видела ничего подобного, и ей понравился садовник. Его звали Иосиф. Он казался ей Богом, хотя у него было косоглазие и ужасно противный голос.
Было жарко. Она разделась у качелей, без всякого стеснения. Несколько смущенный такой демонстрацией, Тирран отвел глаза, неловко отступил и толкнул коляску. Коляска покатилась вниз, в
