Винс дошел до шестнадцатой страницы, наслаждаясь описанием тяжкой жизни старика-мексиканца. Поднял взгляд и увидел две длинные гладкие ноги, уходящие в шорты, а еще выше — пару электрических глаз.
— Превосходный роман, правда?
Винс посмотрел на обложку и пробормотал лишь:
— Да.
— Вам не нравятся герои?
— Да.
— Много читаете?
— Да.
— Беллетристику?
— Да, — только и смог выдавить он этим ногам и глазам.
— И я, — ответила она. — Ужасно люблю свернуться калачиком у камина с хорошим романом в руках.
Люблю. Вот так вот. Именно это словцо зацепило Винса. Люблю. В тот момент он поклялся, что тоже полюбит романы, чтобы однажды свернуться калачиком у камина вместе с Келли. Поэтому теперь каждую среду после работы он идет в букинистический магазин поблизости и обменивает книгу, которую читал, на другую. Всю неделю книга лежит у него в шкафчике в магазине, и он читает как можно больше в перерывах на кофе, чтобы к утру следующей среды, когда зайдет Келли, можно было с умным видом разглагольствовать о новом романе. Он редко переваливает через середину, читает ровно столько, сколько нужно, чтобы понять, в чем суть, и поговорить с ней о книге. Потом он меняет ее на новую.
Винс и хотел бы дочитать некоторые книги, но нужно брать новую каждую неделю — чтобы было о чем поговорить с Келли. А еще потому, что он суеверно полагает, будто сумеет отыскать такой роман, который поможет ей влюбиться в него. Но, если быть совершенно откровенным, есть еще одна причина, по которой он никогда не дочитывает до конца. Винс боится, что финал его разочарует. По этой причине он когда-то бросил читать беллетристику. Он проглотил «Большие надежды», когда сидел в «Райкерс»[5], и это произведение ему нравилось — историей о том, как преступник тайком поддерживает бедняка деньгами, — пока тюремный библиотекарь не сказал ему, что Диккенс написал две концовки. Узнав подлинный финал, Винс решил, что вся художественная прозаическая литература предала его. У истории, запавшей ему в душу, две концовки? У книги, как и у жизни, конец должен быть один. Либо повзрослевшие Пип и Эстелла уходят в закат, держась за руки, либо не уходят. По его мнению, финал этой книги совершенно противоречит ее сути. Пятьсот страниц сплошного противоречия. Все романы противоречивы.
Поэтому теперь он читает только начало. И это не так уж плохо. Ему даже начинает казаться, что это более эффективный подход — пробовать лишь начало чего-то. В конце концов, у книги может быть всего два финала: правдивый и красивый. Если он красив, то далек от реальности. И выглядит вымученным, поддельным. Если он правдив, то значит, все закончилось плохо. Чьей-нибудь смертью. По этой причине большинство теорий, религий и экономических систем распадаются на части, когда начнешь проникать в глубину их сути. И по этой же причине подростки находят смысл в буддизме и у «Бич Бойз». Потому что они еще слишком молоды, чтобы осознать: на самом деле жизнь — отчаянная борьба, которая всегда кончается одинаково. Только начало и середина могут быть разными. А сама жизнь неизменно кончается плохо. Если видел, как люди умирают, нет нужды дочитывать какую-нибудь книгу, чтобы узнать это.
Знакомство с началами книг шло у Винса прекрасно до прошлой недели, когда Келли НЕ спросила его о том, что он читает («Раковый корпус» Солженицына). Винс запаниковал, побежал к чудаковатой престарелой продавщице в свой букинистический магазин и попросил помочь. Маргарет, продавщица, предположила, что круг чтения Винса стал слишком узким («чересчур однобоким»), чтобы должным образом впечатлить двадцатишестилетнюю девушку в 1980 году. С тех пор Маргарет посылает Винса в странных направлениях: к модернизму, металитературе и авангарду. И он бывает приятно удивлен. На прошлой неделе Винс читал «Невма и напевы», книгу коротких «фантазий» Роберта Кувера, и поймал себя на том, что объясняет вроде бы заново очарованной Келли, как Кувер раздробил мир не только на разные точки зрения, но и на разные реальности. («Будто все эти кусочки лежат на земле, а мы можем поднять их и сложить такой мир, какой захотим».) Он был взбудоражен, когда она заинтересовалась и забросала его вопросами.
Поэтому теперь Винс еще дальше зашел в область экспериментальной литературы, взяв «Устройство Дантова ада», злой, кольцеобразный, метафорический, поэтический путеводитель по аду агрессивного чернокожего автора Лероя Джонса. Винс не уверен, что до конца понимает, но ему нравятся язык и некоторые образы, когда он берется за четвертый круг ада. «Лето мертвых имен. Ранние сумерки птиц за домами…» Именно это он читает, когда Келли входит в магазин и направляется прямо к его столику.
О Келли. Рост — метр шестьдесят два, в колледже играла в волейбольной команде, двадцать шесть лет, белая. Чистая нежная кожа. Заутюживает стрелки на узких голубых джинсах, длинные светлые волосы идеально уложены: ниспадают от пробора по центру словно крылья ангела. Тик зовет ее Фарра.
— А вот и Фарра, — говорит он.
Даже самые древние старики отрываются от своих пончиков.
— Привет, Винс, — улыбается она. — Только не говори, что это опять новая книга.
Он кивает.
— Ты потрясающий.
Улыбается.
— Что на этот раз?
Винс поднимает книгу и старается, чтобы по тону не было заметно, что он репетировал.
— Она о том, как мы создаем собственный вариант ада прямо здесь, на земле.
— А-а, — неопределенно отзывается девушка.
Винс продолжает:
— Для этого парня ад — город Ньюарк в штате Нью-Джерси. Когда-нибудь была в Ньюарке, Келли?
— Нет, — отвечает Келли. Она погружена в свои мысли или ему мерещится? — Кажется, нет.
Винс поднимается.
— Да, Ньюарк — дыра. Я поместил бы ад поближе к Патерсону. По сравнению с Патерсоном Ньюарк просто детский парк развлечений.
Да, она действительно думает о чем-то своем: улыбается, кивает, но над его шутками не смеется.
— А-а, — повторяет девушка и поворачивается к прилавку с пончиками.
И это все? Все, что ему причитается сегодня? Сокрушенный, он плетется следом, надевает фартук и обходит прилавок. Лерой Джонс. Идиот. Винс клянет себя и продавщицу букинистического магазина. Я слишком увлекся этим направлением, думает он и прикидывает, следует ли взяться за еще одну книгу Джона Николса. Может, «Милагро» — часть не связанной по сюжету трилогии? Это было бы разумно: если сомневаешься, бери трилогию.
— Сегодня мне… — Келли выбирает дюжину пончиков, в том числе пять с желе.
— Сегодня больше пончиков с желе, чем обычно, — тихо замечает Винс, складывая их в коробку. Он наклоняется и смотрит на нее через витрину — ноги в узких джинсах идеально симметричны. Господи! Отдав пончики, он замечает политический значок, приколотый к пальто Келли. На нем красно-белые полоски и голубые надписи: «Греб» и «СДП[6]».
Он выпрямляется и смотрит ей в глаза.
— Греб?
— Гребби. Аарон Гребби. Он юрист в той фирме, где я работаю… и мой друг. Он баллотируется в законодательное собрание штата.
— Будешь за него голосовать?
Она улыбается.
— Да, буду. Он хороший человек. — Смотрит на пончики.
Винс кивает, заклеивает коробку и ставит ее на прилавок.
