же для вас всех столько денег зашибал. Всегда верным был. А если кто из вас в тюрьму попадал, Дом брал на себя заботу о его семье. — Она приближается к Винсу. — А чем вы ему отплатили? Когда беда на нас свалилась, зашли вы спросить, не надо ли мне чем помочь? Или теперь? Разве вы заглядываете к нам? Все вы, молодые, зарабатывающие на наркотиках и торчащие в «Студии 54». Я читаю газеты и знаю, что такое «Студия 54». Может, вы зашли и поблагодарили моего Дома? Grazia, paisan… famiglia![16] Сделал ты это, водопроводчик?
— Нет, — отвечает Винс. — Пожалуй, нет.
— Пожалуй, нет, — передразнивает она.
Добавить больше нечего, старуха поворачивается и идет по узкому коридору, в который выходят три двери. Винс идет следом. Она останавливается перед настольным алтарем — девять обетных свечей, четки, статуэтки Богородицы и нескольких святых, стоящих вместе и похожих, как кажется Винсу, на безработных футболистов в балахонах. Желтые волосы, красные губы и голубые глаза, нарисованные слегка несимметрично.
Она крестится и открывает дверь. Винс входит за ней в темную комнату. Пахнет гнилью и дерьмом. В центре стоит старая больничная койка с крюком внизу. На кровати сидят абсолютно голые, если не считать большого полиэтиленового подгузника, последние тридцать пять килограммов Доминика Колетти, Хладнокровного. Его руки скрючены, пальцы сжаты на птичьей груди, будто он держится за ветку. Его кожа приобрела светло-коричневый оттенок. Одна нога свисает с кровати, ногти на ней длинные и неровно обрезанные. Но Винса трогает лицо Колетти. Оно застыло в полугримасе, глаза закрыты, морщинистые губы сложились в букву «О», белая пена выступила в углах рта. Он дышит толчками, со скрежетом.
— У него был инсульт, — тихо замечает Винс.
Женщина кивает.
— И не один, доктора со счета сбились. Говорят, теперь они у него постоянно случаются. Уж и не заметно. Но он-то их чувствует. Я знаю.
Она осторожно кладет его ногу обратно на кровать, поднимает с пола одеяло, накрывает его до груди.
— Дом, к тебе пришел этот молодой человек.
Правый глаз Колетти дрожит, открывается и всматривается в Винса. Взгляд неясный, но через мгновенье он узнает гостя.
— Ты хочешь говорить с ним, Дом?
Винс наблюдает за лицом старика, но не замечает ничего, кроме легкого моргания.
— Ну, хорошо, — соглашается женщина. — Оставлю вас одних.
— Он меня поймет?
— Ты его поймешь? — задает она вопрос мужу. Тот быстро моргает два раза. Миссис Колетти поворачивается к Винсу. — Два раза моргнет — значит «да», три раза — «нет».
— А один раз?
Она хмурится.
— А один раз значит, его чертов глаз пересох. А если ему что надо, так он будет моргать и моргать без остановки. Тогда позови меня.
Она выходит. Винс озирается в этой темной комнате в поисках стула. В углу стоит складной стул, и он подтаскивает его к койке, скребя ножками по полу. Винс садится и упирается локтями в колени. Говорит тихо.
— Вы узнаете меня?
Колетти моргает дважды.
— Послушайте, мне жаль, что все так обернулось.
Глаз пристально смотрит на него.
— И Крейпо с Бейли мне жаль. Я не ожидал, что все кончится таким образом. Я попал в беду, у меня не было денег. И это был единственный выход…
Старик моргает трижды и закрывает глаз. На его веке — бледно-голубая венка. Больше никаких оправданий.
— Ладно, — говорит Винс.
Старик открывает глаз снова. Ждет.
— Послушайте… мне нужно спросить вас… у вас еще остались бумаги против меня?
Колетти моргает три раза. Нет. Его тяжелое дыхание отдает затхлостью.
— А может быть так, что кто-то из ваших старых друзей захотел со мной разобраться?
Моргает трижды. Смотрит.
— Кто-то преследует меня.
Смотрит.
— Не вы?
Моргает трижды.
— И не представляете, кто это мог бы быть?
Моргает трижды.
— Ладно.
Глаза привыкли к темноте, и теперь он может рассмотреть обстановку. На одной стене висят изображения моста Верразано-Нэрроуз во время строительства, виден весь его скелет. На другой стене — фотографии породистых лошадей. Он припоминает, что Дом раньше любил лошадей.
— Ладно, — повторяет Винс. — Спасибо.
Он лезет в сумку и вытаскивает конверт с деньгами. Отсчитывает четыре тысячи пятидесятидолларовыми купюрами — восемьдесят штук — и кладет толстую пачку на кровать рядом с Колетти. Старик закатывает глаз, потом смотрит вниз. Винс берет деньги и вкладывает между скрюченными пальцами Колетти, чувствуя холодную сухую кожу. Старик моргает дважды, решительно. Да.
— Тут всего четыре тысячи, — поясняет Винс. — Меньше трети того, что я должен. Не знаю, смогу ли вернуть проценты, но остаток вышлю, как только доберусь до дома. Хорошо?
Глаз не мигает.
— А если вас… уже не будет, отправлю вашей жене. Согласны? Если я это сделаю, мы в расчете?
Пауза. Моргает два раза.
— Спасибо.
Винс похлопывает старика по груди и встает. Глаз неотрывно следит за ним.
— Можно вас спросить? — добавляет Винс.
Глаз смотрит.
— Ваша жизнь вам всегда нравилась?
Старик смотрит.
— Если бы кто-нибудь предложил вам начать с чистого листа? Новая фамилия. Новый город. Все заново. Как думаете, вы смогли бы?
Глаз смотрит мимо Винса. Моргает дважды.
И закрывается. Винс ждет секунду, потом выходит. Воздух в коридоре свежее, и он делает глубокий вдох. Появляется миссис Колетти, минует Винса и скрывается в спальне.
— Ты оставил Дому деньги?
Он стоит к ней вполоборота.
— Да.
— Чего вдруг?
— Я ему должен.
Она вглядывается в него несколько секунд, потом прищуривается.
— Марти Хейген? — Его имя звучит как удар. — Ведь так?
Винс ничего не отвечает.
— Черт побери. А знаешь ли ты, что Дом никогда не винил тебя? Никогда о тебе дурного слова не сказал. И вообще, он к тебе хорошо относился. Да он проглотил бы те деньги, которые ты ему должен. Проглотил бы! Вот какого человека вы погубили, никчемные…
