— Только они почему-то забывают, что эта протестантка плела интриги с испанцами, — иронически замечает Сесил. — Но большинство людей возмущенно спрашивают: почему мужа и жену не только насильно разлучили друг с другом, но еще и отправили в Тауэр?
— Насколько я знаю, ходят разговоры, что их будут судить как преступников и даже собираются казнить. Или что королева потребует от парламента объявить их сына бастардом. Многие говорят, что теперь леди Катерина должна быть официально названа наследницей трона. А кое-кто и вовсе подозревает, милорд, будто вам давным-давно было известно об их браке. — Суссекс усмехается.
— Глупость несусветная! — отвечает Сесил.
— Но скажите мне, есть хоть какое-то зерно истины в этих слухах? Королева все еще намерена объявить ребенка незаконнорожденным?
— Думаю — да. Но ее беспокоит, что народ явно сочувствует леди Катерине, и ее величество опасается предстать в невыгодном свете, хотя и чувствует себя страшно оскорбленной. Так что пока королева ничего не намерена предпринимать. Но в то же время ее величество предполагает продемонстрировать расположение к этой паре, чтобы успокоить общественное мнение.
Катерина
Октябрь 1561 года, лондонский Тауэр
Сэр Эдвард Уорнер появляется в пять часов, когда подают ужин. Он приказывает принести дополнительный прибор и собственноручно раскладывает нам обоим на тарелки запеченное мясо и нарезает пирог.
— То, что я вам скажу, миледи, предназначается только для ваших ушей, — говорит он.
— Значит, вы прочли эту книгу, сэр Эдвард? — с волнением спрашиваю я.
— Да, прочел, — отвечает он. Его немолодое мужественное лицо кажется необыкновенно оживленным. — Это рукописная хроника — я никогда прежде про нее не слышал и даже не подозревал о ее существовании. Она привезена из Кройландского монастыря, что близ Линкольна. И тот, кто ее написал, много чего знал о Ричарде Третьем!
Может быть, наконец-то нам станет известна истина? Молю об этом Бога. Понимаю, что это глупо, но никак не могу прогнать из головы мысль, что судьба принцев может каким-то образом сказаться на судьбе моего собственного ребенка.
— Автор пишет о себе как о члене Королевского совета, а стало быть, он был в курсе событий и хорошо информирован, — объясняет сэр Эдвард. — Он написал свою хронику, находясь в Кройландском монастыре, через девять месяцев после битвы при Босворте, то есть уже при Генрихе Седьмом. Не приходится сомневаться, что автор не питал ни малейших симпатий к Ричарду Третьему.
— Тогда почему эта книга была запрещена? — недоумеваю я. — Генрих наверняка одобрил бы ее.
Сэр Эдвард хмурится:
— Миледи, этот вопрос в некоторой мере поставил в тупик и нас с олдерменом Смитом. Мы с ним вместе внимательно перечитали хронику. Как я уже говорил, эта тема заинтересовала моего друга, хотя он считает, что о некоторых вещах говорить открыто до сих пор опасно. Понимаете, титул ее величества унаследован от Генриха Седьмого, а Генрих женился на Елизавете Йорк, которую Ричард Третий объявил незаконнорожденной. Генриху надо было бы подтвердить легитимность супруги через парламент, но я нигде не читал, чтобы он сделал это.
— Не понимаю.
— В Кройландской хронике приводится текст парламентского Акта от тысяча четыреста восемьдесят четвертого года, названного «Titulus Regius»; этим актом подтверждается право Ричарда на трон. В акте обосновываются его претензии, а именно говорится об имевшем место ранее браке его брата с Элеонорой Батлер, в силу чего все дети Эдуарда Четвертого от Елизаветы Вудвиль объявляются незаконнорожденными.
— Я не понимаю, какое это может иметь значение, — говорю я. — Ведь наверняка Генрих впоследствии аннулировал этот акт.
Сэр Эдвард понижает голос:
— Я уверен, что аннулировал. Но сделал это тайно. Представьте, что вы — Генрих Седьмой и легитимность вашей королевы под сомнением. Стали бы вы афишировать это? Генрих, видимо, понимал, что его претензии на трон по крови довольно слабы и многие посчитают их неосновательными, пока они не будут подкреплены женитьбой на наследнице из дома Йорков. Он не мог допустить, чтобы на руках у его врагов оказались свидетельства того, что Елизавета незаконнорожденная, — они бы тут же стали оспаривать его право на королевский титул. Поэтому я предполагаю, что он изъял все копии «Titulus Regius», а потому уничтожению подлежала и Кройландская хроника.
В этом есть резон.
— Но каким образом хроника эта попала в руки олдермена Смита?
— Она оказалась в сундуке со старыми книгами и бумагами, который оставил ему дед. Семья моего друга происходит из Линкольншира, а двоюродный брат его дедушки был монахом в Кройланде — в те времена это был очень крупный монастырь. В сундуке оказались и две другие старые хроники, и Смит показал их мне. Просто великолепные иллюминированнные рукописи. Он считает, что во время повсеместного уничтожения монастырей его дед спрятал их от людей короля. Тогда много старых хроник просто сжигали, и содержимое большинства монастырских библиотек бесследно исчезло.
Я слишком возбуждена, даже есть не могу.
— Прошу вас, мой добрый сэр Эдвард, расскажите, что еще вы обнаружили в этой хронике.
Он улыбается:
— Много нелестных слов в адрес Ричарда Третьего. Автор отзывается о нем весьма неодобрительно, считает его человеком бесчестным и лживым, гневно клеймит его за сумасбродство и сладострастие. Даже казнь в воскресенье вменяет ему в вину. Автор хроники заявляет, что старался быть объективным и писал историю без всякого предубеждения, отбросив в сторону ненависть и симпатии. И я думаю, так оно и было. Он пишет, например, что Ричард обладал такими достоинствами, как быстрый ум и бесстрашие, что в делах государственных был проницателен. Показательно, что автор не обвиняет Ричарда в убийстве Генриха Шестого, напротив, он намекает, что ответственность за это злодеяние лежит на Эдуарде Четвертом.
Я вздыхаю:
— Все это так запутано — некоторые сведения противоречат друг другу. В «Большой хронике», если помните, утверждается совершенно противоположное. Как узнать, где тут правда?
— Да, миледи, вы очень точно сформулировали главную трудность истории! — кивает сэр Эдвард, вытирая пальцы о салфетку, а потом предлагая мне блюдо с яблоками. — Приходится критически подходить к источникам, и, по моему убеждению, этот хроникер был человеком значительно более осведомленным, нежели автор «Большой хроники». Он явно был посвящен в дела государства.
Я вгрызаюсь в яблоко; оно сладкое, но слегка увяло — лучшие запасы уже съедены.
— Я и в этом случае сделал кое-какие записи, — говорит лейтенант и достает из своих необъятных карманов несколько листов бумаги. — Автор Кройландской хроники считает, что Ричард намеревался захватить трон с того самого момента, как узнал о смерти брата, короля Эдуарда. Он утверждает, что после того, как Глостер поместил своего младшего племянника к брату в Тауэр, он уже не скрывал своих планов от Бекингема, которому полностью доверял.
Это совпадает с тем, что написала Катерина Плантагенет. Очень интересно.
— После этого Ричард открыто вел себя как король, — продолжает сэр Эдвард, — и кройландский хроникер утверждает, что история о двоеженстве Эдуарда была лишь прикрытием, подходящим предлогом для захвата трона. Он намекает, что так считали и многие другие члены Совета, но, не желая повторить судьбу Гастингса, благоразумно помалкивали. И он пишет, что Ричард обманом захватил королевство.
— А про принцев там что-нибудь говорится? — с надеждой спрашиваю я.
— Да. В хронике сказано, что сыновья короля Эдуарда содержались в Тауэре. Автор ее пишет, что
