Нечто вроде библейского Иова, спорящего с Богом.
И вы начинаете читать наизусть строфы из «Облака в штанах», «Флейты-позвоночника».
— Эй, граждане! Идите сюда! Открыто! — зовёт пожилой усач в белом переднике.
Мы переходим за столик чайханы. Нам подают крепкий чай в маленьких, перехваченных в талии бакинских стаканчиках, колотый сахар на блюдечке.
Чайханщика явно привлекают два непривычных посетителя. Он присматривается, прислушивается, затем подсаживается к нашему столику. Рассказывает о многонациональном городе, о подпольных миллионерах, о борьбе кланов, о том, как директор местного коньячного завода, узнав о грядущей ревизии, выпустил из бочек в канаву громадное количество «левого» коньяка и жители вёдрами черпали из этого потока. Потом делится с нами бедами своей семьи — все болеют, лечатся, приходится давать врачам огромные взятки...
— Всюду одно и то же, — говорите вы, тяжело вздохнув. — Как вас зовут? Гасан? Спасибо вам большое, Гасан! Надо идти.
— Нет. Так не отпущу. Сделаю вам салют.
Гасан порывисто встаёт, куда-то отходит. Внезапно вокруг чайханы взметаются фонтанчики, фонтаны, фонтанищи. Упругие струи воды дробятся на ветру, сверкают под солнцем, обдают брызгами зелень кустов и деревьев.
Чайханщик, сияя, провожает нас, просит заходить ещё.
Мы поднимаемся крутыми узкими улочками в цитадель. По булыжникам мостовой стекают потоки помоев. Шелудивые псы бегут за подводой, везущей накрытое брезентом мясо. Ветхие восточные старушки, присев на корточки, торгуют жестянками из-под консервов, книжками без переплётов, старыми фуфайками...
— Запоминайте, Полковник! Смотрите во все глаза. Вот вам наглядная иллюстрация к так называемому развитому социализму.
Мы проходим мимо каменной ниши, где подростки, торопливо передавая друг другу самокрутку, вдыхают какую-то «травку».
Наверху, в цитадели, встречаемся с местным учёным-историком. Он увлечённо водит нас по обширной территории крепости, рассказывает о битвах, завоеваниях и разгромах. До темноты лазаем с ним по раскопкам археологов, узнаем о фортификационном искусстве древних, о подземных ходах, выводящих к самому морю.
Не устаю дивиться тому, как местные учёные мгновенно распознают, с кем они имеют дело. Поражаясь вашей энциклопедической образованности, задают вопросы, втягивают в обсуждение научных проблем, делятся своими гипотезами.
— Владимир Львович, а не пора ли нам домой? — спрашиваете вы, несколько устав.
Вы, как и я, «жаворонок». Часам к одиннадцати вечера хотите спать, зато рано встаёте.
Утром слышу возглас:
— Володя! Смотрите, и сюда пришла осень!
Над успокоившимся морем треугольником летит громадная белая стая. Мы долго провожаем её взглядом.
— Во имя Отца и Сына и Святого Духа, — шепчут ваши губы. — Боже, буди милостив ко мне, грешному...
Целыми днями мы работаем. Обедать, несмотря на ваши уговоры, я не хожу. И порой вижу с балкона, как вы в одиночестве пролезаете через прутья решётки.
— Полковник, сегодня на второе давали котлету. Я вам её принёс. Съешьте, пожалуйста.
Садимся работать. Часа через два:
— Володя, а не макнуться ли нам в море? Застопорило, не пишется. Вот чем я занимался вместо дела, — вы показываете два листа бумаги, покрытые рисунками доисторических зверей. Тут и мамонт, и птеродактиль, и звероящер... Целых двенадцать изображений. В самом низу одного из листочков две условные человеческие фигурки с подписью: «Два дервиша».
— Это мы с вами, — говорите вы и собираетесь порвать рисунки.
— Что вы делаете?! Сашенька! Отдайте их мне, очень прошу!
Эти рисунки лежат сейчас передо мной. Изумительно исполненные, точно с натуры. И с юмором...
Искупавшись, мы поднимаемся по лестнице домой. В холле между вторым и нашим третьим этажом работает телевизор. Идёт какой-то детский мультик. И я вижу, как вы замираете, останавливаетесь, опускаетесь в кресло.
Давно заметил, кино просто притягивает вас. Любое. Я так и норовлю уйти, если фильм не нравится. Вы же ухитряетесь досмотреть до конца даже самую слабую картину, пытаетесь понять, почему плохо получилось, анализируете.
— Так вот, Полковник, снова возвращаюсь к идее написать сценарий о жизни и смерти. Думается, там не должно быть актёров. Давайте возьмём интервью у людей, переживших клиническую смерть, у священнослужителей всех религий, выделим то общее, что говорит о посмертном существовании. Может, сами и поставите? Не зря же вы кончали Высшие режиссёрские курсы!
— Да кто же нам даст снять такой фильм?
— Дадут! Именно сейчас момент, когда можно прорваться. Кто знает, что будет потом!
На следующий день на пляже появляется фотограф. Вы немедленно извлекаете меня из морских волн. И вот мы сидим на обломке скалы перед камерой.
За несколько дней до отъезда получаем фотокарточки.
— А знаете, я ещё никогда так не отдыхал! И накупались, и поработали.
... В холодном вагоне с разбитыми окнами мы едем в Москву навстречу дождям, навстречу будущему.
16
Весной 1987 года я заканчиваю роман. И неожиданно решаю жениться. Представив вам Жанну, вижу ваше полное одобрение.
Вы венчаете нас, торжественный, строгий.
— Признаться, я очень беспокоился за Полковника. Негоже человеку быть одному. Дай Бог, хоть у вас всё будет хорошо, — говорите вы моей жене.
Перемена в моей судьбе нисколько не отдаляет нас друг от друга. В те дни, когда я посещаю храм в Новой Деревне, часто жду вас после службы, чтобы потом ехать вместе в Москву. Ожидание порой затягивается на долгие часы. Множество людей скапливается в церковном дворике, каждому необходимо задать свои вопросы, поговорить. Выйдя из храма, вы попадаете в плотное кольцо жаждущих общения. И для каждого находится слово, улыбка. Многие тянутся за вами в церковный домик, в кабинет.
— Минуточку! — Вы быстрым шагом выходите к воротам, где я жду у своего «запорожца». — Володя, ещё минут тридцать, от силы сорок, и мы поедем. Хорошо?
— Конечно. Не беспокойтесь, не спешите.
Проходит ещё час, полтора. Наконец вы появляетесь со своим неизменным тяжёлым портфелем, садитесь в машину, протягиваете бутерброд или яблоко.
— Извините, Полковник. Заставил вас столько прождать.
— А вы сами-то успели поесть?
— Поклевал. Ну, так какие новости с романом?
— Читают в разных журналах. Говорят, что очень интересно, нравится, а в рецензиях пишут, то что
