Но едва он пришёл, этот испанский миссионер, Артур сразу понял, что заблуждается.
Пожилой худенький человек с продублённым солнцем морщинистым лицом поставил на стол бутылку какого?то особенного, привезённого из Мадрида вина, представился. Оказалось, его зовут падре Тринидад, что означает — Троица.
Марио усадил его рядом с собой против Артура и Маши, и после короткой молитвы они приступили к обеду.
Внимание Артура было устремлено на падре Тринидада и на падре Марио. Он понимал, что судьба предоставила уникальную встречу.
Ему показалось смешным и наивным восторженное изумление падре Тринидада, когда тот узнал, что перед ним находятся два человека из России, где он никогда и рядом не был.
В отличие от сравнительно молодого, всё время улыбающегося падре Марио, падре Тринидад имел самые смутные, несколько устаревшие понятия о современной России. Он робко расспрашивал о Горбачеве, перестройке, о Пьяцца Росса — Красной площади…
Артур вырвал листок из записной книжки, написал крупными латинскими буквами свой адрес и телефон, подал священнику, приглашая приехать, увидеть все собственными глазами.
Падре Тринидад бережно сложил листок, спрятал в бумажник и с сомнением покачал головой — в ближайшие годы ни времени, ни денег на такое путешествие не предвидится. На острове очень много работы.
Оказалось, он и ещё два миссионера живут действительно в крытой пальмовым листом бамбуковой хижине на берегу Индийского океана. Местные жители выходят на рыбную ловлю в пирогах, правда, с американскими или японскими лодочными моторами.
Ветерок развевал белоснежные шторы по сторонам распахнутого окна, шевелил листами нот на пюпитре рояля. Казалось, свежее дыхание океана врывалось сюда, в эту римскую комнату.
Падре Тринидад рассказал, что спит в гамаке, что на остров часто налетают тайфуны, а когда стихают ветра, спасенья нет от жары и «москитос».
— А зачем вам все это нужно? — спросил Артур. — Жили бы на своей родине, в Мадриде.
Падре Тринидад в замешательстве потребил короткую седую бородку.
— Это мой личный выбор. Поехал туда, куда позвал Христос.
— Машенька, пожалуйста, переводите сейчас возможно более точно, — попросил Артур свою спутницу, которая и так, вынужденная постоянно переводить, не могла толком пообедать.
— Раньше я не думал быть священником, — старательно объяснял падре Тринидад. — Учился в консерватории по классу скрипки, участвовал в конкурсах, делал успехи. Приходилось всё время стараться быть первым… Однажды друг, молодой художник, привёл меня в христианскую общину. Бог действовал через этого художника, открывшего мне путь к подлинному христианству.
Там, в общине, я постепенно понял, что несвободен, живу в состоянии постоянного стресса, стремлении быть лучше других. Когда Бог освободил меня от всего этого, в душу пришёл мир. Постепенно созрело решение полностью посвятить жизнь служению Христу, стать священником. Приехал в Рим учиться в семинарии. Мне было уже под сорок. Попал на один курс с Марио, там мы познакомились. Там было много молодых людей из разных стран — итальянцы, поляки, даже японец. Вы спрашиваете, зачем я поехал туда, на далёкий филиппинский остров? Чтобы поделиться опытом освобождения от рабства, на которое обрекает мир человека. Хотя мне трудно, я там счастлив. Иногда в свободное время, когда остаюсь один, играю на скрипке.
— Я был у него в гостях, — сказал падре Марио, — не думайте, что там идиллия. Густонаселённый остров, теперь — туристическая Мекка. Приезжают люди из Европы со своими долларами, растлевают местное население. Появились, как в Таиланде, во всём мире, детская проституция… Общины живут не в безвоздушном пространстве.
Падре Тринидад взглянул на часы и поднялся.
— Извините. Должен сделать ещё несколько визитов.
— Христианству два тысячелетия, а зла не становится меньше, — сказал Артур, когда все они вышли в переднюю проводить священника.
Падре Тринидад дважды расцеловался с каждым, внятно произнёс:
— Бог — повар, который готовит на медленном огне.
Вскоре ушли и Артур с Машей. Артур сожалел, что не успел ни задать, ни даже сформулировать все свои вопросы, особенно касающиеся общинной жизни. И ещё он жалел, что не находится с этим человеком в одном городе, хотя бы в одной стране.
— Больше никогда его не увидим, — сказал он Маше, когда они ехали в метро. — Куда мы едем?
— Ещё нет четырёх. Я хотела бы хоть на десять минут зайти в синагогу.
— Прикоснуться к истокам?
— Да. К тому, что лежит в самой основе и православия, и католичества, вообще всего.
Пока они ехали после метро на автобусе, искали синагогу, Маша все говорила о Завете, заключённом Богом с древним израильским народом, о традиции постоянного изучения Торы — Пятикнижия Моисея.
Снисходительно улыбаясь, Атрур слушал её, представлял себе заросших пейсами старых жилистых евреев, всю жизнь изучающих в синагогах эту самую Тору. Сам он плохо знал Ветхий Завет и всерьёз считал, что с него достаточно Евангелия, достаточно помнить Христа, подражать Ему, принёсшему миру не учение, а Самого Себя.
…На пустынной улице, тянущейся вдоль заросшей вековыми платанами набережной Тибра, за сквозной оградой открылось величественное здание синагоги.
Ворота были заперты. Маша подбежала к висящей на них табличке и перевела Артуру, что там написано:
«Ввиду известных печальных событий, вход в синагогу для посетителей закрыт, кроме часов богослужебных. Приносим вам свои извинения.»
Невдалеке от ворот, скучая, прогуливались по тротуару три красавца- карабинера со свесившимися с плеч автоматами.
— Подойдите к ним, узнайте в чём дело. А я пока гляну на Тибр, — Артур пересёк мостовую и оказался у замшелого каменного парапета.
Речка тихо жужжала под мощными красно–белыми арочными мостами. На отмелях привольно росли кусты, какие?то деревца.
Он подтянулся, оседлал парапет и увидел — дальше, вверх по течению Тибра возвышаются островки со старинными причудливыми домами.
И хотя где?то над головой мерно рокотал вертолёт, Артура коснулось ощущение подлинной вечности этого города…
— Ну что у вас за манера вечно всюду рисковать? Сейчас же вниз, прошу вас!
Словно впервые увидел он Машу. Крепкую, черноглазую, черноволосую. Неожиданно она показалась ему требовательным олицетворением синагоги, древней Церкви, заботливым, любящим.
Артур спрыгнул на тротуар. Чтобы скрыть замешательство, быстро спросил:
— Что сказали карабинеры?
—Давайте отряхнём ваши брюки, — и она, поворачивая, как мальчишку, действительно стала отряхивать его джинсы. — Оказывается, несколько лет назад в синагоге взорвали бомбу, были убитые, много раненых… С тех пор круглосуточно охраняют.
— Сколько понимаю, у нас есть ещё часа четыре на прощание с Римом.
— Мне теперь всё равно — терпеть не могу быть туристкой.
— Ну?ка, где наша карта? Гляньте, можем мы доехать отсюда до виллы Боргезе?
ЗАПИСНАЯ КНИЖКА
«30 августа. Глухая ночь.
Невдалеке от дома Джулио и Карлы, где я нахожусь, лает собака. После вчерашнего приключения, когда я глупо решил выказать себя удальцом, до сих пор ноет нога.
Но проснулся не от боли.
