Наконец приходит автомобиль. Проверив, надежно ли уложены в багажник и на заднее сиденье все 18 мешков, повеселевшие американцы прощаются с не менее веселыми хозяевами.
Идиллическая, но пустынная дорога ведет к городу. Машина мчится через молчаливый вечерний лес. Ничто не напоминает о войне. И вдруг после крутого поворота раздается грозное: «Стой!» Приходится подчиниться. Завалы из деревьев поперек дороги не оставляют никаких шансов. Нападающие в масках рвут дверцы, выволакивают насмерть перепуганных американцев из машины, толкают их в канаву. Начинается драка. Но положение курьеров безнадежно. Воздух оглашается проклятиями и ругательствами. Чей–то кулак бьет в лицо одному из американцев. Курьеров скручивают, завязывают глаза, суют в рот кляп и отводят в лес. Привязанные к деревьям, американцы слышат, как бандиты разбирают завал. Слышен звук заводимого мотора. Еще минута — и автомобиль с ценным грузом исчезает…
Только на рассвете немецкий полицейский патруль, который «случайно» проходит мимо, натыкается на измученных американцев и доставляет их вначале в госпиталь в Кристиансанне, а затем к начальнику местной контрразведки. А утром 23 мая молодцеватый капитан Пушбах возвращается в канцелярию абвера на Клингенберггатен, 7, и докладывает майору Бенеке об успешном выполнении задания. Бенеке ожидает воз« вращения командора Мейснера из Берлина, чтобы обрадовать его сюрпризом, — такие вопросы входят в компетенцию Мейснера как начальника контрразведки.
Вечером Мейснер возвращается после трехдневной поездки в Берлин несколько раньше, чем ожидалось. На Форнебу его встречает Пушбах. Морской волк чуть не лопается от восторга.
— Майор Бенеке приказал нам захватить американскую транзитную диппочту. Мы отлично провели операцию. Захвачено 18 мешков. Превосходно, не правда ли?
— Превосходно?! Да вы что, с ума сошли? — рявкает на него Мейснер.
У Мейснера волосы встают дыбом. То, что Бенеке вторгся в его компетенцию, почти не играет роли по сравнению с тем, что может произойти из–за всего этого. Это же международный скандал! На карту поставлены крупнейшие политические интересы. Сомнительно, удастся ли выпутаться из этой истории. Однако нужно что–то предпринять, и как можно быстрее. Время не терпит…
Мейснер мчится в Осло. По дороге Пушбах рассказывает ему некоторые подробности налета. Бенеке приказал захватить диппочту и направить ее в Берлин. Майор говорил, что эти мешки для Германии дороже золота. Выполнение задания будет большой заслугой перед фатерландом. Вместе с Пушбахом в нападении принимали участие три норвежца; своими дикими криками и норвежскими ругательствами они насмерть перепугали бедных дипломатов. Это сбило американцев с толку и относительно национальности нападавших. 18 мешков диппочты хранятся сейчас на окраине Осло, в одной из вилл на Слемдале,
Мейснер заехал за майором Бенеке в канцелярию абвера на Клипгенберггатен и приказал ехать прямо к вилле. Гордый как петух, Бенеке первым вошел в дом. Он еще не понял, что так взволновало Менснера.
— Эти мешки — чистое золото, — торжественно произнес Бенеке.
— Нет, — возразил Мейснер, — золото это то, что вы мне рассказываете. А это нужно немедленно все возвратить!
Мейснер тут же позвонил группенфюреру Мюллеру–начальнику гестапо в Осло, который, как понял Мейснер, был заинтересован в этом деле.
— Майор Бенеке украл американскую диппочту и собирается отослать ее в Берлин, — срывающимся голосом сказал он в трубку.
— Но, капитан, это же чудесно! Мы направим в Берлин специальный самолет. Вы станете популярны. Фюрер оценит это.
— У меня совсем другое мнение, господин группенфюрер. В лучшем случае к нам попадут союзные коды. Но какая в них польза? Их сразу же заменят новыми. Зато дело может иметь плохие последствия, в том числе и для нас с вами.
А тем временем начальник СД в Осло, получив сообщение Гейдриха о том, что нападение увенчалось успехом, приказал криминалрату Фемеру немедленно отправиться в канцелярию абвера, сломать печати на мешках и ознакомиться с их содержимым. Логично было ожидать, что в диппочте будут найдены интересные отчеты и важная политическая информация. Чрезмерно честолюбивый Гейдрих горел желанием лично доставить Гитлеру столь деликатный материал.
Однако и Фемер не был убежден, что Гейдрих действует правильно. Диппочта была отправлена из Вашингтона много недель назад, и информация вряд ли могла быть свежей.
Фемер поспешил к Мейснеру, и оба направились к начальнику СД в Осло, чтобы протестовать против вскрытия почты. Им удалось убедить начальника СД, однако тот счел естественным доложить об этом группенфюреру СС Мюллеру. Тот также согласился, что это дело весьма рискованное, но со своей стороны он не хотел мешать Гейдриху.
Сотрудники абвера в Осло немедленно установили связь с адмиралом Канарисом, и, к удивлению Бенеке, он дал строгое телеграфное указание немедленно вернуть американцам диппочту и постараться, по возможности, загладить эту печальную главу в истории абвера.
Совершенно понятно, что в таком деликатном и своеобразном деле всегда существует много версий. Естественно, что каждый из действующих лиц — в зависимости от своей роли и взглядов — пытается приписать себе честь организации того или иного разведывательного спектакля. Так, командор Мейснер утверждает, что он единолично распутал это дело. Но как бы то ни было, после встречи Мейснера и Фемера, которые знали друг друга по прежней работе в Свинемюнде и Берлине, где они выполняли разведывательные задачи — соответственно для абвера и СД, — почту пришлось возвратить владельцам.
Поздно ночью Мейснер без предупреждения едет к американскому временному поверенному в делах. Слуга будит Кокса, который с восторгом узнает, что диппочта в полной сохранности. Он может заверить командора, что если все печати нетронуты, то дело не приведет ни к каким дипломатическим осложнениям.
Мейснер рассказывает Коксу, что чудовищное нападение на американских дипломатов совершили беглые норвежские солдаты. Несмотря на то что большие силы прочесали всю местность между Хьевиком и Кристиансанном, схватить виновных, к сожалению, не удалось. Но самое главное — диппочта в полной сохранности.
Из машины приносят мешки. Мистер Кокс тщательно проверяет все печати. Все они целы — судя по всему, никто даже не пытался их сломать.
Осмотр каждого мешка — тяжкое испытание для нервов командора Мейснера. Каждый раз, когда Кокс говорит, что печати целы, у немца отлегает от сердца. Вот уже внесены все мешки. Слава богу! Немец вздыхает облегченно. Но рано, слишком рано! Оказывается, принесено всего 16 мешков, не хватает еще двух. Мейснер бросается к машине, но там пусто. Немец вновь и вновь лихорадочно пересчитывает мешки — справа налево и наоборот, но результат тот же: нет двух мешков!
Хуже не придумаешь. Это наглядное опровержение его выдумки о норвежских солдатах.
— Но, может быть, было шестнадцать мешков? — осторожно спрашивает Мейснер.
Но Кокс уверен, что их было восемнадцать.
Секунды кажутся вечностью. Мейснера покидает последняя надежда. Офицер отсутствующим взглядом смотрит на свой автомобиль на улице. Вдруг что–то словно подталкивает его. В глазах зажигается надежда.
Грузный немец вихрем спускается вниз, бежит по садовой дорожке, достает ключ и открывает багажник. И там… лежат два мешка и, как кажется Мейснеру, самодовольно улыбаются. Запыхавшийся, но счастливый, командор сам вносит этот ценный груз в здание миссии — два мешка, содержимое которых могло легко превратиться в динамит, если бы их не нашли.
Но злоключения Мейснера на этом не кончаются. Мистер Кокс должен с сожалением констатировать, что обе печати сломаны. Итак, все напрасно! Минуты тянутся как часы. Но к счастью, содержимое мешков не тронуто.
Драматизм ситуации подействовал и на американца. Счастливый исход дела создает приподнятое настроение. Мистер Кокс, в пижаме и халате, предлагает как следует выпить за успешное завершение дела. И вот руководитель немецкой контрразведки и американский временный поверенный в делах еще добрых полчаса сидят в гостиной и наслаждаются виски.
