Сказать Ивану или не говорить? Если не говорить, как объяснить отсутствие денег? Он уже перестал оглядываться, пытаться определить, следят за ним или он «оторвался». Наверняка не таких, как он, «водят» и все его приемчики – детский лепет, не более, и давно известны.
Сначала он четко видел окружающих, мог их персонифицировать. Молодежь и стариков отмести, не замечать. Офицеры, ярко одетые женщины тоже слежку осуществлять не могут. Мужчины и женщины среднего возраста, неброско одетые, без вещей – так Лебедев представлял возможных преследователей. Очень скоро в глазах начало рябить, затем окружавшие его люди слились в сплошной однородный поток, он перестал различать лица, в голове зашумело, начало подташнивать.
Когда около двенадцати Лебедев притащился на телеграф, то безразлично скользнул взглядом по окружающим, опустился на стул, подвинул телеграфный бланк и попытался написать телеграмму на собственный адрес. У Лебедева имелся «Паркер» с золотым пером, но ему доставляло удовольствие шкарябать бланк корявым «Рондо», словно гвоздем на сырой штукатурке выцарапывая печатные буквы.
«Перестройщики, – думал Лебедев, комкая испорченный бланк, – куда вы без нас денетесь? В столице, на Центральном телеграфе, нечем писать! Говорить до одурения, призывать на подвиг – здесь вам равных нет. Поплевался в микрофон, потом шасть в черный лимузин, занял левую полосу и помчался, пугая всех сиреной, встречать или провожать такого же огнеметчика. Сколько деловых людей спалили, какие корпорации разрушили, а чего сделали? Вот телеграмму написать не могу, а у меня, может, мама умирает и промедление смерти подобно?» Рассуждая так, Лебедев набирался сил, как прильнувший к кислородной маске астматик.
В половине первого он, бодрый и отдохнувший, вышел с телеграфа и зашагал домой. Иван не явился, матерый зверь всегда чует западню. «А может, ничего и не чует, все я придумываю, позвонит позже, передоговоримся», – успокаивал себя Лебедев, шествуя по улице Герцена. Он дышал полной грудью, свежий уже весенний воздух пьянил.
Когда Юрий Петрович пришел домой, Иван на кухне пил чай и читал газеты. Больше всего Лебедева потряс не факт присутствия гостя, а чай, газеты и очки в массивной оправе, которые Иван поднял на лоб при появлении хозяина.
– Иван, – пробормотал Лебедев и, окончательно смешавшись, добавил: – Здравствуй!
– Какие беззакония творят судейские, – Иван укоризненно посмотрел на Лебедева. – Ведь абсолютно невинных сажают, друг дружку хватают, оторопь берет.
Юрий Петрович впервые увидел, что глаза убийцы не белые и мертвые, а голубые, по-ребячьи наивные.
– Присядь, – Иван стал наливать чай в загодя приготовленную чашку. – Тебе покрепче? Сахар положить или с вареньем? Я тут клубничного притащил.
Лебедев не ответил, сел за стол, хлебнул горячего чая и обжегся. Иван не обращал на него внимания, нацепил очки, поправляя, ткнул пальцем в переносье и продолжал читать.
– И чего перед человеком расшаркиваться? – Иван снял очки, отложил газету. – Если он два года только до суда под следствием сидел? В законе точно определены сроки, а товарищи, как и мы с тобой, на закон плюют. Однако мы сдельно работаем, а они оклад получают, нет справедливости.
– Справедливости, уважаемый, в природе не существует, – Лебедев любил пофилософствовать. – Да и понятие давно устаревшее.
– Шея не болит? – спросил неожиданно Иван.
– Что? – Лебедев непроизвольно потер шею. – Есть немножко, отложение солей.
– Тогда понятно, – Иван кивнул. – А то гляжу, идет по улице человек и головой непрерывно крутит, решил, боится чего, оглядывается. А у него, оказывается, соли отложились. Ну, выкладывай, давно обнаружил?
Он выслушал рассказ Лебедева о вчерашних событиях внимательно, не перебивая, некоторое время пил остывший чай, затем сказал:
– Значит, МУРу все известно, но нет доказательств. А меня чучмеки послали к тебе уже засвеченному. Интересно. Меня могли засечь и на побережье, и в аэропорту, и сегодня, когда я входил в дом. Ты что, старый, от жизни устал?
Юрий Петрович к такому разговору подготовился, реагировал спокойно.
– Не будь сопляком. Я тебя не вызывал, в дом не приглашал, а говорить по телефону остерегся. И главное, ты меня тронуть не можешь, потому как останешься без денег, лишишь средств семью хозяина и окажешься вне закона. Так что ты мне больше никогда не угpожай.
– Договорились, – легко согласился Иван, протянул руку, – деньги, и я пошел.
– Откуда же у меня деньги? – удивился Лебедев. – Или ты полагаешь, я кассу дома под кроватью держу? Мне надо поехать и взять. Надо выждать. Сколько они меня могут «пасти»? Ну неделю, ну две… Месяц в конце концов. Давай для перестраховки подождем месяца три.
– Ты прав, – Иван кивнул. – Но я ждать не могу. Тебя могут арестовать, ты можешь скрыться, нет смысла перечислять причины. Деньги нужны сегодня.
– Нет! – твердо ответил Лебедев. – Я в тюрьму добровольно не пойду.
Иван понимал, что старик прав, сейчас необходимо выждать, опера потопают, да и отстанут. «Засветился я или нет, вот в чем вопрос. На побережье я был чист, иначе бы взяли немедля, с оружием в руках. В аэропорту в багажном отделении суета, все друг с другом разговаривают, на меня обратить внимание не могли. Сегодня я взял старика не от дома, а при входе на телеграф, где люди десятками шастают, к мухомору не подходил, приехал сюда без хозяина. Если за ним и наблюдали, то муровцы у телеграфа остались. Сейчас, если они и у дома, на меня внимания не обратят, так как квартир в подъезде много. Можно уходить, провериться и никогда сюда не возвращаться. А старик обо мне ничего не знает, в случае ареста назовет лишь приметы. А деньги? Не должок за последний выстрел, а вся касса старика? Он сейчас напуган, это мой шанс, надо использовать».
– Я из Москвы ухожу, – сказал Иван. – Мне нужны деньги. День-два подождем, там видно будет. Ежедневно на телеграфе с двенадцати до половины первого. И ничего не бойся, если я подойду, значит, за тобой чисто.
Боря Вакуров сидел в «Жигулях» и читал «Огонек», поглядывая на дом Лебедева. На Ивана, который вышел из подъезда, молодой оперативник никакого внимания не обратил, так как человека, разговаривающего с Лебедевым в аэропорту, не видел, сидел в машине. Да и не он один – люди приходят и уходят. Вчера появилась идея заглянуть в ЖЭК и по домовой книге составить список жильцов и научиться их распознавать. А гости? И времени нет. И Боря от своей идеи отказался. Он уважал и любил Гурова, но считал, что подполковник в данный момент запутался и сам точно не знает, чего хочет. Вчера приказал взять объект под наблюдение и засветиться, а сегодня, наоборот, если Лебедев начнет проверяться, наблюдение бросить. Утром на первой же станции метро Боря отстал, вернулся к дому. В двенадцать пятьдесят шесть Лебедев вернулся, но где он около трех часов находился, виделся с кем или нет, неизвестно. Разве это работа?..
В три часа дня, как и договорились, Вакуров приехал к подполковнику. Лев Иванович выслушал и сказал:
– Не хочется говорить банальности, но в нашей профессии умение ждать и терпеть необходимы. Что делать? Мы не всегда владеем инициативой.
– Я не понимаю, Лев Иванович, объясните, – Боря смотрел недоуменно. – Убили двух человек, преступники они или нет, для милиции значения не имеет. Так? По факту возбуждено уголовное дело. Так? Следствие и розыск должны работать?
– И работают, – ответил Гуров. – Возможно, что убийство из пистолета взял на контроль главк.
– У вас же есть версии! – горячился Вакуров. – С вашим мнением совсем не считаются?
– Считаются, Боря, не волнуйся, – Гуров улыбнулся. – Причастность Лебедева к убийствам – лишь мое предположение. Допустим, даже убеждение. Допустим, я позвонил своему приятелю в министерство и рассказал, что думаю о происшедшем. Он благодарит, записывает фамилию Лебедева. Что дальше? Не может же полковник Иванов на основании предположения подполковника Гурова составлять план оперативных мероприятий?
– А вы напишите рапорт!
– Да, хорош получится рапорт, в котором будут употребляться выражения «мне кажется», «есть основание предполагать», и слова, слова, слова, как обеспечение моих предположений и утверждений.
– Извините, Лев Иванович, – слегка запинаясь, сказал Боря. – Но в своей работе я никакого смысла не вижу. Нет, я, конечно, выполню ваши приказания…
– Просьбы, Боря, – перебил Гуров. – Просьбы, приказывать я тебе сейчас не могу.
– Как вы сами выражаетесь, Лев Иванович, это лишь слова. Ведь какая вам разница, попросит вас Константин Константинович или прикажет. Главное, я вас не понимаю. Чего вы добиваетесь?
– Не знаю!
Вакуров взглянул удивленно, он впервые услышал, как подполковник повысил голос.
– Отправляйся на работу, ты мне больше не нужен. Спасибо.
– До свидания, товарищ подполковник, – Боря Вакуров обиделся и ушел.
Гуров не мог сказать правду и солгал. Он знал, чего добивается, но не мог точно представить, как начнет действовать Лебедев, когда он, подполковник Гуров, своего добьется.
Прошли сутки; Лебедев лишь дважды выходил из дома, побывал на Центральном телеграфе и, ближе к вечеру, зашел в булочную. Иван не появлялся. А в девять, когда Лебедев бездумно смотрел в телевизор, раздался телефонный звонок.
– Здравствуйте, Юрий Петрович, – раздался хорошо знакомый голос, человек говорил с небольшим акцентом.
– Здравствуйте, – быстро ответил Лебедев. – У меня совершенно нет времени, я вас плохо слышу, кто-то мешает нашему разговору. Я сам вам перезвоню часиков в десять.
– А я вас отлично слышу и уверен, что никто не мешает, – собеседник явно улыбался. – У меня для вас отличные новости.
– Конкретнее, – прошептал Лебедев. – Говорите.
– Человек, который вам мешает жить, от работы отстранен. Он, как говорится, занимается на общественных началах, и ни людей, ни техники ему не дали. Так что спите, уважаемый, спокойно.
Лебедев услышал смех, откашлялся, хотел ответить, но не мог, перехватило дыхание.
– Чего молчите, дорогой?
– Глотаю валидол, – еле произнес Лебедев. – Вы не ошибаетесь?
– Какие вы, москвичи, нервные! Я мужчина, дорогой, зачем зря звонить буду? Мне приказали, я передал, все точно. Мы тебя в беде не оставляли и не оставим. Ты на всякий случай запиши адрес, телефон и номер машины этого беспокойного человека, – и продиктовал все данные, – русские говорят, что один в поле не воин.
Абонент, не прощаясь, отсоединился. Лебедев положил трубку и в который уже раз подумал, какая же мощная и сплоченная у них организация. Неделю назад, когда Лебедев оказался в петле, а свободный конец веревки, казалось, крепко держит подполковник Гуров, так же раздался звонок, и преподнесли на
