Камень во плоти

у лесовичка. Слизь, хранившаяся там, на несколько часов делала тебя невидимкой. Этой слизью с успехом пользовались диковинные хищные улитки – с ее помощью они добывали себе любое, самое лакомое пропитание; лесовички и дупляки придумали специально этих улиток разводить, чтобы тоже выходить на охоту невидимками. Достаточно было помазать слизью у себя под носом – процедура не слишком аппетитная, хоть слизь была и без запаха, – и средство действовало безотказно. Правда, имелись у него и неприятные последствия в виде многочасовой дурноты, а от слишком частого употребления на некоторое время даже отнимались конечности.

– Слизь-невидимка и Рапунцелева коса. – В голосе карлика наряду с завистью слышались и нотки восхищения. – Ничего не скажешь, снарядился ты хоть куда. И все равно. Прежде чем ты туда полезешь, я хотел бы узнать, где растет золотое дерево.

Но Джекоб уже натирал себе слизью верхнюю губу.

– Ну уж нет, – сказал он. – Вдруг ты опять что-нибудь утаил и меня внизу поджидают очередные твои друзья-приятели? Канат все равно двоих не выдержит, так что оставайся здесь, но если часовые поднимут тревогу, постарайся любой ценой их отвлечь, иначе не видать тебе золотого дерева как своих ушей.

И прежде чем карлик успел что-то возразить, Джекоб перемахнул через перила. Слизь сделала его невидимым, и он, перехватываясь руками по железной балке, своих рук уже не видел. Добравшись до одной из опор, он примерился и бросил канат. Тот как-то странно, угрем, извернулся в воздухе и послушно зацепился за карниз одного из малахитовых окон.

А что, если ты и вправду найдешь там Уилла, Джекоб? Даже если ты снимешь заклятие Темной Феи – он же спит! Как ты его, спящего, из крепости вынесешь? Ответа он не знал. Знал только одно: надо попытаться. А еще, что он до сих пор помнит вкус Клариных губ на своих губах.

Карабкаться по Рапунцелевой косе было одно удовольствие. Канат сам льнул к рукам, а о бездонной пропасти под собой Джекоб старался не думать. Все будет хорошо. Сталактит приближался, на глазах увеличиваясь в размерах, мощный и жилистый, как каменный мускул. Джекоб уже начинал чувствовать легкую дурноту от слизи.

Еще только несколько метров, Джекоб. Вниз не смотри. Забудь про эту бездну.

Покрепче хватаясь за туго натянутый канат, он полз дальше, покуда его незримые руки наконец-то не коснулись гладкой стены. Ноги благополучно нащупали опору на карнизе, и он замер, чтобы хоть немного отдышаться, всем телом прильнув к холодному гладкому камню. Справа и слева от него, точно две замерзшие проруби, мерцали зеленые окна.

Что теперь, Джекоб? Будешь вышибать? Чтобы вся стража сбежалась?

Он вынул из-за пояса нож Хануты и приставил острием к стеклу. Оправленные лунным камнем отверстия он заметил лишь тогда, когда из одного из них молнией выскочила змея. Лунный камень – такой же бледный, как чешуйки на брюхе гадины или как кожа ее госпожи. Джекоб и опомниться не успел, а змея уже обвила его шею. Он попытался ткнуть в нее ножом, но змеиный обруч сжимал его столь беспощадно, что пальцы сами собой выронили нож и теперь только лихорадочно теребили эту чешуйчатую удавку. Карниз ушел из-под ног, и он беспомощно повис над пропастью, как пойманная птица. Еще две змеи выползли из отверстия рядом с ним и обвили ему ноги и грудь. Он тщетно хватал ртом воздух, но продохнуть все равно не мог, – последнее, что он увидел, был золотой канат, отвязывающийся от карниза и исчезающий в черной тьме.

38. Найдешь – потеряешь

Песчаниковые стены, зарешеченная дверь. Сапог крокодиловой кожи, только что ткнувший его под ребра. Серые мундиры и красноватый туман перед глазами. Но хотя бы змей нет и дышать можно. Проклятый карлик опять его продал. Это была единственная выплывшая из тумана мысль. Где, когда, как успел? В одной из лавок, пока ты покорно ждал его, как баран?

Он хотел сесть, но руки оказались связаны, а шея болела так, что даже глотать и то было трудно.

– Это кто же тебя воскресил? Ее сестра?

Яшмовый гоил выплыл откуда-то из красной пелены.

– А я не верил фее, что ты еще жив. Выстрел-то был что надо. – Говорил он хоть и на диалекте империи, но с сильным акцентом. – Она сама велела распустить слухи, что братец твой у нее, вот ты и влип, как муха. Не повезло тебе: против змей даже слизь-невидимка не помогает. Хотя провернул ты все гораздо ловчее, чем двое ониксовых гоилов, которые вот так же в покои короля надумали пробраться. Этих вообще пришлось с городских крыш внизу соскребать.

Джекоб уперся спиной в стену и с грехом пополам сел. Камера, куда его бросили, ничем не отличалась от камер в человеческих тюрьмах: такие же решетки, такие же предсмертные каракули на стенах.

– Где мой брат? – Он настолько осип, что сам с трудом разобрал собственные слова, и его сильно мутило от слизи.

Пропустив его вопрос мимо ушей, гоил задал свой:

– Ты девчонку где оставил?

Вряд ли он имеет в виду Лису. Но от Клары-то что им нужно? Ее, выходит, Валиант не выдал, значит и впрямь питает к ней слабость.

Прикинься дурачком, Джекоб.

– Какую еще девчонку?

На это Джекоб получил такой пинок под дых, что еще долго не мог продохнуть, почти как в объятиях змей. Солдат, который пнул его, оказался женщиной. Лицо ее чем-то было Джекобу знакомо. Ну конечно, это же ее он подстрелил там, возле единорогов. Похоже, она не прочь была пнуть его еще разок. Однако яшмовый ее удержал.

– Брось, Нессер, – сказал он. – Этак мы долго с ним проваландаемся.

Про их скорпионов Джекоб был наслышан.

Первому Нессер почти с нежностью позволила погулять по своей каменной ладони, прежде чем посадить Джекобу на грудь. Скорпион был бледный, почти бесцветный, не больше его мизинца длиной, однако клешни отливали серебристым металлическим блеском.

– Для нас-то они почти безвредны, – меланхолично заметил яшмовый гоил, наблюдая, как скорпион заползает Джекобу под рубашку. – Но ваша кожа куда нежней. Еще раз спрашиваю: где девчонка?

Скорпион впился клешнями ему в грудь, словно намереваясь сожрать его заживо. Но Джекоб закусил губу и терпел, пока скорпион не вонзил в него жало. Яд жидким огнем начал растекаться под кожей, и Джекоб застонал от страха и боли.

– Где девчонка?

Гоилка выпустила ему на грудь еще трех скорпионов.

– Где девчонка?

Снова и снова один и тот же вопрос. Джекоб уже охрип от крика и больше всего на свете мечтал сейчас иметь нефритовую кожу Уилла. Что им нужно от Клары? Неужто она, как и его братец, тоже затесалась в их сказки? Еще он успел спросить себя, способен ли яд выжечь в нем хотя бы жаворонковую воду, и тут наконец потерял сознание.

Очнувшись, он так и не смог вспомнить, выдал ли гоилам то, что те хотели выпытать. Он оказался уже в другой камере, из окон был виден висячий дворец. Все тело пылало от боли, словно его ошпарили кипятком, и он не обнаружил при себе ни портупеи, ни всего остального, что имелось в карманах, за исключением золотоносного платка – его, по счастью, великодушно оставили.

По счастью, Джекоб? Какое тебе счастье от золотых талеров?

Солдаты гоилов славились своей неподкупностью.

Кое-как он встал на колени. От соседней камеры его отделяла только решетка, и едва он глянул сквозь прутья, как даже про боль позабыл.

Уилл.

Упершись плечом в стену, Джекоб с трудом поднялся на ноги. Брат лежал неподвижно, как мертвец, – но он дышал! На лбу и щеках все еще виднелись последние островки человеческой кожи. Красная Фея сдержала слово: она остановила время.

В тюремном коридоре послышались приближающиеся шаги. Джекоб отпрянул. В камеру к Уиллу вошел