– Эй-эй, полегче! – буркнул он. Его лицо было испещрено шрамами, а левое ухо раскромсано в клочья. В холодных краях, откуда он родом, духов вроде него нередко напускали на неприятеля в войнах. – Ну так и быть. Каковы будут ваши распоряжения, мой новый мэтр? – прожужжал он. – Как обычно? Золото? Власть? Растоптанные, словно мухи, враги у ваших ног?
Стекло бутылки было таким холодным, что у Джекоба занемели руки.
– Отдай ее мне! – Бутылочный джинн склонился так низко, что его стеклянные волосы защекотали Джекобу ключицы. – Отдай мне бутылку, и я принесу тебе все, что ты пожелаешь. Но если ты оставишь ее себе, я буду день и ночь ждать случая, чтобы тебя прикончить. Слишком уж долго я не видал ничего, кроме коричневого стекла, и твои крики развеют тишину, от которой мне до сих пор закладывает уши.
Мысль об этом вызвала на его лукавой физиономии восторженную улыбку. Бутылочные джинны славились своим красноречием и болтали почти так же охотно, как убивали.
– Ты получишь свою бутылку! – крикнул Джекоб. От пепельной кожи так разило серой, что его едва не вырвало. – В обмен на каплю твоей крови.
Зубы, обнаженные джинном, были такими же серыми, как и его тело.
– Моей крови? – В его ухмылке сквозило нескрываемое злорадство. – Да тебе никак грозит смерть? От яда? От болезни? Или, может, от проклятия?
– Не твое дело! – отрезал Джекоб. – Ну что, идет, или как?
Ухмылка сделалась кровожадной. Едва завладев бутылкой, джинны первым делом обычно откусывали человеку голову. Джекоб был наслышан о двух охотниках за сокровищами, которые подобным образом завершили свои дни. У бутылочных джиннов очень мощные челюсти.
Джинн протянул ему руку.
– Идет.
Даже его мизинец оказался длиннее, чем вся человеческая рука.
Джекоб крепко сжал бутылку в кулаке, хотя стекло обжигало ему кожу:
– Ну уж нет. Сначала кровь.
Джинн оскалил зубы и издевательски склонился к нему:
– Почему бы тебе не добыть ее самому?
Джекоб только того и ждал.
Он ухватился за один из стеклянных волосков и стал по нему карабкаться. Джинн попытался его схватить, но прежде, чем он успел это сделать, Джекоб засунул ему бутылку глубоко в ноздрю. Дух взвыл и попробовал вытянуть ее своими грубыми пальцами.
Он вспрыгнул ему на плечо и рассек ножом раскромсанную ушную мочку. Оттуда брызнула черная кровь. Джекоб натер себе ею кожу, а джинн в это время все еще безуспешно пытался выудить бутылку из ноздри. Он так пыхтел и стонал, что в воздухе звенели льдинки. Джекоб спрыгнул с его плеча. Упав на шероховатые плиты, он едва не переломал себе ноги.
Над ним разлетелась на кусочки крыша часовни – джинн от ярости уперся в нее своею зубчатой спиной. Джекоб шмыгнул к двери.
Он помчался к высоким елям, росшим позади часовни, но найти защиту под их ветвями не успел, его подхватили ледяные пальцы и подняли высоко в воздух. Джекоб почувствовал, как под ними треснуло его ребро. Опасное средство – кровь джинна.
– А ну, вытаскивай обратно!
Дух сжал его еще крепче, и Джекоб взревел от боли. Огромные пальцы подняли его вверх, пока он не дотянулся рукой до ноздри.
– Если ты уронишь бутылку, – прохрипел джинн, – у меня еще будет предостаточно времени, чтобы переломать тебе все кости!
В этом сомневаться не приходилось. Но джинн прикончит его и в том случае, если получит бутылку назад.
Пальцы Джекоба нащупали горлышко бутылки и сомкнулись вокруг ледяного стекла.
– Вы… ни… май! – Голос джинна источал холодную жажду убийства.
Джекобу спешить было некуда. В конце концов, может статься, это последние минуты его жизни. Наверху, на холме, виднелась башня, взмывавшая над руинами в темное небо, а под нею куница объедала свежие почки с дерева. Пришла весна.
Еще один разок.
Он вытянул бутылку из ноздри и метнул ее так сильно, как только мог, в купол часовни.
Крик ярости, исторгнутый джинном, заставил куницу оцепенеть. Серые пальцы так крепко смяли тело Джекоба, что ему показалось, будто он слышит треск своих переломанных костей. Но сквозь боль пробивался звон разбитого стекла. Огромные пальцы разжались – и Джекоб упал.
Падать было очень высоко.
От удара перехватило дыхание, и тут над ним взорвалось тело джинна, как если бы кто-то начинил его динамитом. Серая плоть разлетелась мириадами клочьев. Словно каскады грязного снега, обрушивались они на Джекоба, а он лежал тут же и слизывал с губ черную кровь. На вкус она была сладковатой и обжигала язык.
Он получил то, что хотел.
И остался жив.
5. Альма
На освещенных газовыми фонарями улицах Шванштайна уже много лет как не осталось ни одной практикующей ведьмы. Ведьмы олицетворяли собой прошлое, а обитатели Шванштайна верили в будущее. Чем вверять себя колдовству и горьким травам, они предпочитали обращаться к врачам, приехавшим из Виенны. Лишь в том случае, если современная медицина оказывалась бессильной, они отправлялись в деревню к востоку от дворцового холма.
Дом Альмы Шпицвег стоял в двух шагах от кладбища, но, несмотря на его близость, она всячески старалась отсрочить прибытие туда своих пациентов. Официально у нее был обычный врачебный кабинет. Альма врачевала раны и переломы так же, как и городские лекари. Иной раз даже прописывала те же самые таблетки. Скотину и гномов она лечила с неменьшим тщанием, чем людей. Ее одежда меняла цвета смотря по погоде, а зрачки были такими же узкими, как у ее кошки.
Дверь в Альмин кабинет была еще на замке, когда Джекоб постучал с черного входа. Ему пришлось долго ждать, прежде чем она открыла. Было видно, что у нее выдалась тяжелая ночь, но при виде его она посветлела лицом. В этот рассветный час она выглядела в точности так, как Джекоб воображал себе в детстве ведьму, но Альму ему доводилось уже видеть с различными лицами и в разных образах.
– Нынче ночью я как раз о тебе вспоминала, – произнесла она, в то время как ее кошка, мяуча, приглашала его зайти в дом. – Там наверху, среди руин, бесчинствует острозуб, недавно он пытался утащить ребенка. Не мог бы ты с ним наконец расправиться?
Острозуб… Первое существо, встретившееся ему в Зазеркалье. У Джекоба все еще красовались рубцы на руке от его желтых зубов. Сто раз он пытался изловить хищную тварь, но острозубы – хитрюги и мастера играть в прятки.
– Я постараюсь. Обещаю.
Джекоб взял на руки урчащую кошку и последовал за Альмой в лишенную каких-либо украшений комнату, где она практиковала старую и новую медицину. Когда он снял пальто и показал черную кровь на рубашке, она лишь устало покачала головой.
– Что на этот раз? – вздохнула она. – Нет чтобы хоть раз в жизни явиться ко мне с гриппом или расстройством желудка… Я и на смертном одре буду себя винить, что не воспрепятствовала твоей учебе у Альберта Хануты.
