— Ты расскажешь ему об отце — как он жил, как умер. Наше дитя узнает меня по тебе.
Лонго вдруг захрипел, боль вернулась и волной побежала по телу. Когда она улеглась, он ощутил себя предельно уставшим, и все вокруг показалось далеким, неважным. Лонго вздохнул и закрыл глаза.
— Не покидай меня. — София стиснула его ладонь. — Ты нужен мне.
— Нет, ты… ты сильная, — прошептал Лонго. — И рядом с тобой будет Уильям.
— Но я люблю тебя.
— Я знаю. Я… — Лонго не договорил.
Он изогнулся, терзаемый новой волной боли, еще страшней и мучительней.
Когда все прошло, Лонго уже не стал бороться, не было сил. Он отпустил себя, отправился в теплое забытье. Мир ушел, растворился. Лонго лишь смог приоткрыть глаза и увидел над собою прекрасное лицо Софии.
— Спасибо тебе, — прошептал чуть слышно. — Спасибо, ты спасла меня.
Лонго замер, стараясь вдохнуть.
— Я люблю тебя, — выговорил он чуть слышно, смежил веки и ощутил теплую мглу, подступавшую стремительно, окутывавшую его, гасившую память.
Проваливаясь в нее, он расслышал голос Софии:
— Я люблю тебя, Лонго, я тоже тебя люблю.
Последним, что он почувствовал, было прикосновение ее губ.
Тело его сожгли на следующий день, после чего «Ла Фортуна» отплыла на Хиос. Море было спокойным, плавание — недолгим. Вскоре после прибытия Уильям утвердился как новый хозяин земель Лонго и поселился вместе с женой Порцией на вилле Джустиниани. Рядом с ними стала жить и жена Тристо, Мария, управлявшая хозяйством и растившая сына, Бенито.
София тоже поселилась при них. Живот ее округлялся, и вот прохладным январским вечером наступило время родов. Мария взялась быть повитухой, и Порция находилась поблизости, успокаивая роженицу. Уильям же оставался за дверью комнаты, слушал крики и беспокойно переминался с ноги на ногу.
Никогда прежде Софии не приходилось терпеть подобную боль. Схватки длились всю ночь. Она выбилась из сил, но старалась, тужилась. Наконец Мария объявила:
— Еще немного, тужься еще — уже показалась головка!
София впилась зубами в кожаный ремень, вложенный в рот, напряглась — и дитя появилось на свет. Ребенок сразу заплакал.
— Девочка! — радостно объявила Мария.
Она перевязала пуповину и подняла малышку, чтобы показать матери. Но София не смотрела. Она зажмурилась и отчаянно напряглась.
— Уильям! — крикнула Мария.
Дверь сразу распахнулась.
— Возьми ее и держи аккуратно!
Уильям принял плачущую малышку и замер, не зная, что делать.
— Ну, чего встал? Иди! Не видишь — у нас еще работа! Похоже, близнецы.
Мария снова уселась на табурет в ногах Софии.
— Уже почти, почти, — шептала Порция на ухо роженице. — Тужься еще, тужься!
Царевна стонала от боли и усталости, но старалась изо всех сил.
— Головка! Еще чуть-чуть, — призвала Мария, София поднатужилась — и с жалобным криком на свет явилось второе дитя.
— Мальчик! — восхищенно воскликнула Мария. — Это же мальчик!
София улыбнулась. Измученная схватками и потугами, вымотанная донельзя, она была счастлива, как никогда в жизни.
— Дай их мне, я хочу подержать.
Мария осторожно уложила плачущее дитя ей на руки. София покачала его, и мальчик успокоился. Она шепнула ему:
— Здравствуй, маленький Лонго.
В комнату вступил Уильям, и на другую руку Софии положили девочку.
— Здравствуй, моя красавица София! — Царевна поцеловала ее в лоб.
— Они прекрасны, — признала Порция.
— Целых двое, — сказал Уильям. — Лонго бы гордился.
Глаза Софии заполнились слезами. Она кивнула, не в силах говорить и не находя слов.
— Полагаю, теперь они — наследники империи, — заметил Уильям. — Последние римляне.
— Нет, они всего лишь мои дети. Не больше и не меньше — просто дети.
— Хватит болтать, — сварливо вмешалась Мария. — Ну-ка все вон, оставьте ее в покое. Ей надо отдыхать.
Она выпроводила хозяина за дверь, осторожно взяла младенца Лонго, а Порция забрала маленькую Софию.
— Мы присмотрим за ними, — сказала Мария Софии-старшей. — А ты спи, тебе надо набраться сил. Их много понадобится, прокормить сразу двоих.
Они удалились, и София осталась одна, но заснуть, переполненная счастьем, не могла. Улыбаясь, она прошептала:
— Спасибо тебе, Лонго. Спасибо.
Мехмед правил тридцать лет. Он остался в истории как Мехмед Фатих, Мехмед Завоеватель. Сын Баязид наследовал ему, но Гульбехар так и не стала валиде-султан и умерла, не увидев сына. Ситт-хатун провела остаток дней в изгнании, вдали от двора.
Тело императора Константина так и не нашли. После его смерти императором Рима стал Дмитрий, но его правление было недолгим. Спустя два года после падения Константинополя его столица, Мистра, была захвачена турками, а Дмитрий — казнен.
Геннадий носил патриаршую митру восемь лет. Его выпускали из кельи лишь на церковную службу. Он так и не покинул церковь Христа Спасителя.
Уильям же благополучно хозяйствовал на Хиосе и преуспел. В свое время он отправился на войну в Испанию, и рядом с ним сражались сыновья Тристо и Лонго. А дочь Софии, София, стала царицей. Но это совсем другая история.
София-старшая дожила до глубокой старости. В 1497 году она, взяв с собою пепел Лонго, вернулась в Константинополь и месяцем позже умерла. Ее и прах Лонго захоронили у городских стен, в церкви Пресвятой Девы у животворящего источника, Зоодохос Пиги. Их надгробный камень украсили простые слова: «Здесь лежат двое римлян».
ПОЯСНЕНИЕ АВТОРА
Главные события и действующие лица «Осады» реальны. Настоящий Лонго был генуэзский дворянин и кондотьер; избранный императором Константином, он возглавил оборону города. Его противник, молодой султан Мехмед, был в самом деле лишен трона в детстве и мечтал самоутвердиться, завоевав город городов, Царьград, кизил елма — красное яблоко, как называли его турки. Выведенные в книге Константин, Нотар, София, Геннадий, Далмат, Улу, Ситт-хатун и Гульбехар имеют реальных прототипов. Целиком вымышлены только Уильям, Иса и Тристо, но все они вполне могли существовать. Пленные англичане иногда продавались на рынках Константинополя. Будучи землевладельцем и кондотьером, Лонго нуждался в помощниках вроде Тристо. Отравители, подобные Исе, изобиловали в мусульманском мире, где искусство
