завещании, т. е. они не облагаются налогом и реализовать их можно в любой момент. Похоже, бабушка тоже считала, что деньги могут понадобиться внезапно и лучше быть готовой ко всему. И вообще, если она назначена хранительницей, то хотелось бы выяснить — чего именно!
Сидя в самолете, Мири пыталась привести мысли в порядок, но они расползались бешеными зигзагами, и в конце каждого маячил здоровенный вопросительный знак. Каким образом общество под названием «Мудрость Сиона» может охотиться за медальоном, полученным от немецкого аристократа? Может, они не знают, что дети обменялись амулетами, и ищут тот, что савта отдала мальчику Клаусу? Н-е- ет, минуточку! Питер Кернер ясно сказал: золотой медальон. И, кстати, что он там прислал? Мири зашарила в сумке, вытащила папку и, найдя нужный лист, уставилась на черно-белое изображение. Ну, тут нет никаких сомнений — это тот самый медальон, который савта вручила ей перед смертью. Значит, «Мудрость Сиона» ищет именно его. Может, они все же не знают о подмене? То есть, опираясь на найденный у рабби документ, думают, что этот медальон и есть тот — изначальный? Что-то голова идет кругом. Собственно, для нее безразлично, кто и где напутал, главное — убедить этих господ, что она, Мириам, совершенно ни при чем, ничего не знает, не ищет и не хочет.
За время недолгого перелета Мири успела прочитать кучу надерганных из Интернета материалов, после чего голова у нее пошла кругом окончательно.
Данные об Исааке Лурии, легенда о Тавернье, который получил некий камень в подарок от индийского раджи за то, что спас раджу на охоте. Рукопись под названием «Лабиринт Иерихона», в которой кто-то подробно рассказывал о структуре и принципах постройки древнего города. Слова бабушки о том, что медальон — это ключ от какого-то города, где хранится счастье человеческое. Мешанина исторических данных и легенд, из которых не понятно ровным счетом ничего.
Фрау Легерлихт любезно согласилась принять Мири, хоть и не скрывала удивления от неожиданного визита девушки. Старушка обитала в солидном доме времен империи в одном из тихих и зеленых кварталов Вены. Мири оглядела небольшую гостиную и решила, что квартира, пусть и невелика, но в хорошем состоянии: прекрасная лепнина на потолке, качественная мебель, вон тот буфет — явно старинный, да и горка в углу полна изысканного старинного фарфора. Вся обстановка чудесно подходила хозяйке квартиры. Пожилая дама смотрелась хрупкой фарфоровой статуэткой, помещенной среди антикварных вещей.
Фрау Легерлихт предложила приготовить кофе и поставила на стол вазочку с печеньем. Мири, не дожидаясь вопросов, изложила придуманную историю про письмо, оставленное бабушкой в сейфе. Якобы она просила передать кое-что на память друзьям, после чего вручила фрау Легерлихт натюрморт. Пожилая леди выглядела несколько удивленной, но высказала подобающую случаю благодарность. Мири осторожно намекнула, что полотно в случае надобности можно продать за неплохие деньги; вот документы, и если обратиться к экспертам… Фрау сдержанно улыбнулась и перевела разговор на другую тему.
После обмена светскими репликами Мири перешла к интересующему ее вопросу:
— Знаете, в бумагах у савты я нашла любопытный документ, — она предъявила лист с генеалогическим древом.
— Да-да, я помню это древо. Ваша бабушка получила его от меня. Она увидела как-то оригинал и попросила копию. — Фрау осторожно встала и направилась к дверям в дальнем конце гостиной. Массивные дубовые двери распахнулись неожиданно легко, и с уст Мири сорвался возглас удивления. Кабинет оказался больше гостиной. Высокие потолки вплотную подпирались солидными книжными шкафами. Подле окна нашлось бюро и кресло розового дерева. Фрау опустилась в кресло, поставила ноги на скамеечку и указала Мири на стену напротив. Единственную не занятую шкафами часть стены от потолка почти до пола покрывали рамки. Здесь были и старинные документы, и фотографии, и несколько картин. Мириам с любопытством разглядывала черно-белые снимки усатых господ, которые могли похвастаться военной выправкой и живописными мундирами. Им соответствовали дамы с высокими прическами и пышными юбками. Среди более современных цветных фотографий Мири с удивлением узрела собственную счастливую рожицу под академической шапочкой: снимок сделан в день окончания университета.
— Обещайте прислать мне вашу свадебную фотографию, милая, — сказала старушка, с нежностью глядя на теснившихся рядом предков и потомков.
— Если выйду замуж, то непременно, — отозвалась Мири и сама мимоходом удивилась этому «если».
— Скажите, фрау Легерлихт, а когда было нарисовано… создано это древо?
— Давно. Еще до Второй мировой войны. Многие понимали, что времена наступают смутные, и хотелось как-то сохранить память… Его составил по архивным документам мой отец.
— Хорошо, что у бабушки оказалась копия, написанная на современном языке. Этот готический шрифт очень красив, но его очень трудно читать, — заметила Мири, разглядывая висевший на стене оригинал.
— Да-да, тут я согласна. Копию сделал герр Рольф, как раз для удобства.
— А кто такой герр Рольф?
— Этот господин пришел ко мне несколько лет назад. Он историк, служит в каком-то из берлинских музеев. — Фрау заколебалась было, но потом все же продолжила: — Мне показалось, что он несколько… что слишком много внимания он уделяет славному прошлому германского народа. Впрочем, история всегда повторяется и, говорят, такие взгляды опять в моде.
— Теория превосходства арийской расы? — насмешливо спросила Мири. Фрау промолчала, и девушка сочла нужным добавить: — Я, к сожалению, не знаю своего отца… но моя мама еврейка, а этот народ известен тем, что возводит собственную избранность в принцип исторического факта и кладет его же в основу религии и мировоззрения, так что не мне судить… Просто я считаю, что каждому надо воздавать по делам его, а не по наследию предков. И уж тем более не по крови.
Фрау улыбнулась, как показалось Мири, несколько снисходительно, и продолжила рассказ:
— Так вот, герр Рольф интересовался историей нашего рода, особенно истоками и периодом двадцатого века.
— А что там с истоками? — спросила Мири, склонив голову и разглядывая неудобочитаемую готическую вязь. — Короли, герцоги?
— Мы в родстве с Габсбургами, — гордо сказала фрау Легерлихт. — Той ветвью, что дала короля Рудольфа Второго. Он правил Священной Римской империей во второй половине шестнадцатого — начале семнадцатого века.
— Э-э… — показывать свою историческую дремучесть не хотелось, но Мири все же переспросила: — Римской империей? Разве к шестнадцатому веку она уже не того…
Старушка улыбнулась снисходительно:
— Конечно, это всего лишь громкое название, призванное подчеркнуть преемственность, традиции и прочие полезные для государства вещи. Фактически это были германские земли, Венгрия, Чехия, Австрия.
— Ага, понятно!
— Так вот у короля Рудольфа было пять братьев, от одного из них и идет наш род.
— Это круто, — заметила Мири. — И знаете, обидно, что в двадцатом веке многие ветви закончились. Люди не оставили потомков.
— Это было непростое время, — вздохнула фрау Легерлихт. — Две войны за один век. Многие погибли, кто-то остался бездетным, кто-то не рискнул рожать больше одного ребенка. У меня самой только одна дочь и один внук… Зато правнуков — четверо, — она с улыбкой взглянула на фото, где толпились вокруг праздничного стола члены ее семьи.
— Да… А вот смотрите, здесь тоже было четверо детей, еще до Второй мировой: три девочки и мальчик. Их отец Пауль постарался. А их дядя — Карл фон Райнц — умер бездетным. Братья — а такие разные.
— Они жили в Моравии, — сказала фрау Легерлихт задумчиво. — Я знаю, потому что Карл приходил в наш дом, когда они с Клаусом перебрались в Прагу.
— У него был сын?
— Нет, нет, я говорю о племяннике, потому что Карл фон Райнц взял его на воспитание. Как я понимаю, семья Клауса жила небогато, и они не могли дать детям подобающее образование. Для девочек это было не так уж важно тогда, но вот у мальчика не было бы будущего… И Карл взял племянника на
